Ознакомительная версия.
Я глянула на Риту, Ларионова кивнула.
– Некий резон в высказываниях Насти есть. Мне тоже оклад показался чрезмерным. Кстати, на деле выходило даже больше – около полутора тысяч. А за что? Галя развозила в коробках заказы – всякие цветочные композиции, икебаны. Муторное дело! Коробки чаще всего оказывались тяжелыми, тащить их следовало на городском транспорте, и время могло быть любое. Знаете, сейчас у богатых новая фишка – поздравляют с днем рождения ровно в полночь. Вот Галке и предписывалось ровно в ноль часов ноль минут позвонить в дверь и сказать: «Вам подарок! Хэппи бёздэй!» А когда подпрыгивающая от восторга именинница – чаще всего такие сюрпризы получали женщины – впускала курьера в квартиру, Галя должна была снять упаковку и разместить букет в вазе, подрезав стебли и добавив в воду средство для «долгожительства» цветов. Норкиной всегда давали точнейшие указания, и если их не соблюсти, капризные экзоты не проживут и дня. Одни любят свет, другие темноту и так далее. Галочка устраивала цветочки в правильном месте и непременно получала щедрые чаевые. Да о такой работе, несмотря на неудобный график и тяжелые коробки, только мечтать можно!
– Слишком много денег! – закричала Настя. – Они ее убили!
– Просто Остапов подобным образом откупался от Гали, – вздохнула Рита.
– Но мама умерла! – не успокаивалась Настя.
– От инфаркта, – напомнила Рита. – Кстати, ты по какой причине мою куртку сегодня схватила?
– Холодно показалось, – с вызовом ответила Настя. – Я ж не думала, что она ее сопрет!
– Зачем ты осквернила могилу Каркиных? – тихо спросила я.
– Они убили маму! – затвердила Настя. – Насмерть.
Ларионова обхватила себя за плечи.
– Иди умойся, – велела она девочке.
Настя неожиданно послушалась, Рита схватила меня за рукав.
– Не губите Настю, не сообщайте в милицию. У девочки подростковый период, гормоны бушуют, да еще любимая мама умерла. Вбила она себе в голову дурь. Много цветов погибло?
– Все, – ответила я, – могила в ужасном состоянии.
Внезапно Рита ринулась в прихожую.
– Пошли.
– Куда? – насторожилась я.
– На кладбище.
– Зачем?
– Приведем захоронение в порядок, – лихорадочно шептала Ларионова, – подметем, почистим… Если местным бомжам денег дать, они цветов приволокут. Ну что вы стоите? Шевелитесь! А то, не дай бог, родственники завтра придут и в ментовку нажалуются!
– Могилу изуродовала Настя, – зло сказала я. – Если девочка сумасшедшая, ее следует показать психиатру. Кстати, кладбище на ночь запирают.
– Я нормальная! – закричала Настя, высунувшись из ванной. – Мне мама все рассказала! Она там кое-что подслушала! Вот так! Убили ее Каркины! Они всех убивали! Подонки! Ну ничего! Отомщу! Убью! А-а-а-а!
Плач перешел в вопль, Настя упала на пол, уперлась головой и пятками в паркет, изогнулась дугой…
– Что с ней? – в полнейшем ужасе прошептала Рита.
Я присела и попыталась придержать подбородок несчастного подростка.
– Неси скорей нож!
Ларионова метнулась в кухню и через секунду вернулась.
– На.
Я просунула лезвие между зубов Насти, с огромным трудом разжала ей челюсти и сказала:
– Вытащи язык.
– З-зачем? – в страхе сказала Рита.
– Похоже, у девочки эпилепсия, она может задохнуться.
Ларионова выполнила мой приказ.
– Настя здорова, – прошептала она, – никаких припадков у нее никогда не было.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – отреагировала я.
– Ты врач?
– Нет.
– Медсестра?
– Не имею никакого отношения к медицине.
– Откуда знаешь про эпилепсию?
– Жизнь длинная, – отмахнулась я, – всякого навидалась. Не давай ей закрывать рот. Пойду вызову «Скорую»…
– Эт-та тута што? – прошамкала старуха, неожиданно вышедшая в коридор.
– Уйди, баба Лена! – велела Рита.
Но пенсионерка не унималась.
– Хто ляжит-то?
– Настя, – ответила я, понимая, что баба Лена не отвяжется, пока не удовлетворит любопытство. – Где у вас телефон?
– Поищи у Насти в комнате, – бормотнула Рита. – Там база стоит, вторую трубку бабка вечно теряет.
– Эт-та Настя? – гундела старуха.
– Да, – кивнула я.
– Опять плохо?
– Девочка уже так падала? – спросила я, открывая дверь в указанную комнату.
Взор обежал спальню подростка. Бедность тут била из всех углов: ни телевизора, компьютера, магнитофона, ни милых детскому сердцу мягких игрушек. Старая железная кровать, древний трехстворчатый гардероб и тумбочка, на которой стояла единственная дорогая вещь – красивая настольная лампа, в изножье которой был прикреплен искусственный бонсай. Наверное, Насте кто-то сделал подарок.
