Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

Только что Моника присутствовала при даче показаний Ирэной, в связи с чем преисполнилась самых мрачных предчувствий.

— Эта идиотка закусила удила и удержу не знает. Вцепилась в свою книгу записей и тычет ее всем под нос. Клянется, что в нее записан любой, кто выходил из мастерской в рабочее время. Ни на какие вопросы не отвечает, только знай книгу подсовывает.

— Ну, значит, Ярослав попадется. Его не было, в книжку он не записался и теперь не знает, чего держаться.

— И что это на нее накатило? Ведь всех нас подведет под монастырь. Неужели смерть Тадеуша такой удар для нее, что так злобствует?

— Ирэну не знаете? Для нее удар то, что конференц-зал использовали не по назначению. Непорядок… Там должны проводиться коллективные мероприятия, а убийство было индивидуальным…

— А будь оно массовым, она бы не переживала?

— Как ты себе это представляешь? Массовая смерть участников конференции?

— А что, самое подходящее место…

— Хотела бы я знать одну вещь… — начала было Алиция, но тут высунулся из двери чрезвычайно взволнованный Казимеж и не дал ей кончить:

— Алиция, можно тебя на минутку?

Вернулась Ядвига, пришлось освободить ее стол, мы переместились к дверям моей комнаты и оттуда принялись наблюдать за действиями милиции, число сотрудников которой сильно увеличилось. Наверное, мы им все-таки мешали, так как вид у них был недовольный, но нас они не прогоняли.

У Ядвиги были новости.

— Прокурор приехал, — громко прошептала она. — Сейчас разделывает Зенона. Молодой и жутко красивый. А вот и он!

Моника, Анка и я живо повернулись к кабинету начальства, откуда в коридор вышла группа представителей следственных органов. Слово «прокурор» само по себе действует интригующе на всякого простого смертного, но тут… Взглянули мы на прокурора, и в глазах у нас потемнело.

Группа представителей следственных органов состояла из трех человек. Рядом с поручиком в форме и известным нам капитаном вышел еще один — высокий, стройный, черный и с голубыми глазами! На нем были черные брюки и черная рубашка. Ничего специфически прокурорского я в нем не заметила, никакой особой агрессивности, зато красота совершенно особая! Что-то неуловимо асимметричное в лице придавало ему ни чем не сравнимое выражение, нейтрализуя мягкость и делая это красивое лицо волевым, мужественным. Голубоватые тени, оставшиеся после бритья, только подчеркивали это выражение.

Мы втроем стояли напротив них, как на выставке, и очень хорошо смотрелись. У всех троих прически оказались в порядке, все три, несомненно, женщины интересные, а главное, каждая на свой лад. Моника — красавица брюнетка, темпераментная и в теле. Анка — стройная зеленоглазая блондинка. И я — нечто среднее между ними, но тоже ничего себе. Прокурор глянул, и, хотя на его лице ничего не отразилось, в глазах мелькнула хорошо мне знакомая искорка. Никакого сомнения, стопроцентный мужчина!

— О, холера, — восхищенно вырвалось у Моники.

Заглянув на минуту в конференц-зал, трое мужчин направились в последнюю комнату, сейчас пустую, потому что Моника стояла с нами, а Ольгерд сидел в кабинете начальства. Мы не сводили глаз с захлопнувшейся за ними двери, потрясенные красотой прокурора.

— Ну как? — торжествовала Ядвига. — А что я говорила?

Анка ограничилась неопределенным «ну и ну», что можно было понимать двояко. Я ничего не сказала, находясь под сильным впечатлением от увиденного и глядя на захлопнувшуюся за ними дверь. Неожиданно мне в голову пришла светлая мысль. Покинув подруг, я направилась в туалет.

На каждой работе есть свои маленькие тайны. Была такая и на нашей. В помещении дамского туалета возле умывальника было такое место, где отчетливо слышался любой звук в соседнем помещении — резиденции главного бухгалтера. Правда, для этого надо было присесть на корточки, а еще лучше встать на четвереньки. Это секрет мы с Алицией открыли случайно, когда у неё рассыпались бусы и мы ползали по полу уборной, собирая бусинки. Сейчас я потихоньку пробралась в это малопривлекательное место и замерла там в малопривлекательной позе.

