Ознакомительная версия.
– Что, Семеныч, есть такое дело? – крикнул с порога понятливый Белкин.
– Есть.
– Пойдем, приятель, – Белкин крепко ухватил деморализованного Димона повыше локтя и увлек в квартиру.
Димон не сопротивлялся, но глаза малодушно закрыл. К счастью, Белкин привел его не в комнату, а в кухню. Тут Димон еще не был, поэтому не без интереса осмотрелся. Интересовало его главным образом одно: нет ли в пищеблоке еще каких-нибудь убиенных граждан и гражданок. Их там не было, и Димон в относительном спокойствии сел на табурет – дожидаться приезда опергруппы.
Серьезные деловитые мужчины наводнили квартиру минут через двадцать. За это время Димон успел три раза рассказать свою историю скучающему Белкину и отшлифовал рассказ, как театральный монолог. Лысоватый мужик из числа вновь прибывших уединился с ним на кухне, отпустив с миром Белкина, и с готовностью принял на себя роль публики. В первый раз он выслушал Димона, не перебивая, и попросил повторить сказанное на бис. Тот повторил, попутно отвечая на вопросы. Лысоватый слушал и кивал, так что Димон приободрился и начал всерьез надеяться, что все обойдется.
Как бы не так!
– Давайте, гражданин Касаточкин Дмитрий Иванович, подытожим сказанное вами, – задушевно предложил лысоватый. – Итак, вы вошли в эту квартиру с целью предложить ее обитателям полистать каталог одежды. Однако заняться этим милым делом было некому. Вы увидели два мертвых тела, мужское и женское. Смуглый мужчина в белой рубашке и черных брюках лежал на залитом кровью ковре, и в груди его торчал кинжал. Красивая молодая женщина в пальто с капюшоном лежала тоже, там же, так же, но без кинжала. Так?
– Так! – кивнул Димон, радуясь достигнутому взаимопониманию.
– Не так! – тихо, душевно, с сожалением возразил лысоватый. – У нас тут не два трупа, а всего один. Он, правда, смуглый и мужского пола, но не в брюках и рубашке, а в спортивном костюме, и убит не кинжалом, а ударом тяжелого тупого предмета по голове.
– Кажется, я адресом ошибся! – глупо пробормотал Димон и привстал с табурета, словно собираясь бежать, искать в окрестностях квартиру с двумя трупами, подходящими под его описание.
– Сидеть! – крикнул лысоватый. – Удар по голове жертвы нанесен толстым журналом в самодельной фанерной обложке.
Димон рухнул на табурет. Крепкую фанерку к каталогу «Гюнтер» он приспособил самолично, чтобы журнал не мялся и не терял форму. Лысоватый печально посмотрел на Димона и снова заговорил тихо, ласково:
– А теперь, Дмитрий Иванович, расскажите честно, как и почему вы убили гражданина Ашота Гамлетовича Полуянца?
Тортик был чудесный: бисквитные коржи в меру пропитаны ликером, сливки взбиты в крепкую пышную пену, фрукты в прослойке восхитительно свежи.
– У-м-м-м! – промычала я, облизывая пальцы после второго куска и уже косясь на третий.
– Тебе ш рожовым шветощком или ш беленьким? – с набитым ртом прошамкала Трошкина, в очередной раз занося нож над ополовиненным тортом.
Я задумалась, обстоятельно сравнивая достоинства розового и беленького цветочков, и немного замешкалась с ответом, поэтому Алка рассудила по-своему:
– И ш тем, и ш другим!
С этими словами подружка старательно выпилила из торта кусочек в форме большой буквы «г» – эта загогулина позволила захватить сразу два розана.
– Спасибо, дорогая! – с признательностью сказала я, принимая сладкий кус. – И за тортик, и вообще!
– Пользуйся моей добротой! – важно ответствовала Трошкина и отхватила себе немалый ломоть сразу с тремя цветочками.
– Чин-чин!
Мы звонко чокнулись серебряными ложечками и уже приготовились погрузить их в нежную бисквитную плоть тортика, когда в прихожей запел звонок.
– Кто это так некстати? – заволновалась Алка, покосившись на торт, которого осталось уже не так много, чтобы с кем-то делиться.
Она положила ложечку и убежала в прихожую. Я услышала щелчок замка, а потом умиленный голос подружки:
– Ой, кто это к нам пришел, такой миленький, хорошенький, ушастенький!
– Чебурашка, что ли? – вслух задумалась я.
– Сама ты Чебурашка! – ответил, входя в кухню, Денис Кулебякин – мой любимый эксперт-криминалист.
– Миленький, ты вроде не такой уж ушастенький? – удивилась я.
