уверен: все в конце концов образуется. Разумеется, я никому ничего не сказал ни об Олави, ни о догоняющей меня волне. К появлению Олави я отнесся как к очередному неоспоримому доказательству всемогущества математики. Но в пятницу вечером Лауре Хеланто удалось озадачить меня неожиданным вопросом:
— Как дела в парке? Похоже, блестяще, — ты все время такой довольный!
Вопрос заставил меня вздрогнуть. Мы сидели в гостиной на диване, Туули уже спала.
Двадцать минут назад мы устроились у телевизора. Честно говоря, за сюжетом сериала я следил не слишком внимательно и не смог бы сказать, о чем он, в чем вряд ли была вина его создателей. Меня переполняло чувство, что Лаура рядом, а я дома — да, эта квартира стала моим домом.
— Не знал, что это так заметно, — ответил я.
— Ты целый час обсуждал с Туули покупку мобильного телефона, что-то подсчитывал, Туули хохотала от восторга, как ловко ты считаешь в уме, да ты и сам смеялся — я вообще впервые вижу, что ты смеешься, когда считаешь. Потом ты играл с Шопенгауэром, наверное, целых полчаса его вычесывал и все время улыбался. Сравнил мои новые наброски с вершинами творчества Писсарро, зная, что он один из моих самых любимых художников. Хотя наброски не имеют с Писсарро ничего общего.
Все сказанное было истинной правдой. Но сам я ничего этого не замечал.
— Ну, я…
— Или на твои чувства повлияло очарование новизны? — перебила Лаура.
Смена темы облегчила мое положение. Можно было говорить откровенно.
— Фактор новизны я бы исключил, — сказал я прямо. — Трудно назвать его решающим. Скорее, как раз наоборот. Я предположил бы, что чувство обладает кумулятивным эффектом, как я уже отмечал ранее. Начисление процентов на проценты по вкладу — вот наиболее точная аналогия.
Я ощущал взгляд Лауры на своем лице.
— Что мне с самого начала в тебе понравилось и заставило так в тебя влюбиться, так это твоя романтичная манера изъясняться, — наконец произнесла она и, наклонившись, поцеловала меня в ухо. — Ты ведь сразу рассказал бы мне, если бы в парке или где-то еще у тебя возникли серьезные проблемы? — прошептала она.
Ее губы двигались, едва касаясь меня, и каждое их прикосновение отзывалось дрожью. Я поймал себя на мысли, что думаю о гигантских размерах галактик, о возрасте космоса и Большом взрыве, произошедшем четырнадцать миллиардов лет назад, и об ускоряющемся расширении Вселенной.
— Если бы возникли серьезные проблемы, — отозвался я, — то сразу рассказал бы.
Утром в субботу Туули торопила меня с выходом из дома. Я заверил ее, что расчетных семнадцати с половиной минут на дорогу нам точно хватит, причем с поправкой на погодные условия и возможные дорожные работы.
Туули в шапке сидела на низкой табуретке в прихожей уже минут десять или даже одиннадцать и все это время говорила о граффити, о том, что это такое, об известных граффитистах, направлениях стрит-арта и многих других смежных вещах. Объем информации был внушительным, хотя форма изложения и акценты иногда удивляли.
Наконец я оделся, и мы вышли из дома.
Утро было ясным, безоблачным и безветренным, снег осел, ноги не скользили, шагалось легко. Я и раньше замечал, что именно в такие январские утра, с неярким светом, просачивающимся сквозь облака, и легким морозцем, приходят мысли о весне, до которой на самом деле еще далеко. Бывает, размечтаешься, а потом вспомнишь, сколько впереди месяцев холода, снега, льда, слякоти, ветра и, конечно же, темноты. Туули не умолкала всю дорогу. Но ее разговоры никак не отвлекали меня от собственных мыслей. Когда две трети пути остались позади, я вдруг кое-что заметил.
За мной по-прежнему следил Олави.
Причем еще пристальнее…
Но теперь не только за мной: он следил за нами.
Я уже давно убедился в том, что предпринимательство в области парков приключений сопряжено со множеством опасностей и совершенно непредсказуемых вещей. А вот чего я пока не знал (да и не мог знать) — что этот бизнес в сочетании с только что созданной семьей представляет собой еще более серьезный вызов. Меня тревожил не Олави. А то, что Туули может услышать от него что-нибудь такое, что впоследствии создаст проблемы. Это вывело меня из равновесия настолько, что я почувствовал, как во мне закипает ярость. С тех пор, как я решил не пускать проблемы парка приключений в свою семейную жизнь, я всеми силами старался держаться выбранной линии. А этот Олави со своими жидкими усиками и в толстом зеленом пуховике бесцеремонно нарушал установленные мной границы.
Но несмотря на раздражение, которое вызывали во мне Олави и те, кто его послал, я невольно радовался. В энтузиазме Туули, в ее уверенности было что-то заразительное. Мысль о том, что Туули сможет осуществить задуманное, добиться того, к чему страстно стремится, приятно будоражила.
Длинные прямые улицы промышленной зоны прекрасно просматривались, поэтому Олави приходилось держаться от нас поодаль, все больше отставая. Судя по всему, он не догадывался, что я знаю о слежке и тоже за ним поглядываю.
Нужное нам двухэтажное здание из красного кирпича стояло на второй от проезжей части линии застройки и на четверть выглядывало из-за автосалона, через который в него тоже можно было войти. Мы поднялись наверх — я пропустил Туули вперед — и оказались в зале, который тянулся по всей длине здания. Левая стена представляла собой практически одно огромное окно; одну половину правой, бетонной, покрывали граффити, а другая была серая и пустая. Дети собрались у чистой поверхности, рядом стояли какие-то молодые женщины, похоже, организаторы мероприятия, и что-то им говорили.
— Я пошла, — сказала Туули и умчалась, не дожидаясь ответа.
Я направился было к окну, чтобы выглянуть на улицу и посмотреть, как там Олави, когда передо мной словно из-под земли вырос Танели со своей внушительной бородой.
— Здорово! — сказал Танели.
— Доброе утро, — ответил я.
— Идем вниз, — предложил он, — первая партия уже началась.
Я бросил взгляд в сторону Туули — она как раз оглянулась. Я ткнул пальцем в пол, показывая, что собираюсь спуститься на первый этаж. Она кивнула и снова отвернулась. Вероятно, таким образом Туули подтвердила, что мое сообщение принято. В следующий момент Танели уже вел меня к двери. Мы спустились по бетонной лестнице на первый этаж, где кипели страсти куда более сильные, чем я мог предположить.
Первый этаж планировкой не отличался от второго. Судя по всему, тут еще не определились, под какие цели его использовать: пахло горячим
