Ознакомительная версия.
– Мужики всегда так рассказывают своим любовницам, понимаешь?
– Это неважно, – отмахнулась Зинка, – он богат и даже симпатичный.
– Ну, это ты загнула… Симпатичный… Обычный среднестатистический субъект.
– Симпатичный, – настаивала Зинка.
– Пусть будет так. А где все-то?
– В столовке.
– А ты почему здесь?
– У меня разгрузочный день.
– Сочувствую. И давно Лариска этот роман крутит?
– Целый год уже, только об этом никто не знает.
– Не сомневаюсь, – сказала я и отправилась в столовку.
Сегодняшний обед я собиралась провести так, чтобы Солька могла мной гордиться. Я взяла морковную котлету, зеленый салат и десерт из фруктов с ложкой йогурта… и встала как вкопанная около огромного подноса с ароматными булочками, обсыпанными сверху кунжутом…
– Не советую брать, – услышала я сзади ехидный голос Бориса Александровича, – мне кажется, ты вполне обойдешься морковной котлеткой.
Что? Что?! Этот субъект, этот жалкий представитель не менее жалкой половины человечества, еще смеет что-то говорить?! Я была в шоке от такой беспардонности.
Медленно повернувшись, я взяла морковную котлету двумя пальцами и аккуратненько опустила ее в стакан с компотом, стоявшим на подносе у Семенова.
– Я вижу, вы все еще живы? – осведомилась я. – Ну что ж, это можно легко исправить: на моем рабочем столе всегда найдется место еще для одного трупа.
Обстоятельства и шило в моей большой душе 48-го размера заставляют нас заняться разыскными работами
Трагически погибшая морковная котлета нашла замену в лице двух пухленьких булочек с кунжутом.
За столиком около огромной пальмы было одно свободное место. Решив, что общение с природой мне пойдет на пользу, я направилась к высокой деревянной кадке.
– Всем приятного аппетита, – сказала я, усаживаясь поудобнее.
– И тебе тоже, – ответила Люська.
Вроде она работала у юристов на подхвате. Я критически осмотрела данную персону, так как теперь моя душа болела за гармоничный союз – Крошкин тире Селезнева и всякие конкурентки не вызывали в моей душе радостного отклика. Люська была хоть и молода, чуть старше меня, но все же не было у нее дивной худобы финансовой директрисы, да и все остальное оставляло желать лучшего. Теперь я могла мило улыбнуться и сказать:
– Спасибо. Вот решила скоротать обед в вашей приятной компании.
– Мы очень рады, – сказала Виктория Сергеевна, – присоединяйтесь.
В каком отделе работала эта особа, я пока не знала, видела ее мельком пару раз, не более того.
За столом еще сидел Гребчук Виталий Игоревич, его рот был набит котлетами, и он только вежливо закивал, приветствуя меня.
– Как там у вас? – спросила Люська, приглаживая сальные волосы.
– Пока тихо, больше трупов не подкидывали, – сказала я, размышляя – сразу ли слопать булочки или растянуть удовольствие.
– У нас такое вообще в первый раз, – не унималась Люська.
– Странно, – пожала я плечами, – обычно трупы на работе – это норма.
Одна из булочек закричала: «Съешь меня», и я охотно взялась выполнять ее просьбу.
– Что там думает милиция? – спросил Гребчук, заливая оставшуюся котлету кетчупом.
– Из достоверных источников мне известно, что мужчинка этот умер от сердечного приступа: не выдержал окружающей его действительности, – сказала я.
– А зачем он тогда к тебе на стол залез? – поинтересовалась Люська.
– Да не сам он, ему физическая подготовка не позволила бы. В милиции говорят, что его уже мертвым принесли, – объяснила я.
– А вот вы знаете, – задумчиво протянула Виктория Сергеевна, – мне почему-то кажется, что я его уже видела…
Я насторожилась.
– Я, еще когда на твой крик прибежала… конечно, я его не очень-то разглядела, разве на такое можно спокойно смотреть… Но показалось… что-то в голове промелькнуло, а что – не помню…
– Вот это да! – воскликнула Люська, хватая стакан с компотом. – А вы вспомните, постарайтесь.
– Я его точно не видел, – замотал головой Виталий Игоревич.
– Лицо у него такое широкое… нос какой-то крупный… Точно, видела!
– А где? – поинтересовалась я.
– Не помню.
Люська заерзала на стуле, и он опасливо заскрипел.
Виктория Сергеевна поправила брошку, утопающую в рюшках ее кофты, и произнесла:
– Здесь.