Тут из-под ног Дениса в кухню прошмыгнул, спасаясь от Алкиных слюнявых нежностей, бассет-хаунд Барклай. При виде высящихся на столе руин торта и пес, и его хозяин сделали стойку.
– Что празднуем?
Денис потер руки и всем своим видом дал понять, что готов разделить наше веселье независимо от его повода.
– Празднуем Инкину амнистию! – брякнула Трошкина.
Я посмотрела на нее большими и пугающе горящими глазами собачки из сказки «Огниво», и Алка осеклась – с опозданием смекнула, что сказала что-то не то.
– Меня сегодня пораньше отпустили с работы, чем не амнистия? – выкручиваясь, соврала я.
– И это все? – не поверил Денис, проявляя профессиональное недоверие к свидетельским показаниям.
– Нет, это не все! Еще я сегодня очень удачно упала, ты пощупай, какая шишка! – напрашиваясь на сочувствие, я подставила милому свой припухший затылок.
Он послушно пощупал шишку и удивился:
– И это ты называешь – удачно упала?
– Конечно! Кто упал неудачно, те в травматологии лежат, – беспечно ответила я.
– А ты не только не лежишь, но даже не сидишь! – с намеком подмигнула мне Алка.
Ее так и тянуло проболтаться Денису о наших полукриминальных приключениях, но этого нельзя было делать. Если Кулебякину рассказать, как мы незваными-непрошеными ходили в гости к предполагаемому покойнику Ашоту Гамлетовичу Полуянцу, он переполошится, начнет выяснять, что к чему, разовьет бурную деятельность, а нас с Трошкиной на все время выяснения и развития посадит под замок. И хорошо еще, если дело ограничится только домашним арестом!
– Что значит – ты не сидишь? – Денис уцепился за Алкины глупые слова и уставился на меня с удвоенным подозрением.
Я тут же приподнялась с мягкого табурета и демонстративно зависла задом над его поверхностью, как вертолет над палубой авианосца:
– Не сижу, потому что мне сидеть больно! Я сегодня, когда упала, не только затылком, но еще и копчиком ударилась!
– Дай пощупать! – чрезвычайно оживился милый.
– Позже, – пообещала я.
Это заставило Дениса забыть о всяческих подозрениях.
– А кто хочет тортика? – светски спросила Алка, круто меняя тему.
Я тихо вздохнула. Тема поедания торта, конечно, была лучше темы наших вечерних похождений, но я бы предпочла поговорить о погоде, о природе, даже о футболе! Ужасно не хотелось делиться тортиком с такими знатными обжорами, как капитан Кулебякин и его верный пес.
– Я!
– Гау! – в один голос гаркнули обжоры.
– По одному маленькому кусочку, – предупредила Трошкина, выкраивая для незваных гостей пару весьма умеренных порций.
И она жалостливо добавила:
– Соседские детишки очень просили нас оставить им хоть немного лакомства.
– Детишек обижать нельзя! – поддакнула я и вытянула из-под локтя Дениса коробку с остатками тортика.
Алка быстро спрятала короб в холодильник, мы с ней заговорщицки перемигнулись и повеселели. Если вдуматься, Трошкина не соврала: мы с ней живем поблизости, и обе еще очень-очень юны душой, так что вполне сойдем за соседских крошек, страстно жаждущих лакомства.
Денис и Барклай мигом слопали угощение и в четыре глаза уставились на закрытую дверцу холодильника.
– Ну, с чем пожаловали? – отвлекая внимание Дениса от морозильного агрегата, спросила Трошкина.
Это прозвучало так, словно Алка интересовалась, принес ли он что-нибудь к чаю. Денис, вероятно, так ее и понял, потому что вопросительно глянул на Барклая. Тот сокрушенно тряхнул ушастой головой.
– Извиняюсь, что с пустыми руками, но мы вообще-то не в гости шли, – слегка сердито сказал Денис. – Мы вот эту деятельницу искали!
И он положил тяжелую руку на мое плечо.
– У тебя есть право хранить молчание и требовать адвоката! – быстро подсказала Алка.
– Я сама разберусь, без адвоката, – ответила я, стряхнув руку капитана Кулебякина.
После чего уперла собственные руки в бока и с вызовом спросила:
– В чем дело? Какие у тебя ко мне претензии?
– Гау! – укоризненно сказал Барклай, откровенно не одобряя взятый мной тон.
– А ты полегче! – предупредила я пса. – Я ведь тоже могу облаять!
– Спокойно, Барклаха, я сам разберусь! – сказал Денис, буравя меня острым взглядом.
– Вот и хорошо, разбирайтесь сами! – обрадовалась Трошкина. – Тет на тет! А мы с Баркласиком пока в комнату пойдем, посмотрим кино про собачку Бетховена.
– Гау! – с нескрываемым отвращением сказал бассет.
Ознакомительная версия.
