Ознакомительная версия.
— Ты дура! — кипя, вскричала Вика. — Ты хоть сама понимаешь, что наделала? Ты знаешь, какой тираж у этой газеты? А ты знаешь, что за сволочь эта Чернова? Это первый раз в жизни, когда она предлагает о ком-то хорошо написать совершенно бесплатно!
— Не бесплатно, каждая ее строчка больших денег стоит.
— Для насбесплатно, балда! Собиралась нас хвалить и ничего с нас за это не брать. Такой форт один раз в жизни! А ты?
Марина, слегка покраснев, неохотно выдавила:
— Ну на тебе ведь это не очень скажется, правда? Или скажется?
— Да на тебеэто скажется! Твоя карьера была на мази, а ты сама, собственной рукой… Трясет меня от тебя, вот что!
— Но ты же интервью не прочитала… — жалобно произнесла подруга. — Я и под угрозой пистолета не придумала бы тех ужасных ответов, которые сочинила за меня эта Чернова. Там какой-то кошмар!
— Она пишет как все. Ты что, газет не читаешь?
— Не читаю, — покаялась Марина. — У меня нервов на них не хватает.
Вика махнула рукой.
— На тебя и злиться-то толком невозможно. Ладно, будем надеяться, что пронесет. А Дашу действительно надо предупредить, тут ты права.
Однако она не успела снять трубку, как телефон зазвонил.
— Виктория Павловна? Это Наташа. Я по поводу похорон. Они будут завтра и поминки тоже. Вы ведь придете? А у вас нет телефона Марины Олеговны? Она здесь? Она придет? Дядя очень уважал ее, честное слово. Вы его простите, хорошо? Я его простила.
— Она его простила, — передала Марине Вика. — А ты?
— А мне Ушастика очень жалко. Остальное-то все — чепуха. Вот, кстати, мы и выяснили, строил ли Преображенский против нас с тобою козни. Он вел себя с нами более чем порядочно и пел нам дифирамбы. А мы после этого будем покрывать его убийцу?
Виктория Павловна лишь вздохнула и набрала номер Даши. Отвечать на глупые вопросы она не собиралась.
Поминки проходили в ресторане Дома актера, народу была тьма, но из студийцев всего четверо: Вика с Мариной, Таша и, как ни странно, Дашенька, бледная, измученная и без привычного Дениса за спиной. Заправляла действом Галина Николаевна, весьма элегантная в черном трауре, спокойная и уверенная. Дашенька явно не желала попадаться ей на глаза.
— Переживаешь? — сочувственно спросила девочку Виктория Павловна. — На тебе лица нет. Жаль его, конечно, но ты и себя пожалей.
— А за что мне себя жалеть? — со слезами в голосе возразила та. — Я столько обижала его, столько мучила! Вот сейчас думаю — зачем? Зачем я была такая злая? Могла бы мягче как-то, добрее, да?
— Да куда мягче? Уж ты ли у нас не добрая?
— Не добрая, нет. Иногда у меня не хватало терпения, и я срывалась. А ведь он гений, к нему нельзя было подходить с обычными мерками, правда? Ему надо было все прощать, все, а я… И ничего уже не исправишь!
У Вики защемило сердце, она нежно обняла Дашеньку за плечи. Та вдруг вздрогнула, напряглась, и Вика увидела, что через зал к ним направляется вдова.
— Рада, что вы смогли прийти, Виктория Павловна, — светским тоном поблагодарила она, приблизившись. — Правда, мой муж погиб в расцвете таланта из-за вашей безалаберности, но я не собираюсь вас винить. Вы ведь сделали это не нарочно, просто в силу своего неподходящего для руководителя характера.
Виктория Павловна с трудом выдавила:
— Я… я не… почему?
— В вашей студии вечный бардак, не правда ли? То открытые люки, то незакрепленные блоки. Вы руководитель, и соблюдение техники безопасности на вашей совести, а не на совести бедной затравленной Поляковой. Но не волнуйтесь, я не стану затевать против вас дело. От женщины, которая даже не умеет поддерживать в порядке собственный макияж, смешно требовать, чтобы она содержала в порядке студию.
«Неужели опять тушь осыпалась?» — промелькнуло в голове у Вики. Думать о других, более страшных обвинениях не было сил.
— Вы ведь знаете, Галина Николаевна, что неправы, — тихо произнесла Марина. — Виктория Павловна очень хороший организатор, и накладок в студии было на удивление мало.
— Мне хватило и одной, — ядовито ответила вдова.
Возразить было нечего. Галина Николаевна вдруг подняла брови, словно увидела нечто неожиданное.
— Оказывается, и вы здесь, милая Дашенька? «О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней». Последняя любовь гения? Благодарю, что снизошли до нас. Я польщена.
