Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

— Надо же, именно тринадцать, чертова дюжина. — взволнованно сказал Янек. — Ни в жизнь милиции не разобраться. Иоанна, вся надежда на тебя! Ведь ты уже нашла убийцу. Помнишь, ты сказала, что знаешь, кто он?

Разумеется, я знала, кто был преступником в придуманном мною детективе, но не назвала его тогда, а теперь и вовсе не назову. Я уже стала испытывать какой-то суеверный страх перед мощью собственной фантазии. Невольно подумалось: может быть, именно публично разглашая свои неуместные фантазии, я тем самым подтолкнула кого-то к претворению их в жизнь? Может, кто-то еще до меня вынашивал преступные планы покончить с Тадеушем, да только не знал, как их осуществить? Я подсказала, поощрила, спровоцировала, наконец?! Кто знает, не раструби я о своей идиотской выдумке, может, никакого преступления и не было бы?

Неизвестно, каково будет заключение следственных органов относительно моей роли в этой истории, но лично я не снимала с себя вины. Ведь еще совсем недавно Тадеуш, живой и невредимый, стоял вот в этой комнате, сердился на нас, крутил пальцем у виска, давая понять, что все мы тут не в своем уме, а теперь бездыханный лежит в конференц-зале… Зверски задушенный кем-то из тех, кто только что радостно включился в развернутую мной глупейшую мистификацию и внес в нее свои коррективы. Кто-то из нас, из этих вот симпатичных, остроумных людей, так хорошо мне известных… Кто же?!

Я глядела на Янека, Лешека и Януша, азартно споривших о различных методах душения человека, и никого из них не могла представить в роли преступника. Нет, нет, из них никто не смог бы этого сделать! Значит, кто-то из другого отдела. Начинала перебирать одного за другим и чувствовала, что сойду с ума. Не могу сидеть в бездействии, как памятник на постаменте, и ждать, чтобы кто-то сделал это за меня, ведь я, а не кто-то другой, спровоцировала убийство коллеги. Сделанного не воротишь, но по крайней мере теперь я просто обязана распутать дело. Просто обязана обнаружить убийцу. Он где-то рядом, он мне хорошо знаком, и я его вычислю!

Преисполненная желанием немедленно что-то сделать, я вскочила и вышла из комнаты, совершенно забыв о приказе следователя всем оставаться на местах.

За дверью я наткнулась на Алицию.

— Кофе хочешь? — спросила она и без всякого перехода весело добавила: — Знаешь, Каспер сошел с ума.

— Конечно хочу. Как это — сошел?

— Еще один маленький кофе! — крикнула Алиция, повернувшись к каморке-кухне, и продолжала: — Сама не понимаю. Сначала я было подумала, что он выпивши, но нет, абсолютно трезвый. Представляешь, он отказывается давать показания!

Это было чрезвычайно интересно!

— Ты серьезно? Ну, говори же!

— Наверное, и ты заметила, он все время сидел молча. А тут этот тип из милиции задает ему вопрос, и Каспер, не дослушав, заявляет, что отказывается давать показания.

— А почему ты решила, что он спятил?

— А у него что-то в мозгу соскочило, знаешь, как бывает, когда пластинку заедает. Не переставая твердит одну и ту же фразу, хотя его уже никто ни о чем не спрашивает. Так ни на один вопрос и не ответил. Даже не сказал, как давно работает у нас в мастерской.

Мне сразу вспомнился Каспер, молча глядевший в: окно и куривший сигарету за сигаретой. И стало тяжело на сердце. Впоследствии мне не раз приходилось испытывать это чувство в ходе следствия, когда всплывали всё новые обстоятельства, но сейчас я испытала его в первый раз и без привычки очень тяжело пережила.

Выяснилось, что не одна я нарушила запрет милиции покидать свои рабочие места. Их покинули почти все и кочевали из комнаты в комнату. В коридорчике-секретарской не было ни Веси, ни Ядвиги, зато там сновали сотрудники милиции, производя какие-то таинственные следственные манипуляции. Представители властей сконцентрировались в конференц-зале, плотно закрыв дверь, а когда она открывалась, нам были видны фотовспышки. Взяв свой кофе, мы с Алицией уселись за стол Ядвиги, так как представители властей нам мешали меньше, чем наши коллеги.

— Скорей всего, он кого-то покрывает, — продолжала Алиция свои рассуждения, задумчиво потягивая кофе. — Или его, или ее. Но чтобы сам Каспер это сделал… нет, не думаю. В конце концов, я знаю его двадцать лет.

— Значит, ты полагаешь, что Каспер покрывает сына или Монику, сам же на убийство не способен?