– Ага, – сообщила баба Лена, – разов пять али шесть. Во страхотища! Пена прет, глаза выпучиваются…
– Почему мне ничего не говорила? – заорала Рита. – Отчего молчала?
– Во какая! – загудела баба Лена. – Вечно всем недовольная, злобная… гав, гав… чисто собака! Чаво ни сделай – плохо! Только пасть разинешь – молчи, старая дура. И таперича вновь не угодила!
– Молчи, старая дура! – прошипела Рита и начала дуть обмякшей Насте в лицо, а я стала вызывать «Скорую».
Утром меня разбудил тихий стук в дверь. Я села в кровати и сначала не поняла, где нахожусь: серые занавески и темно-зеленая мебель. Но уже через секунду память подсказала – я ночевала в гостевой комнате, а в моей спальне на втором этаже поселилась будущая мачеха Ниночка.
– Кто там скребется? – крикнула я, натягивая одеяло до шеи. – Входите смело.
В спальню вступила Ниночка.
– Вилка, простите… – убитым голосом прошептала она.
– Вроде ничего плохого ты не сделала, – зевнула я, косясь на будильник. – Давай сразу перейдем на «ты», а? Очень скоро ты станешь моей мачехой – надеюсь, не заставишь отделять гречку от пшена? Кстати, ты всегда вскакиваешь в несусветную рань?
– Смешно! – хихикнула Ниночка. – Это я про крупу. Если честно, то обожаю поспать, только на новом месте плохо получается. Прости, не хотела!
– С удовольствием прощаю, но не понимаю, за что.
Ниночка плюхнулась в кресло.
– Прости, стоять тяжело.
– Так и будешь безостановочно кланяться и извиняться? – зевнула я.
– Вчера Ленинид сказал: «Выбирай любую комнату», – зачирикала Ниночка, – ну я и попросилась на второй этаж – там красиво, окон много, светло. А ночью проснулась и поняла: здесь же кто-то жил. И так мне нехорошо стало! Весь сон пропал! Спустилась вниз, иногда вкусная булочка помогает заснуть, а там девочка у чайника, Олеся…
– Кристина, – поправила я.
– Ой, извини! Ну мы с ней разговорились, так и узнала, что спальня твоя. Это ужасно!
– Ерунда.
– Нет, нет, ужасно, – замотала головой Ниночка. – Представляю, какое я тут впечатление произвела: заявилась незваной, вытолкала хозяйку из любимой кровати… Наверное, неправильно поняла слова Ленинида. Это его дом? Или он съемный? Кристина говорила что-то, я не разобралась.
– Мы здесь поселились ненадолго, – ответила я обтекаемо, пытаясь успокоить искренне расстроенную девушку. – А что выбрала мою комнату… Ну, ты ведь беременная, имеешь право на капризы.
Ниночка нахмурилась.
– Понимаешь, я совсем не знаю жизни. Меня воспитывали бабушки, преподавательницы Московского университета, – одну никогда не отпускали, вечно с ними ходила. Не поверишь: до десятого класса в школу за руку водили. Друзей у меня не имелось. Бабуси всем экзамены устраивали, не успеет человек порог перешагнуть, как они шерсть дыбом и начинают: «Вы кто? Из какой семьи? Зачем пришли? Сколько иностранных языков знаете?» Никто из ребят и девчонок их долго не выдерживал, посидят на допросе и убегают.
– Тяжело, – согласилась я.
– Вот и совершаю постоянно ошибки при общении, – серьезно продолжила Ниночка, – потому что опыта нет. И по хозяйству я полная дурочка. Знаешь, боюсь утюга!
– Хорошая фобия, – кивнула я. – У одной моей подруги, Люси, аллергия на кастрюли и сковородки. Как видит утварь, мигом чихает, кашляет, пятнами покрывается. Поэтому Люська никогда не ходит в хозяйственные магазины и не готовит, у нее в доме муж у плиты стоит.
– Скажите, пожалуйста! – поразилась Ниночка. – Ну и ну! Нет, у меня не так, просто обжечься боюсь. И потом, гладить ведь очень нудно!
Я глянула на будущую маменьку. Похоже, девушка и впрямь беспредельно наивна. Она поверила рассказу про Люсю, не засмеялась, а только удивилась, услыхав о кухнефобии. Интересно, где она сумела познакомиться с Ленинидом, как ухитрилась забеременеть и почему заботливые бабуси отпустили выращенную в тепличных условиях внучку в суровый мир повседневных опасностей?
Словно подслушав мои мысли, Ниночка захлопала в ладоши.
– Давай расскажу о себе? Все-все! От детского сада до встречи с дорогим Ленинидом. Мои родители служили дипломатами в Японии. Я родилась в Токио… Здорово?
Ознакомительная версия.