— Галина Николаевна! — жалобно вскричала Даша. — Честное слово, я ничего такого не говорила! Когда я прочла газету, я чуть не умерла. Я не знаю, откуда журналистка взяла все это. Я говорила совсем другое, клянусь вам всем на свете!
— Юлия Чернова работает оперативно, — без выражения произнесла вдова. — Правда, она не сочла нужным побеседовать со мною, но это так естественно. Кому интересно мнение женщины, прожившей с мужем тридцать лет? Зато лишь позавчера человек умер, а сегодня вся страна уже знает, как он восхищался своим доморощенным дилетантом-режиссером и своею юною шлюшкой-подружкой. Только имей в виду, юная шлюшка, — в голосе зазвучала жгучая ненависть, чуть прикрытая холодом деланого равнодушия, — имей в виду, он знал тебе и мне цену. Ему требовалась молоденькяа дурочка, чтобы расслабляться и заряжаться ее энергией, вот он и использовал с этой целью тебя. А меня он любил. Я — его жена, единственная законная жена за всю его жизнь. Он никогда бы меня не бросил.
— У нас с ним ничего не было, — прошептала Даша, не смахивая слез, резко повернулась и побежала через зал к выходу.
Вика с Мариной ушли сразу вслед за ней.
— Даше не позавидуешь, — сочувственно прокомментировала Марина, оказавшись на улице.
— Видишь, даже ты ее жалеешь!
— Тут трудно не пожалеть. А ведь Галина Николаевна производила впечатление достаточно интеллигентной женщины!
— У нее просто сдали нервы. Смерть мужа… — пояснила Виктория Павловна, помрачнев от воспоминаний.
— А ты уверена, — оживилась собеседница, — что смерть мужа, а не газетная статья? Ты обратила внимание — она сперва обхамила тебя, потом Дашу, а меня не тронула. И, судя по всему, замечательная журналистка вас похвалила, а меня в лучшем случае проигнорировала. Однако быстро они публикуют материал!
— Потому что Чернова очень влиятельная, а сведения интересные, хоть наполовину и вранье. Это я виновата. Мне надо было предупредить Дашу, чтобы держала ухо востро и ничего не подписывала, не читая.
Марина хмыкнула:
— А ты сама?
— Ну, я… — пожала плечами Вика. — Что такого она могла насочинять, чтобы мне повредить? Надо бы купить газету да почитать. Если там и преувеличиваются мои таланты, мне не жалко, это только кстати. А вот с Дашенькой… Ей ведь и в голову не пришло, что Чернова привыкла врать как сивый мерин и сочинять интервью сама. А Галину Николаевну можно понять. Прочитать такое о собственном муже — приятного мало. Только неужели она поверила вранью, если видела правду своими глазами?
Марина вздохнула:
— Значит, ты была права, и она более ревнива и менее наблюдательна, чем я предполагала. То есть повод для убийства у нее был.
— Не знаю. Тогда уж скорее я б на ее месте убила Дашу.
— Найдется другая. Если мужчину потянуло на молоденьких, он вряд ли остановится. О, идея! Галина Николаевна как раз и хотела прикончить Дашеньку, а случайно убила мужа. Вот теперь и переживает, еще бы…
Вика опешила:
— Да ты что?
— А что? Чем плохи опосредованные методы убийства, так это большой вероятностью ошибки. Если собственноручно бить тяжелым предметом по голове, то по крайней мере мужчину с женщиной не перепутаешь, а вот когда попортил блок… Предположим, Галина Николаевна знала, что в подсобку должна прийти Даша. Знала — и соответственно подготовилась. Но Евгений Борисович тоже проведал о Дашиных планах и решил ее подкараулить, чтобы поприставать наедине. Пришел раньше нее, а на него вдруг — бац!
— Сама ты — бац! — возмутилась Виктория Павловна. — Маринка, ты издеваешься, что ли? То у тебя одно, то другое, и все друг другу противоречит. Ты бы уж остановилась на чем-то одном, а не путала нормальных людей.
— Если б я могла остановиться на чем-то одном, так работала бы Шерлоком Холмсом, — улыбнулась Марина. — Остановиться я как раз и не умею. Но в идее убийства по ошибке есть здравое зерно, убеждена!
Вика лишь махнула рукой. Ну что с этими авторами поделаешь?
* * *
Дома на Викторию Павловну моментально навалились проблемы. На следующий день, во вторник, в семь вечера полагалось бы провести очередное занятие студии, и она мрачно размышляла, кто же в сложившейся ситуации на него придет и вообще как теперь быть. Оказывается, Евгений Борисович влиял на положение дел куда серьезнее, чем можно было предположить. Например, изначально на завтрашнем занятии намечалось подробно обсудить премьеру и игру актеров, найти недостатки и избавиться от них. Теперь это лишалось смысла — пьеса вряд ли пойдет снова. После гениального убийцы-Преображенского никто не решится взять себе освободившуюся роль.
Ознакомительная версия.
