Ознакомительная версия.
Но сдаваться тьма не собиралась. Май неожиданно дернулся раз, другой, а потом начал корчиться синхронно с мраком. И закричал, тонко и страшно.
И первым, и вторым, и всеми последующими моими желаниями было одно – сорваться с места и бежать на помощь. Кому? Им обоим.
Но я помнила слова деда Тихона и потому оставалась на месте, сжимая кулаки все сильнее, до боли. Пока не ощутила, что по ладоням потекло что-то горячее. Ну вот, испачкала кровью дедово одеяло. Ногти впились в кожу ладоней и проткнули ее насквозь. Зато я смогла сдержаться.
Хотя это было трудно, очень трудно. Мне казалось, что знахарь не справляется, что тьма сейчас заберет Мая, добьет его, очень уж жутко корежило пса. А крик становился все громче…
Но и старец говорил все громче, его голос звучал набатом, икона над головой сияла все сильнее, а рубаха, борода и волосы развевались так, словно оттуда, из джипа, дул ветер. Черный ветер.
И вдруг стало нестерпимо тихо. Так тихо, что в ушах запищал невесть откуда взявшийся комар.
Дед Тихон, устало пошатнувшись, опустил руки и прижал икону к груди.
А Май больше не кричал. И не корчился. Он брошенной грудой тряпья остался лежать на дне багажника.
– Он… Он умер? – Я медленно поднялась со стула.
Шагнуть вперед не было сил. Подойти, дабы убедиться, что все усилия оказались напрасными и зло забрало Мая? Не могу. Не пойду.
Знахарь же приблизился к джипу и склонился над псом.
Стоп. Приблизился?! Значит… Я всмотрелась внимательнее – гнилой черной слякоти вокруг Мая больше не было. Лишь теплый свет свечей освещал сейчас салон автомобиля.
– Ну, что стоишь, девонька? – повернулся ко мне дед Тихон. – Иди к своему страдальцу, он тебя ждет.
Словно подтверждая слова старика, из багажника раздалось слабое радостное повизгивание.
А поздним утром мы с дедом Тихоном пили душистый чай из самовара. С сухарями, сушками, брусничным вареньем и лесным душистым медом. И все было хорошо, просто замечательно. Я, правда, периодически хлюпала носом, поглядывая в закуток возле печки, откуда на меня смотрели обожающие глаза Мая. Но это обычное дело, узел-то развязался.
Пса дед Тихон решил оставить пока у себя, до полного его, пса, выздоровления. А когда Май поправится, мы приедем к нему всей семьей и посмотрим, как встретятся Ника и собакевич. В худшем случае пес останется жить здесь.
Но, думаю, нет – уверена, теперь все будет в порядке. Дикая выходка волкодава там, в клинике, была, скорее всего, связана с этой непонятно откуда взявшейся порчей. Кто сотворил такое с Маем, зачем это понадобилось – мы с дедом Тихоном так и не пришли к единому мнению. Да еще какое-то чужое зло! На мой вопрос старик ответил так:
– Знаешь, Аннушка, я ведь не впервые порчу-то изгоняю, насмотрелся уже на такое. Но подобная гадость местных злых людишек, кто бы они ни были, всегда одинакова. Слабовата она супротив черни, на несчастного пса насланной. Не нашей земли порожденье, вот что я тебе скажу, девонька, – задумчиво проговорил он, поглаживая окладистую бороду.
Или борода была обычной? Я ведь, если честно, слабо представляю, как выглядит настоящая окладистая борода. То ли она не должна помещаться в оклад иконы, то ли чем больше оклад (то есть заработок) у бородоносца, тем она, борода, и больше?
Дед Тихон снова был прежним, привычным стариком, сидевшим сейчас напротив меня за столом и смолившим козью ножку. Для рафинированных особ поясняю – в данном случае под козьей ножкой имеется в виду самостоятельно свернутая из листка бумаги папироска, набитая махоркой. А вовсе не настоящая нога, безжалостно отпиленная у козы.
Домой я отзвонилась сразу после того, как проснулась, там все было в порядке. Ника позавтракала и играла у себя в комнате, причем так увлеклась, что даже не пришла поговорить по телефону с мамой. Катерина хотела сходить за ней, но я запретила. Наоборот, очень хорошо, что ребенок занят, кукситься не будет. А я спокойно, не торопясь, доеду до дома.
Потом из аэропорта Владивостока позвонил Лешка, они летели в заключительный город гастрольного тура – Хабаровск. Естественно, что мужу о своих подвигах я рассказывать не стала, иначе крику было бы! Да и о Мае говорить еще рано. Вот вернется завтра – тогда и покаюсь.
Я поднялась из-за стола и подошла к лежавшему на теплой подстилке Маю.
– Ну что, девонька, уже поедешь? – улыбнулся старик. – Может, задержишься на денек?