— Не знаю, не знаю. Каспер на все способен, но кажется мне, в данном случае это не он…

Что бы там Алиции ни казалось, но Каспер и в самом деле был способен на все. Этот человек постоянно разрывался между трагическим несоответствием души и тела. Его телу было сорок девять лет, душе же всего двадцать. И душа часто брала верх, лишая способности трезво мыслить, заставляя совершать непродуманные поступки, а главное, пылать совершенно юношеской страстью. Но не к Тадеушу же! К Тадеушу Каспер не питал никаких особенных чувств, ни ненависти, ни особого расположения. Правда, бывало, они вместе выпивали, но ведь это не причина убивать человека!

Алиция рассказала мне о том, как давали показания сотрудники в их комнате. Можно сказать, все они несли сплошную чушь. Вместо ответа на какой-то конкретный вопрос следователя Казимеж вдруг принялся нести полную ахинею на тему о том, как в нашей мастерской пользуются телефонами. Долго никто не мог понять, к чему он ведет, потом дошло — таким окольным путем он пытался объяснить свое отсутствие на рабочем месте, так как был вынужден выйти в город, чтобы позвонить. А потом вдруг заявил, что категорически возражает против осмотра следственными властями ящиков его письменного стола. Те вовсе и не собирались этого делать, но, услышав такое заявление, капитан немедленно проявил самое горячее желание ознакомиться с содержимым вышеупомянутых ящиков и, заглянув в них вопреки демаршу Казимежа, обнаружил там семь пустых водочных бутылок, аккуратно сложенных в рядок.

Разбуженный Рышард ни с того ни с сего с оглушительным криком напустился на капитана — он, Рышард не позволит всякому дураку портить себе жизнь. Только потом выяснилось, что он имел в виду покойного Тадеуша, хотя оставалось непонятным главное — так это он прикончил Тадеуша, чтобы тот не портил ему жизнь, или все-таки не он, потому что Рышард круто поменял тему и принялся столь же громогласно кричать о другом — что бы ни происходило, а он, Рышард, все равно уедет, когда только захочет, причем с ребенком, пусть даже рушится мир! Поскольку капитан не был в курсе обстоятельств личной жизни Рышарда, он, естественно, воспринял его крики, мягко говоря, с недоумением.

Я была в курсе, но тоже не уловила связи:

— При чем тут его отъезд? Как он связан с убийством?

— Думаю, никак, — пояснила Алиция, — но отъезд уже давно стал его навязчивой идеей, и чуть что — он впадает в ярость.

Дело в том, что Рышард уже четыре года уезжал на Ближний Восток на работу по контракту, считая это своей единственной возможностью выбиться в люди. Четыре года жил он в мечтах о будущем благосостоянии, и эти миражи совершенно заслонили от него отечественную действительность. Работая в нашей проектной мастерской, он не удосужился даже приобрести орудий труда, поскольку и так вот-вот уедет, и вообще ни о чем другом ни думать, ни говорить не мог. В чудесное путешествие Рышард отправлялся с обожаемой дочкой, которая осталась с ним после развода.

— Что он голову всем морочит? — возмутилась я. — Тадеуш мешал ему уехать, что ли? Зачем строить из себя дурака и только запутывать следствие?

— Совершенно незачем, — согласилась со мной Алиция и продолжала свой рассказ.

После того как капитан с облегчением покинул их комнату, все они, как и мы в своем отделе, тоже принялись вспоминать, кто что делал. Выяснилось, что все они покидали комнату незадолго до убийства Тадеуша, кто на короткое время, кто на более длительное. Наибольшие подозрения вызвала Анка, которая свое довольно продолжительное отсутствие объясняла тем, что приводила в порядок одежду в дамском туалете. Но не уточнила, что с ее туалетом случилось, а за то время, которое она пропила там, Анка успела бы несколько раз сменить самые роскошные бальные платья. С корсетами.

Данное обстоятельство неприятно удивило меня.

— Что ты говоришь! А мы как раз признали Анку невиновной.

— Мы, в общем, тоже так считаем. А вы кого подозреваете?

— Половину наличного состава. А самое неприятное в том, что само убийство представляется нам неосуществимым. И так и так прикидывали, никак не поймем, каким образом умудрились придушить Тадеуша…

Тут к нам подошли одновременно, но с разных сторон Анка и Моника. Пришлось прервать разговор.

Только что Моника присутствовала при даче показаний Ирэной, в связи с чем преисполнилась самых мрачных предчувствий.

— Эта идиотка закусила удила и удержу не знает. Вцепилась в свою книгу записей и тычет ее всем под нос. Клянется, что в нее записан любой, кто выходил из мастерской в рабочее время. Ни на какие вопросы не отвечает, только знай книгу подсовывает.