Он экспансивно тараторил, прижимая крупное, покрытое умеренной жировой прослойкой тело шефа ко впалой груди под гавайкой, и едва не прослезился.
Мне тоже впору заплакать. Счастье, что я дочь! Сын, узнав, что его родной ботинок лабал на басу, разогревая «Ласковый май», должен был сразу пойти в туалет и застрелиться!
Моих сил хватило только слабовольно промямлить:
— А почему удручающе?
Алик мгновенно обернулся ледяным изваянием, обпрезирал меня через весь длинный стол:
— Солнце, богатых людей — здесь много тысяч, во всем мире — того больше! Их толпы. Какая радость быть частью толпы? Ради чего живет толпа? Ради хлеба и зрелищ. Ее боги — деньги и музыка. Настоящих богов мало… А больших музыкантов и того меньше — всех можно пересчитать по пальцам, — Алик начал загибать длинные желтоватые пальцы с крупными суставами: — Моцарт, Вагнер, Шёнберг, Леннон, Джаггер… Ну, кто еще?
— Курт Кобейн? — робко подсказала я.
— Ты его слышала?
— Кобейна?
— Нет — Шеремета?
— Как она могла слышать Шеремета! — ответил за меня Чигарский. — Это же дочка Георгия Алексеевича — Вероника Шеремет!
Я официально кивнула и насупилась.
Неприятно, когда на тебя таращится сразу столько народу.
— Давно это было, — умилялся шеф, — Вы, наверное, трешку с концерта подняли…
— Больше!
— На много?
— Ну, может, на полтишок… Слушай, я разволновался, даже дурно стало! — Алик продолжал стоять и держать Чиру за обмякший под пуловером трицепс и вдруг игриво хохотнул: — Где у вас комната для мальчиков?
— Пойдем… кхм… Идемте, я вас провожу, — Шеф увлек аксакала из кабинета.
Только зачем? Конференц-зал оборудован удобствами, они располагаются за той массивной дверью. Ага — поняла! Поняла и горько улыбнулась. Сейчас, за стенами переговорной, Чира предложит служителю рекламных муз богатый откат за содействие, исхудалый пророк согласится, и плакали мои комиссионные!
Напыщенных топ-«манагеров» тоже отымели — но им хоть невдомек. Они слишком заняты — сидят, пыхтят, источают неоновое обаяние и мысленно примеряются к должности «зять-того-самого-Шеремета».
Напрасно, господа! Вы даже на свинопасов не тянете, потому что хорошему свинопасу безразличны социальные статусы, он умеет быть собой! Вы не настоящие хозяева жизни, у вас даже собственных денег нет, вам всего лишь выпало счастье временно подержаться за чужой толстый кошелек. Вы наемные служащие, у которых нет ничего своего собственного — все корпоративное: от квартиры до воспоминаний — и вы останетесь такими до самой пенсии! Будете вечно рассылать резюме, строить графики продвижения товаров, замените семью болтовней о сексе с инкогнито в ICQ, а на склоне карьеры станете поучать барменов на корпоративных вечеринках, как готовить дайкири.
Больше хороших новостей для вас на сегодня нет.
Я вам даже скидку не предоставлю!
Действительно, пора нагнать на бравых менеджеров напряжения.
Я пододвинула к себе городской телефон и нервозно посмотрела на часы. Егор и Платон впились взглядами в мое запястье и, кажется, даже дышать перестали, исчисляя в уме, сколько льготных опционов им придется загнать, чтобы купить себе такие.
Я отношусь к часам утилитарно, вообще скверно разбираюсь в точной механике — просто мобилы у меня со вчерашнего дня нет, а заблудиться в лабиринтах времени для мечтательной особы вроде меня проще простого. Пришлось с утра надеть отцовские часы, которые первыми под руку подвернулись. Наверное, подвернулись вполне пристойные. Но за часы папка меня ругать не будет — он не стяжатель и к вещам относится философски.
— Что-то не так? — первым вышел из оцепенения вице Платон.
— Да тут должны звонить одни… По поводу рекламы шоколадок…
— Ника, о чем ты говоришь! Какие шоколадки? — Чира стоял в дверях и довольно улыбался. — Я обещал Николаю Ивановичу, что помогу! И я действительно помогу! Хотя рекламная программа у них большая, и будет сложно. Но исключительно ради нашей старой дружбы с Аликом — помогу!
— Знаешь, Платоша, ты — толковый человек и понял раньше меня… — Помолодевший Алик утирал мокрые руки пронзительно-алым платком. — Промышленный город — здесь много курят, потому такие цифры! Ты всегда мыслишь на опережение!
— По сигаретке? — Чира распечатал и протянул присутствующим пачку.