– Что – здесь? – спросила Люська.
– Здесь я его видела!
Виталий Игоревич перестал мучить котлету и уставился на Викторию Сергеевну.
– Он как-то приходил…
– Вы уверены? – поинтересовалась я.
– Уверена, я сейчас же позвоню в милицию и все им расскажу!
Я пригвоздила Викторию Сергеевну взглядом к стулу, а затем стала медленно, но верно сеять сомнения в ее душе.
– Не стоит торопиться, – сказала я.
– Это почему? – поинтересовалась Люська.
– Потому что в перспективе вас затаскают по судам: еще неизвестно, кто этот тип, может, он из бандитов, как бы его дружки потом с вами, Виктория Сергеевна, поговорить не захотели!
Бедная женщина покраснела, побледнела и приросла к стулу.
– Я как-то не подумала об этом, – забормотала она.
– А мне кажется, надо все рассказать, – не унималась Люська.
Вот взять бы половник и треснуть ей по голове!
Мне совсем не нужно было, чтобы это дело разрасталось как снежный ком, наоборот: полное забвение – вот что было необходимо мне, Сольке и Альжбетке.
– А если Виктория Сергеевна ошибается, – предположила я, – так потом ее еще обвинят в даче ложных показаний, и будем мы ей жарить котлетки под названием «Матросская тишина». Хотя, если есть желание, почему бы не позвонить нашей родной милиции?
– Нет, нет… Я уже вовсе не уверена, что видела именно этого человека, темно было… вечер… Я на работе задержалась, на первом этаже и свет-то уже не горел.
– Ну и правильно, – поддержал меня Гребчук, – пусть сами разбираются.
Оказавшись в приемной, я первым делом позвонила Сольке.
– Пойди и спроси у Альжбетки, есть ли у нее ключи от квартиры нашего общего друга, – велела я.
– Ты что? – не поняла Солька.
– Фрося, делай, что говорят! – зашипела я.
Вообще-то одного моего тона всегда хватает, чтобы Солька мне не перечила, но когда я упоминаю ее настоящее имя, она становится очень покладистой и работоспособной. Мне до сих пор непонятно, как Солька решилась с таким именем стать училкой… Представить себе не могу, как она говорит: «Здравствуйте, дети, меня зовут Ефросинья Андреевна Потапчукова…» Хотя, может, она и отправилась на сие поприще, чтобы как-то привыкнуть к этому, ведь маленькие оболтусы так называют ее по сто раз в день.
Солька шмякнула трубку на стол и зашуршала к двери. Через пару секунд она вновь затараторила:
– Так зачем мне к ней бежать, у тебя под ванной его барсетка с курткой, там и надо искать!
– Молодец, – похвалила я, – что-то я об этом барахле забыла.
– А зачем тебе его ключи?
– Сегодня вечером поедем в его берлогу.
– Ты что, сдурела?!
Ну никакого воспитания у нынешних учителей ботаники.
– Сказала – поедем, значит, поедем, пусть Альжбетка отгул берет.
Я положила трубку и села за стол.
Значит, все же персона Федора Семеновича как-то связана с моей работой. Что ему здесь было надо?.. Я посмотрела на дверь Селезнева, полистала журнал, опять посмотрела на дверь Селезнева… Да что же это за тайна такая!
На лестнице раздавались знакомые звуки лесопилки: Славка приехал. Я улыбнулась, навалившееся умиление победило крысу, живущую во мне, и, подойдя к обмусоленной двери, я нажала на кнопку звонка.
Славка был, как всегда, в трусах.
– Привет, хочешь? – он протянул мне бутылку минералки, опустошенную наполовину.
– Не-а, – замотала я головой, – значит, приехал, голубчик?
– Ага, можешь поздравить.
– С чем?
– Заезжал на работу, повысили меня, я теперь тумбочки пилю для мебельного.
– Поздравляю, просто головокружительная карьера, завидую.
– Заходи, отметить же такое надо!
– Сейчас не могу, удручена, знаешь ли, некоторыми событиями последних дней, но мы что-нибудь придумаем и, уверена, разобьем еще не одну бутылку шампанского о борт твоей первой тумбочки.
Попрощавшись со Славкой, я позвонила в дверь Сольки и пнула ногой дверь Альжбетки. Солька что-то не выходила, Альжбетка же молниеносно отреагировала на призыв, и уже через секунду коридор задыхался от ее роковых духов.
Ознакомительная версия.
