— Ну хорошо. Ее не похоронили, а кремировали. Что касается урны, это вам лучше в больнице поинтересоваться, я просто не в курсе.
— А почему вы сказали, что у Анны Григорьевны был племянник, а не племянница?
— Я, должно быть, ошиблась. Просто создавалось такое впечатление. Может, она когда-то обмолвилась… — Полина Владимировна вновь окинула меня взором, как бы оценивая, стоит мне что-то рассказывать, или нет, и после небольшой паузы продолжила. — Хотя она скрытная была, словечка про свои дела не скажет. Так что это лишь мои предположения. С год назад, прошлым летом, заходили к ней двое. Один серьезный такой мужчина, на Коленьку моего похож, что дверь вам открыл, — по описанию «серьезный мужчина» походил на Жору. — А второй пониже, хлипкий такой. Я, признаться, подумала, что адвокат.
— Почему адвокат?
— Мне Анюта перед этим звонила, спрашивала, надо ли свидетелям завещание подписывать. Я, видно, потому и подумала, что вот и племянник явился за наследством. С адвокатом. А на самом-то деле она, может, и сама адвоката пригласила, раз завещание хотела оформить. Тогда может, второй-то нотариус был? Вот только вид у него какой-то… непохожий на юриста, скорее уж, мастеровой… Да… И деньги у нее тогда появились…
— В каком смысле?
— Ну… вкусности всякие покупать начала, недешевые, меня все на чай зазывала… телевизор новый, к зиме шубу справила, сапоги. Откуда? При ее-то пенсии… Вот я и подумала, что, наверное, родственник какой нашелся небедный. Если же сама адвоката вызывала, с чего бы деньгам появиться.
— Полина Владимировна, а в какой больнице она… — черт, как бы помягче выразиться, не спросишь ведь «где умерла».
— В первой городской, в кардиологии, знаете, где это?
— Да, спасибо вам большое.
Мне показалось, что Полина Владимировна смотрит мне вслед не то с подозрением, не то с неодобрением.
Тот, кто обещает сдвинуть горы, — никогда не пробовал двигать горы.
Магомет
Как известно, всякий гражданин старше двадцати пяти обрастает немалым количеством приятелей и знакомых разной степени дальности. Так что, если есть четко поставленная задача, берешь записную книжку, перелистываешь и — хоп, находишь все, что нужно. К примеру, один мой давний, еще университетских времен приятель года полтора назад работал в городском архиве. И пусть времена стоят непредсказуемые, для архивистов, похоже, полтора года — вообще не срок. Сашка не только оказался на месте, но даже узнал меня по голосу. Когда я довольно невнятно попыталась объяснить, зачем это мне понадобились предки, прошлое «и вообще все, что можно нарыть» про такую-то такого-то года рождения, он только хмыкнул в трубку:
— Врешь ведь! Не надрывайся. Что смогу, сделаю, хотя и не по моей это части. Насколько срочно?
— А насколько можно?
— Понятно, вопрос снимаю, жди звонка.
Я по своей наивности всегда представляла историков и тем более архивистов существами с черепашьей скоростью жизни: прошлое есть прошлое, его не поменяешь, так куда торопиться? Но то ли мои представления были крайне далеки от истины, то ли Сашка был нетипичным историком — перезвонил он на удивление скоро:
— Ну, считай, тебе повезло: семья вся, во-первых, местная, во-вторых, небольшая, так что записывай. Братья-сестры, жены-мужья, родители, фамилии, имена, адреса, прошлые и настоящие, даты рождений, свадеб и смертей, вот с бабушками-дедушками посложнее будет, кое-что есть, но мало.
Я записала продиктованное, сказала, что бабушки не требуются, рассыпалась в благодарностях и, пообещав не пропадать, распрощалась. Потом минут пять сидела, выравнивая дыхание. Во-первых, у каждой — у каждой! — фамилии стояла дата смерти. Семья была действительно небольшая, и в живых никого уже не осталось. А главное… Девичья фамилия матери Анны Григорьевны была Сивкова!!!
А вот никаких Верховских — и даже Савельевых, если предположить, что это все-таки «мамина» родственница — в списке не было. Значит…
Кем Анне Григорьевне приходился Жора, сказать трудно. Какой-нибудь двоюродный-троюродный племянник. Других Сивковых в списке не было, так что ниточка уходила к предкам. Но это, собственно, неважно, важно другое. Жора приехал сюда не на пустое место, приехал к своей… ну, скажем, тетушке. Про дом он, вероятно, знал. То ли он хотел его выкупить, то ли договориться о пожизненном содержании, а может быть, тетушка его, Жору, а не дом, просто любила — сейчас уже не узнаешь. Прошлым летом к ней приходил наверняка Жора. Летом? Надо бы спросить у Никиты, когда прихлопнули ту фальшивомонетную лавочку. Хотя и это не особенно принципиально. Жора мог приезжать заранее, дабы подготовить берлогу для залегания.
