— А на кой черт им его разыскивать? — подозрительно поинтересовался Амстердам.
Кристине стоило большого труда не потерять самообладания.
— А потому, — почти спокойно пояснила она, — что принесенное тогда вами.., э-э.., утеряно. И нам очень нужно знать, как оно выглядело.
— Понимаешь, кореш, я им, моим дамам, не много успел сказать, — снова счел нужным подключиться Карпинский. — Еще до несчастья со мной успел Крысе шепнуть всего два слова о наших делах, а теперь о них знаю лишь то, что тогда ей сказал, то есть практически ничего. И теперь Крыся с Эльжбеткой... Эльжбетка — это моя дочка.
— Да знаю я! — нетерпеливо перебил амстердамский Казик.
— Знаешь? — удивился Карпинский. — А откуда знаешь?
— Нет, я больше не выдержу! Да я на ее крестинах был! Ты еще меня пригласил.
— Скажи пожалуйста! — обрадовался Карпинский. — Как все хорошо складывается. Ну и то, что ты мне принес, — пропало.
— Что?! — рявкнул Амстердам. — Все пропало?! Ты серьезно? Или опять штучки с памятью?
В голосе школьного друга мужа прозвучали такой ужас и искреннее сострадание, что Кристина решила поговорить с ним открыто. Теперь уже не оставалось сомнений: именно он был таинственным сообщником. Кратко изложив случившееся, Кристина попросила оказать помощь в поисках пропажи хотя бы тем, чтобы описать, как же внешне выглядело то, что принес Казик своему другу. Казик не стал темнить. Оправившись от шока, явно преисполненный сочувствия к своему напарнику, он ответил:
— Портфель я принес. Большой кожаный портфель, старый, совсем потрепанный, одна ручка того и гляди оторвется, да больше ничего подходящего в доме не нашлось, а я спешил в аэропорт. Портфельчик был битком набит и, холера, тяжеленный, больше двадцати килограммов весил. И что он с ним потом сделал — понятия не имею.
— А что я с ним сделал, когда ты мне его вручил? — задал умный вопрос Хенрик.
— Ты его под стол засунул, потому как в тот момент аккурат сидел за письменным столом. Тьфу, глупо как-то такие вещи тебе самому говорить, вот если бы ты хоть был в дымину пьян, а так... Знаешь, я буду для себя Думать, что в дымину, идет? Так мне легче, а то твоя память в голове не укладывается.
— Знал бы ты, как мне самому глупо! — вздохнул Карпинский.
Тут в комнату вошла вернувшаяся домой Эльжбета. Услышав обрывки разговора отца с неизвестным собеседником и долетавшие из спальни возгласы Кристины, девушка поняла — случилось что-то важное. Не раздеваясь, она присела в спальне на ручку кресла и не сводила с Кристины глаз. Та ухитрилась шепнуть ей, закрыв трубку рукой:
— Сообщник!
Но вот Хенрик и Кристина одновременно положили телефонные трубки. Все собрались в гостиной.
— Все-таки какой-никакой прогресс наметился, — рассуждала Кристина. — Значит, деньги были в портфеле. Большом и тяжелом. Черном. Битком набитом. И стоял портфель у Хенрика под столом.
— Точно, под столом! — подхватила Эльжбета. — То есть портфеля я не видела, но когда прибежала сказать о приезде Клепы, отец сидел за письменным столом у себя в кабинете. Прекрасно помню!
— И я помню. Портфеля и я не видела, но он наверняка был под столом, не мог отец такую большую и тяжелую вещь спрятать за несколько минут.
— Погоди, ведь мы уже решили — деньги он из дома унес!
— Унес. Теперь остается выяснить самую малость — куда именно.
— Ладно, сейчас мы по крайней мере знаем, чего искать. Не поеду никуда на каникулы, не оставлю тебя одну с такой проблемой. Папа, садись и думай. Что бы ты сейчас сделал с таким багажом, если бы пришлось срочно спрятать? Знаем, прятать ты должен был не в своем доме, туда только что заявился ворюга, значит, требовалось найти надежное место за пределами собственной квартиры.
Карпинский внимательно слушал и беспомощно улыбался...
Решающее открытие было сделано случайно. Кристина зашла за мужем в клинику, где тому делали предписанные процедуры. Так получилось, что в тот день клинику посетил профессор, и он вместе с ведущим врачом обсуждал ход лечения больного Карпинского. Оба медика охотно подключили к обсуждению молодую и красивую супругу пациента.
— И еще, пан профессор, меня интересует вот какая вещь, если разрешите. Не уверен, что это имеет какое-то значение, но...
— Смелее, коллега, — приободрил врача важный профессор. — Каждое ваше наблюдение, любое замечание может иметь значение.
