Ее глаза горели алчным блеском, мясистые щеки раскраснелись. Толстуху распирало от гордости, фривольный наряд вот-вот должен был лопнуть. Ах, благородная воительница! Порою я задаюсь вопросом: а не походила ли Жанна д’Арк на Берту? Как вы думаете?
Хрупкая девчушка из деревеньки Донреми? Нет, я никогда не попадался на эту удочку! Скорее я вижу ее закаленной ветрами и снегами бродягой, нашу мисс д’Арк. Крупная, пышная, чумазая и надменная, скорая на расправу, щедрая в любви и отчаянная выпивоха. Настоящая Жанна д’Арк — персонаж Рабле, а не житий святых. Вылитая Берта! Огромная, щедрая, загоняющая насмерть лошадей и самцов. В кулачном бою она дюжину крепких мужчин отправит к праотцам, а потом будет нежно мурлыкать у походного бивуака. Личность! Ее изображение было бы более уместно на стенах казармы, а не на витражах собора! Лицо Франции, одно из лиц. По крайней мере, более живое и привлекательное, чем постная физиономия, изображенная в школьных учебниках по указке нашей святой матери Церкви. И не голосам подчинялась Жаннетта, а своей безудержной натуре. Не апостольшей она была, а бунтаркой, что вполне по-французски. На старости лет, когда окончательно впаду в маразм, по ночам, при свечах я напишу свою “Жанну д’Арк” (все пишут, а чем я хуже!) в трех действиях и одном фатальном бездействии. Поставят мою пьесу во Дворце спорта с Иваном Ребровым в главной роли. Можете уже заказывать билеты, представление не за горами. А пока я не удержался и вставил в лирическое отступление краткий замысел будущего творения, больше похожий на библиографическую справку. Прошу прощения, любимый конек есть у всех, у Жанны д’Арк он тоже был…
Итак, Берта возвратилась…
Правую руку она держала за спиной, затем плавным движением фокусника сунула ее под нос зрителям. В пальцах-сардельках была зажата фотография.
— Взгляните! — прогудела удачливая кладоискательница.
— Это снимок нашего бедного Шарля, — всхлипнула мадам Надисс и подалась было вперед, чтобы вернуть свое достояние, но получила отпор.
— Руки прочь! — рявкнула Берта. — Документ будет подшит к делу.
Я всмотрелся в лицо парня. Молодой Надисс и впрямь был отмечен судьбой. Не рожа, а сигнал об опасности: “Осторожно: законченный подонок”. Порочный, хитрый, испорченный до мозга костей. И другим он стать не мог, это было выше его сил. Безнадежный случай.
На снимке Шарль Надисс оседлал перила, словно ковбой необъезженную кобылу. Видно, намеревался укротить деревяшку.
Ликование толстухи вызывало недоумение. Она уже облизывалась, предвкушая мою реакцию, удивлялась, почему та запаздывает, и нетерпеливо хрюкала:
— Ну? Эй! Ну же!..
Судя по ее поведению, к нам в руки попал ценнейший трофей. Китиха торжествовала, как тот немецкий солдат в сороковом году, что в одиночку взял в плен целый французский полк, приказав другим полкам помыть посуду в ожидании его возвращения.
На меня же нашло затмение. Конечно, я не без интереса разглядывал портрет юного мерзавца, но вывешивать флаги, брызгать слюной, бить в литавры, рыдать от счастья казалось мне излишним, неуместным, даже непристойным!
— Да что же вы, прости господи, так ничего и не видите? — вспылила моя помощница.
— Тысяча извинений, голубушка, но вы загадываете загадки типа “иди туда, не знаю куда”.
— Пиджак!
— А что с ним?
— Черт побери, да вашим глазам нужны костыли! А я-то поносила старого Берю за то, что он стрелки на башенных часах в упор не видит! Завтра же отправляйтесь за линзами! И возьмите потолще!
Осыпаемый насмешками, я не скрежетал зубами, я ими лязгал!
Внезапно я почувствовал, как тает мое сердце. Поначалу я попытался подавить восторг, но он рос и креп и вскоре вспыхнул, словно солнечный зайчик на обитой черным бархатом стене.
— Несравненная! — выдохнул я.
— А то как же!
— Вы — гений, Берта.
— Знаю! — без ложной скромности подтвердила толстуха.
Я обернулся к хозяевам. Вопрос, который я собирался им задать, был очень серьезный. Если они ответят утвердительно, то можно будет, почти не сомневаясь, записать их сына в убийцы. Не правда ли, ужасно требовать от матери доказательство такого рода? Пользоваться ее неведением… Но служба есть служба.
— На вашем сыне, когда его арестовали, был этот пиджак?
Материнский инстинкт заставил мадам Надисс насторожиться. Она замялась. Сделала вид, что сомневается, уже мотнула головой. Но мужчины, вы же знаете, какие они обормоты? Болтуны, простофили, вечно лезут, куда их не просят!