Или, если помягче выразиться, стремился в тихую гавань. Можно голову прозакладывать, что завещание было оформлено на него. А потом, совершенно загадочным образом, наследник поменялся.
И что мне теперь с этой информацией делать? Наверное, не вредно было бы пообщаться с этой самой адвокатской — или нотариальной? — конторой. Правда, они даже Лельке ничего не сказали…
Ха! Лельке не сказали, а глупенькой и восторженной журналистке, глядишь, чего-нибудь и расскажут. Особенно, если не акцентировать внимание на данном конкретном завещании…
Вотще. Я ахала, хлопала глазками и вообще изображала такую приторную наивность, что самой было противно. Неужели и мы, наконец-то, начинаем становиться цивилизованной страной? Что, действительно можно перепоручить все свои юридические заботы и не ломать над ними голову? А если я хочу составить завещание, но не хочу, чтобы наследники знали о его содержании до моей смерти? Из ответов «специалистов» получился бы недурной рекламный буклет: разумеется, все это возможно, и не только это, а еще многое другое, короче, деньги давай, все за тебя сделают, причем, естественно, быстрее и надежнее, чем кто бы то ни было…
Я сама всегда говорю, что любое дело нужно поручать профессионалам, но ведь интересовали меня отнюдь не теоретические возможности личного адвоката. Когда же я чуть-чуть сдвинула масочку восторженной идиотки, вежливо заметив, что идеалы — это великолепно, однако на практике зачастую получается совсем не так, они были просто шокированы: да вы что, это же нарушение профессиональной этики! Мы, конечно, не можем ручаться за всеобщую порядочность (и на том спасибо!), но с нами о таких ужасах даже заикаться неприлично. Святые люди, чистое золото, вот только пробу поставить негде. Уж будто у нас никто и никогда не нарушает норм «профессиональной этики»: политики говорят исключительно правду, а продавцы все поголовно любезны и про обсчет и обвес слыхом не слыхивали. Безнадежно. А уж узнать, кто оформлял интересующее меня завещание — легче библиотеку Иоанна Грозного разыскать, честное слово!..
Оставалась медицина.
Дмитрий Алексеевич Демидов, заведующий кардиологическим отделением, при всей своей занятости наконец-то согласился уделить мне пятнадцать минут. Ему я двинула ту же легенду, что и собственному начальству, слегка нажав на квартирные махинации, мол, соседи Анны Григорьевны «не то чтобы сомневаются в завещании, но вы же понимаете, когда речь идет о достаточно серьезном наследстве, возможно всякое…» В моих горящих глазах — я старалась — сияла надежда: с этим завещанием что-то нечисто. И пусть он считает меня падкой на сенсации идиоткой — дуракам больше рассказывают, вы не замечали? Заведующий, однако, возмутился:
— Послушайте, вам не надоело могилы раскапывать? Все там в порядке, я сам это завещание удостоверял. Вы, надеюсь, в курсе, что завещания заверяются не только у нотариуса?
— Да-да, конечно, — кивнула я. Интересно… Ну зачем Анне Григорьевне Сивковой оставлять все имущество совершенно посторонней для нее Элеоноре Верховской, сиречь Лельке?
Может, было еще одно завещание? Надо было все-таки у Лельки оригинал попросить посмотреть, балда стоеросовая, а не журналистка. Хотя все равно пришлось бы к этому заведующему идти, а если бы я знала, что он… вряд ли у меня получилась бы нужная наивность.
— Анна Григорьевна, смею вас заверить, была в этот момент в абсолютно здравом уме, без малейших признаков старческого маразма, склероза или что там вы еще подозреваете. У нас все-таки кардиология, а не психиатрия.
— А почему вы завещание заверяли, разве в больницу сложно вызвать нотариуса?
— А вы знаете, сколько это стоит? — он, кажется, решил, что я его в чем-то подозреваю, и порядком рассвирепел. Ну, ничего, бог меня простит. — Мальчик, который завещание оформлял, очень резонно заметил, что не стоит старушку вводить в лишние расходы. Тем более, что в тот момент она вовсе не стояла на пороге могилы.
— Так она умерла неожиданно?
— Ну, знаете ли! Любая смерть неожиданна. Сердце у нее было такое, что могла и лет пять еще прожить, а могла и пять лет назад умереть.