— Мы не курим!
— Корпоративный стандарт!
— Это оксюморон… Производить сигареты и не курить, — Алик глубоко затянулся.
Сами не курят — а травят потребителей! Я потянулась через стол и тоже взяла сигарету, исключительно из антиглобалистских соображений, дохнула дымком на Артемия — он сидел ближе. Глава департамента стоически снес моббинг, кашлянул и завел обязательную программу:
— Программа дополнительного размещения на ситилайтах — это интересное предложение, серьезный проект продвижения. Но оно требует анализа и обсуждения с наблюдательным советом…
— Прекращай, Тёма! С нами вице-директор, в его компетенции принять такое рядовое решение лично…
— Я решение уже принял. Готовьте договор, — объявил Платон и торжественно поднялся, — На следующей неделе оплатим…
Шеф пожал холеную кисть и скромно потупился:
— Извините… Не могу большую скидку дать — ну, максимум три процента! Просто физически не могу, — Чира таинственно склонился к Платону: — Знали бы люди в столицах, как нас здесь гребут! НДС-ы, прибыли, штрафы… Но вы — международная корпорация и неправильно будет вынуждать вас кормить местную бюрократию…
— Что же, мы готовы рассмотреть возможность оплаты на офшор.
— Ну, если вам не хлопотно… — скромненько потупился шеф.
— Я поговорю с самим, — заверил Алик и посмотрел на меня сквозь ироничный прищур: — Ника, вы действительно не слышали записи их группы? Неужели папа никогда не играет?
— Играет разве что в карты… — сострила я.
— Жаль… Передавай ему привет! Скажи, что Хруст — его вечный поклонник!
Двери захлопнулись.
Шеф, ностальгически напевая, открыл встроенный сейф и отслюнявил мне положенные комиссионные. С точностью до копейки.
Вот она — волшебная сила искусства!
Вторник. Рабочий полдень. 12:35
Впервые я вышла от шефа в самом благодушном настроении.
Но оно мигом испарилось, когда рядом с моим рабочим столом обнаружилась Алиса Духова — великовозрастная дочка крестного. Она меня старше года на три, а возможно, с учетом достижений пластической хирургии, на все пять лет и поет попсу по окрестным ночным клубам. Не дай бог, кто-то из нас двоих уродился бы сыном — отцы бы уже давно нас поженили, ради чистой мужской дружбы наплевав на нашу взаимную неприязнь. Я изобразила на лице мимический этюд «Радушие».
Местная дива презрительно сложила губки трубочкой и явила миру жевательную резинку в форме пузыря. Точно такого же пронзительно-розового цвета, как ее норковая кацавейка. Пузырь раздулся, выцвел и с треском разлетелся в мелкие клочья.
После арт-подготовки Алиса перестала меня разглядывать и томно прошелестела:
— Никуся, тебе нужен стилист…
Зачем мне стилист, когда у меня есть шопер! Платить человеку за то, что он ходит вместо тебя по большим и маленьким магазинам, в любой день недели, любую погоду и любом городе мира, — это намного прогрессивнее, чем материально поддерживать лузера, который просто роется в твоей гардеробной комнате.
Я гордо выпрямилась и спросила как можно официальнее:
— Алиса, ты пришла по поводу страховой компании Дим-Дима?
Закатная звездочка тут же указала мне на ошибку:
— Вероника, я не работаю — ни у папы, нигде вообще! Я пою. У вас буду размещаться с рекламной программой, рекламировать новый диск! Игорь сказал, ты мне должна выбрать пять билбордов с нулевой скидкой.
— С нулевой скидкой? Ты не ошиблась? — уточнила я, сильно подозревая что «ноль» — единственная арабская цифра, сохранившаяся в Алисиной девичьей памяти со средней школы.
— Игорь, скажи! — Алиса обернулась, поймала за рукав пробегавшего по офису шефа и обиженно засопела.
Чигарский остановился за спинкой стула, обнял диву за плечики, чтобы утешить, а мне приказал:
— Ника, поставь ей нулевую скидку!
Понятия не имею, как это сделать, да и вообще носиться с куцей программой размещения в пять билбордов недостойно функций корпоративного менеджера.
Пока я пыталась сформулировать вопрос — куда и что мне поставить, Алиса захныкала сладеньким капризным голосочком:
— Мася, ты свободен? Ты меня подбросишь?
Фу, какое гадкое словечко… неужели Чигарскому приятно, когда его так обзывают? Интересно, шеф за глаза Лиду тоже называет «девушкой»? Или у нее другое функциональное назначение?
— Угу, — мяукнул Чигарский, и чета удалилась с таинственно-счастливым видом.