– Не могу, завтра Леша возвращается, будем нашего папу с дочкой встречать. – Я гладила счастливую мордуленцию пса, нос был уже не горячий, а такой, каким должен быть: прохладный и в меру сопливый. – Не скучай, малыш, и выздоравливай поскорее. Дедушка, – повернулась я к знахарю, – не забудь связаться с нами сразу, как только он поправится.
– Не переживай, свяжусь. Езжай спокойно.
Я и поехала. И доехала на удивление хорошо, несмотря на то, что дневная трасса на Москву весьма существенно отличается от ночной. Да еще и погода решила подкинуть мне снежную метель. Но все это была такая ерунда по сравнению с бедой, которую удалось отвести.
Дома, не посвящая Катерину и Нику в подробности, я рассказала о своей поездке. И о том, что дед Тихон пообещал поставить Мая на лапы гораздо быстрее, чем это сделали бы московские врачи.
Катерина, конечно же, разохалась и устроила мне сеанс ворчанья и бухтенья, обзывая сумасшедшей и ненормальной (а разве это не одно и то же?). Это же надо – сорваться посреди ночи, чтобы отвезти собаку в лес! Да еще у черта на куличках! А если бы! А не дай бог!
Ника же не произнесла ни слова, только в конце рассказа крепко обняла меня за шею и поцеловала. Потом спрыгнула с маминых коленей, где сидела все это время, и ушла в свою комнату.
А я отправилась в спальню и прилегла на кровать. Голова слегка кружилась, надо бы поспать минут сто двадцать.
Внезапно с кухни раздался сильный грохот, словно обрушился потолок. Меня буквально снесло с кровати:
– Катерина, что у тебя там?
Тишина. Странно. Надо проверить, что там уронила наша домоправительница.
А наша домоправительница уронила себя. Катерина лежала, неловко подогнув руку, между столом и холодильником, на котором стоял работающий телевизор.
Да что же это такое, в самом-то деле! Что за напасть на нашу семью!
Я бросилась к Катерине, проверила пульс – вроде в норме. Дыхание тоже ровное. Похоже на обморок. Легонько похлопала ее по щекам, брызнула в лицо водой. Помогло, Катерина открыла глаза и попыталась встать.
– Не спеши, – я подложила ей под голову диванную подушку. – А то не дай бог опять в обморок хлопнешься. Ты как себя чувствуешь? Сердце как, голова? Что случилось?
– Аннушка, – губы домоправительницы задрожали, из глаз двумя мощными потоками хлынули слезы. – Горе-то какое у нас, го-о-оре!
– Ты о чем? – говорить почему-то вдруг стало очень трудно, губы словно замерзли.
– Самолет, на котором летел наш Лешенька, разбился! В новостях только что сказали!
– Нет, – прошептала я, отступая, – нет, этого не может быть! Я не верю!!!
– А ты поверь, – произнес за спиной странный, какой-то утробный голос. – Я все-таки достал его, теперь твоя очередь.
Воздух сгустился и стал тягучим, словно резиновым. Медленно, преодолевая его сопротивление, я повернулась.
В дверях кухни, криво усмехаясь, стояла Ника.
Анна шла навстречу и приветливо махала рукой. Рядом с ней вприпрыжку скакала Ника, держась за другую мамину руку. Солнце вытряхивало простыни света у них за спиной, поэтому лиц видно не было.
– Анна! – От радости он сам едва не уподобился Нике и не побежал навстречу бодрым козликом, суетливо топая копытцами. – Вы откуда здесь? В гости приехали? А почему не предупредили, я бы встретил!
Захлебываясь словами, он бежал и бежал, но Анна и Ника почему-то не приближались. Хотя на месте тоже не стояли. Тревога назойливой мухой закружила вокруг, жужжа все громче.
Он остановился, с недоумением вглядываясь в знакомые силуэты. Что происходит?
– Анна! – Эй, парень, почему так жалобно? Ты мужик или где? – Не молчи, пожалуйста, не молчи! Ведь с тебя сняли заклятие, ты снова можешь говорить!
Но она ничего не ответила, лишь продолжала механически, словно зависший робот, махать рукой. А Ника засмеялась. Нет, не засмеялась – захихикала, злорадно и почему-то хриплым низким голосом.
Солнце у них за спиной тоже испугалось чего-то и спряталось за облаками. Сразу стало сумрачно, серо, уныло.
И он смог наконец разглядеть лица. И застыл на месте, не в силах пошевелиться.
Потому что к нему приближались Анна и… Монстр. Чудовище, издохшее несколько месяцев тому назад.
Рядом с женщиной, перед которой он преклонялся, весело подпрыгивало нечто, имеющее тело Ники, волосы Ники и лицо зла. Лицо Паскаля Дюбуа, бокора, черного колдуна вуду, которому свернули шею в присутствии нескольких свидетелей в мансарде роскошной виллы, расположенной в окрестностях Сан-Тропе.
Ознакомительная версия.