Жан Надисс глянул на портрет сыночка и каркнул во все горло:
— Точно! Блейзер… Помнишь, золотце? На нем был блейзер с матросскими пуговицами.
Итак, пуговица! Сколько врагов рода человеческого было поймано благодаря оторванной пуговице!
Я потребовал у ювелира лупу и, облокотившись о камин, напоминавший пережаренный антрекот, сравнил пуговицы на фотографии с той, что детективы-любительницы выковыряли из клюва убитого.
Ошибки быть не могло! Та, что лежала в моей ладони, несомненно болталась когда-то на блейзере Шарля Надисса.
Вывод следствия: в момент убийства юный правонарушитель находился у своей молодой тетушки. Любопытно, не правда ли?
Если бы толстуха была свежевыбрита, я бы расцеловал ее за эту находку.
— Что-нибудь не так? — с тревогой спросила мадам Надисс.
— Увы, — кивнул я, кладя в карман снимок, — вашим несчастьям пока не пришел конец.
Она помолчала немного. Жидкие пряди упали на лицо, словно занавеска из сушеных водорослей. За ней скрывалось отчаяние.
— Он опять наделал глупостей?
— Боюсь, что так. Если получите известия от сестры, позвоните, вот мой телефон.
Я вышел, против своей воли удрученный скорбной атмосферой, царившей в доме ювелира. Берта уже вывалилась на улицу, чтобы поведать о своих подвигах мамаше Пино. Однако у машины я застал одну толстуху.
Уперев кулаки в бока, Берта с растущим недоумением оглядывала пустынную улицу.
— Сушеная вобла исчезла! — объявила она. Я ей не поверил и слегка разозлился.
— Не болтайте ерунды, Берта!
— Чистая правда, комиссар. Сами посмотрите: машина пуста и горизонт тоже, в какую сторону ни глянь…
— Может, ей наскучило дожидаться нас?
— Чушь! — энергично отмахнулась китиха. — Если в ей наскучило, она потащилась бы за нами. Или вы полагаете, что она отправилась погулять одна ночью в чистом поле?
— Наверное, отошла по нужде, — без особой уверенности предположил я.
— По нужде, скажете тоже! — язвительно расхохоталась грубиянка. — Зачем куда-то ходить, когда на улице ни души, а если уж она такая щепетильная, могла бы попросить разрешения у ювелира. Все кафе закрыты и общественные уборные тоже! Ох, Сан-Антонио, у меня дурное предчувствие.
И словно для того, чтобы придать весомости ее зловещему высказыванию, невысоко над нами раздался голос (в моих книгах раздается много голосов, как и в истории Жанны д’Арк. Но если она слышала глас Провидения, то у меня все голоса принадлежат свидетелям).
Мы задрали головы и увидели призрака, маячившего за приоткрытыми ставнями соседнего дома. Совершенно седой старик с глазами-бусинками, напоминавшими двух мух на пирожном бизе.
— Вы ищете даму, что осталась на улице?
Ставлю зубную боль против бешеного дантиста, что этот столетний крот все ночи проводил, подглядывая за обитателями Нового проспекта Генерала де Голля. Он знал все, что происходит тут: когда встречаются и расстаются любовники, кто сегодня напился, а кто разругался с женой, у кого заболел ребенок и где помирает старик, знал наперечет всех бродячих собак, всех загулявших субботним вечером подростков. Око городка!
— Верно, — подтвердил я. — Куда она пошла?
Вместо того чтобы ответить честно и прямо, старый пень принялся вилять. Мол, а что вы мне дадите взамен…
Деревенские сплетники все одинаковы. Их принцип прост, как топор. Откровенность за откровенность, признание за слушок, недомолвка за намек. Отлей мне чуть-чуть твоей желчи, и я уступлю тебе немного моего гноя. Подыши моими миазмами, а я наковыряю тебе горсточку струпьев. Они лелеют низменные инстинкты. Сотрудничают, помогают друг другу. Собственно, их можно назвать коллекционерами, вот только собирают они не марки, не монеты, не фарфоровых слоников, а слухи. Они вынюхивают секреты, они прядут сплетни. Отвратительные типы, не правда ли? Вы с такими, случаем, не знакомы?
— У Надиссов опять шум, — проквакал старый червяк. — Держу пари, мальчишка снова пустился во все тяжкие.
— Вроде того, — уклончиво признал я, понимая, что надо идти на уступки. — Так что с той женщиной, дружище?
— Она уехала. Что опять затеял этот прохвост? По меньшей мере вооруженный грабеж, а?
— Не совсем, но близко к тому. С кем она уехала?
— С двумя мужчинами на машине. Шарль все еще в бегах или вы его уже поймали? Мне вдруг надоело ходить вокруг да около.