— Я имею в виду последнее слово, которое наш больной произнес перед тем, как потерять сознание. И его же он выговорил, еще не совсем придя в себя.
— Какое же это было слово?
— Хлюп. Фамилия конкретного лица.
— Как вы сказали? Хлюп? — удивился профессор.
— Да, именно Хлюп.
В беседу включилась Кристина:
— Видите ли, Северин Хлюп был близким другом мужа. Такая у него фамилия — Хлюп.
— А почему вы говорите о друге мужа в прошедшем времени?
— Потому что Северин Хлюп умер. Недавно. И так получилось, смерть его совпала по времени с приходом в сознание мужа. Умер он от инсульта.
— А этот Северин Хлюп виделся с вашим мужем после автокатастрофы?
— Да, успел посетить Хенрика еще в больнице.
— Однако в сознании нашего пациента словечко «хлюп» и конкретный Северин Хлюп не ассоциировались, — пояснил ведущий врач. — Человека больной не узнал. Никакой связи. И все же... Как вы полагаете, пан профессор, имеет ли значение вырвавшееся у больного словечко?
— Полагаю, имеет, — важно заметил профессор. — Коль скоро больной произнес это словечко сразу после автокатастрофы, видимо, оно было связано с тем, о чем больной думал перед самой катастрофой. Разумеется, это не более чем предположение и я не стал бы утверждать так со всей категоричностью, однако в качестве рабочей гипотезы можно принять. Вероятно, тот самый.., как его... Хлюп.., вы сказали, проше пани, он был близким другом нашего пациента? Так вот, возможно, пациент думал о своем друге в дороге, беспокоился о нем, или еще по какой-то причине тот занимал мысли нашего пациента.., так или иначе, был важной персоной. Не к нему ли торопился наш пациент?
— Нет, не к нему, — с расстановкой ответила Кристина, опять чувствуя, как заколотилось сердце. — Но вот думать о нем перед аварией вполне мог.
— Вы полагаете? — подхватил врач, довольный, что его наблюдение пригодилось.
— Вполне, вполне возможно, — рассуждал профессор. — Предположим, с Северином Хлюпом были связаны какие-то сильные переживания нашего пациента. Предположим, во время пути Карпинский думал только о нем. И тогда вполне логично допустить, что Хлюп оказался последним, о ком думал Карпинский перед катастрофой. Затем сознание оборвалось. Амнезия, знаете ли, очень странная вещь и еще недостаточно изучена. Закрепившееся в сознании слово могло рефлекторно вырваться у больного, хотя тот сам уже не осознавал, что говорит. Не исключаю, не исключаю... Тут нам могла бы помочь очаровательная супруга нашего пациента. Возможно, незадолго до катастрофы что-то случилось с другом вашего мужа, Северином Хлюпом?
Кристина отрицательно покачала головой, изо всех сил пытаясь изобразить, что тоже глубоко раздумывает. Присутствовавший при описанной выше беседе сам Карпинский сидел с отрешенным видом, однако благожелательно улыбался.
Продолжением этой научной дискуссии явился разговор уже дома, с участием Эльжбеты.
— Не знаешь, амнезия заразна? — спросила девушка Кристину. — Как мы могли о таком забыть? Ведь обе же слышали.
— О! Ты тоже!
— Ну да! Не придала значения, тут же вылетело из головы, потому что отец принялся зайчиков считать. А ведь Хлюп сказал что-то вроде «все в безопасности». Тогда я и внимания не обратила на эти слова, а вот теперь думаю — не просто так сказал.
— Точно.
— Теперь я уверена — отец схватил портфель и помчался к Хлюпу. И скоро вернулся. Наверняка отдал другу на хранение! Портфель в доме Хлюпа, оттуда его и заберем!
— Как ты себе это представляешь? — возразила Кристина. — Знаешь же Хлюпиху...
— Подумать надо.
— А я Хлюповой не знаю, — подключился к разговору Хенрик. — Мы собирались нанести ей визит. И еще я помню — она Крысю не любит.
— Она никого не любит, но пойти к ней придется.
— И меня не любит? — удивился Карпинский.
— Тебя она всегда считала недоразвитым придурком, — безжалостно резанула правду-матку в глаза Кристина. — Должность у тебя маленькая, сам жить не умеешь и другим не помогаешь, никакой пользы от тебя.
— Это она так думает? — не поверил Хенрик. — А ты откуда знаешь?
— Так ты же сам мне говорил. До того. А узнал от Хлюпа. Вы с ним ничего не скрывали друг от друга, а от супруги ему приходилось скрывать встречи с тобой. И ты звонил ему под именем несуществующего Яцека, если к телефону подходила Хлюпиха.
— Сложно все это, но раз мы так с Хлюпом дружили, я мог отдать ему деньги. Не уверен, что отдал, но мог.