Докладывал капитан, я узнала его по голосу. Он коротко ознакомил слушателей с обстоятельствами, при которых было совершено преступление, и с топографией нашей конторы. И сразу же выяснилась до сих пор совершенно непонятная для меня вещь. Оказалось, Тадеуша оглушили сзади каким-то твердым предметом, потом осторожно, аккуратно положили на пол и уже там додушили несчастного пояском от женского рабочего халата. Твердым предметом оказался наш служебный дырокол. И он же был единственным предметом в конференц-зале, на котором не обнаружилось никаких отпечатков пальцев.

— Врач предполагает, что удар был совсем легким, кость не задета, рана очень поверхностная. Видимо, пострадавший только потерял сознание. Обратите внимание на тот факт, что по каким-то причинам убийца постарался обставить дело таким образом, чтобы убийство в точности соответствовало всем деталям предсказания…

Я замерла на четвереньках под раковиной умывальника, мурашки пробежали по коже. Ведь из того, что он говорит, следует неопровержимо — я самая подозрительная. Теперь это стало ясно мне самой. Поскольку однако, за стеной продолжалась очень интересная беседа, я загнала пока эти неприятные мысли в дальний угол сознания и напряженно прислушалась.

— …а кто пользовался им последний?

— Пока не знаю, это еще предстоит проверить.

Я от всей души посочувствовала следствию — в нашем коллективе выяснить, кто последним пользовался дыроколом… Установление этого обстоятельства может затянуться до Страшного суда. Ведь даже в нормальных условиях, сама не знаю почему, никто из нас не желал признаваться в пользовании ни одной из самых необходимых в работе вещей, теперь же, когда совершено преступление, все наверняка отопрутся, как пить дать!

Капитан же продолжал отчет, и в числе прочих интересных вещей я услышала вот такую:

— У погибшего обнаружены следующие предметы (следовал довольно длинный перечень предметов) и вот это…

Тут в комнате главбуха установилась тишина, а потом кто-то из присутствующих протяжно присвистнул. Как жаль, что я только слышу, но не вижу! Что у них там, господи боже мой! Что они такое обнаружили при покойнике?

Они еще помолчали, видимо потрясенные, а затем один из тех двоих произнес:

— Интересно… Очень интересно! Второй поддержал:

— Надо как следует изучить. Это очень может пригодиться при расследовании.

Я чуть с ума не сошла в своем закутке. Не знаю, что бы я дала, чтобы только краешком глаза заглянуть в соседнюю комнату! Но поскольку это было невозможно, мне оставалось только слушать дальше, что я и сделала. Какие, оказывается, мы умные, особенно Марек. Вот сейчас все три следователя оживленно обсуждают ту же проблему, над которой мы ломали голову, — «почему именно Столярек», вот они высказывают предположение о возможной ошибке, вот приходят к выводу, что надо проверить, не пытается ли кто из моих коллег нарочно направить подозрение на меня. Потом следственная группа поставила под сомнение психическое состояние сотрудников нашей мастерской — ничего удивительного, если люди ведут себя по-идиотски. Тут капитан очень кстати рассказал своим коллегам о картине Лешека и настоятельно советовал каждому лично с ней познакомиться.

У меня затекли ноги и шея, но не могла же я покинуть свой пост, если есть возможность узнать столько интересного! Вот капитан делится с коллегами своими подозрениями относительно Ярослава, который явно что-то крутит — то он был на работе, то его не было. Наконец прокурор, голос которого я уже научилась различать, сказал:

— Что ж, придется пойти на некоторое нарушение формальностей. Начинаем немедленно снимать показания. Если выпустим их отсюда — все, пропало дело, ничего не добьемся от этих людей. Займем кабинет их заведующего и конференц-зал, как только вынесут тело.

Пришлось быстренько покинуть мой укромный уголок и присоединиться к остальным. Так я и не узнала, какую интересную вещь они нашли.

В соседней комнате царила оживленная атмосфера. Там собралось много наших. В непринужденной беседе они обсуждали ход следствия и, перебивая друг друга, припоминали всевозможные методы поимки преступников.

Алиция предложила привести в помещение осла с брюхом, вымазанным грязью, чтобы применить известный арабский метод.

— Зачем тебе еще ослы? — возразил Казимеж. — Мало их тут?

— Да нет, не мало, но ведь ни один не позволит вымазать себе брюхо грязью.

В таком же духе высказывались и другие предложения, интересные, ничего не скажу, но не очень практичные. Збигнев обратился ко мне:

— Пани Иоанна, хочу попросить у вас прощения.

— За что?

— Я наговорил вам грубостей. Извините меня, нервы…