Я взглянула на Гескина, перешедшего к описанию столового серебра «Жокей-клуба», и мне стало нехорошо. До меня вдруг дошло, что ему поверят в любом варианте. Даже если он скажет, что в момент убийства Кеннеди я сидела между Жаклин и губернатором Коннэли. Но чтобы подтвердить мою связь с КГБ, он сам должен быть…
Голова моя пошла кругом, к горлу подступил тяжелый вязкий ком, как тогда, в самолете, когда я выпила водки. Самое ужасное заключалось в том, что я не видела практической возможности проверить свою догадку. Конечно, Гескин вполне могбытьне бароном, не англичанином и даже не мужчиной — от КГБ можно ждать чего угодно. Но Эдмонду Шарль-Ру я знала по фотографиям. Тогда, в Париже, с ним сидела именно она, ошибки быть не может. Ладно, пусть он тот, за кого выдает себя. Что мешает ему быть человеком КГБ? А черт его британскую душу знает! Я напрягла память, пытаясь выудить из ее глубин то немногое, что когда-то читала или слышала о суперагентах «конторы» на Западе, но, кроме Зорге, Радо, Филби и Маклина, никого не вспомнила. В конце концов, шпионаж — не моя тема. Вот если бы агентом Лубянки был Астафьев, или, скажем, Вознесенский — тут я эксперт, тут мне было б о чем поразмыслить.
— Валя, расслабьтесь, пожалуйста, вы же в Буэнос-Айресе, а не в Москве! — голос Гескина звучал непринужденно и слегка иронично. Этакий светский лев, направляющийся в свой клуб в перерыве между двумя деловыми встречами, чтобы выкурить «гавану».
— Простите, я просто задумалась.
— О чем же, если не секрет?
— О вас, барон…
15
Буэнос-Айрес. Гостиница «Плаза»
2 декабря 1977 года
С моей точки зрения, обед в «Жокей-клубе» прошел преотвратно. Я была так поглощена своими внезапными подозрениями, что даже не обратила внимания на фантастическую сервировку стола, бутылку «Вдовы Клико» и великое множество изысканных блюд, которые Гескин в приступе несвойственного жмотоватым бриттам загула скормил моему омертвевшему от ужасных догадок, но не потерявшему аппетита организму.
Когда такси подъехало к «Плазе» и мы вошли в буквально пылавший огнями вестибюль (я, грешным делом, подумала, что аргентинцы по забывчивости готовятся торжественно отметить очередную годовщину сталинской конституции), Гескин чуть изменившимся голосом предложил:
— Может быть, поднимемся ко мне и выпьем по чашке кофе?
Скажи он такое утром, я, вне всякого сомнения, послала бы этого старпера так далеко, что перелет через Атлантику показался бы ему легкой прогулкой без зонтика. Но к вечеру я уже была другим человеком.
— Разве родители не знакомили вас в далеком детстве с классическим постулатом джентльменов о том, что приглашать даму в гостиничный номер пошло?
Гескин замалиновел, как мальчишка. А я продолжала:
— Знаете, как на вашем месте поступил бы типичный советский мужчина?
— Любопытно…
— Он бы сказал: «Слушай, мать, проводить-то я тебя проводил. Но, сама видишь, на метро я уже не успею, в кармане у меня тридцать копеек, а вставать завтра в семь. Так что выбирай, подруга: либо ты мне кинешь трешник до получки, либо я ночую у тебя»…
— Увы, мадемуазель, — Гескин развел руками, — в Буэнос-Айресе, насколько мне известно, нет метро.
— А у меня нет трешника — одни доллары. Стало быть, вам придется переночевать в моем номере…
Когда мы вошли в лифт и Гескин уверенно утопил в панели кнопку с номером 19, я взглянула на него, пытаясь найти хоть внешнее подтверждение своим выводам. Увы, гладкое, почти не тронутое морщинами лицо барона выражало лишь то, что и должно было выражать: сытость, сознание собственной важности и с трудом скрываемую похоть. «Дважды два — четыре», — подумала я и вздохнула.
Мы вошли в номер, и я услышала, как Гескин за моей спиной защелкнул «собачку».
— А если вдруг пожар, а вы в панике не сможете открыть дверь? — поинтересовалась я, не оборачиваясь. — Что тогда? Сгорим в огненных объятиях?
— Валя, вы, наверно, самая умная женщина, которую мне доводилось встречать на своем веку!
— Если бы, — снова вздохнула я.
Гескин обнял меня сзади и осторожно поцеловал в шею.
Меня передернуло.
— Что-то не так? — все-таки у этого хрыча на его, как он точно выразился, веку сменилось шесть жен, следовательно, какие-то нюансы, даже несмотря на революционный возраст, он просто обязан был различать.
— Барон, как и всякая советская девушка, получившая воспитание в здоровой семье и пионерской дружине, я не могу заниматься сексом на пороге. Учтите, я щажу ваш снобизм: по-русски это называется «в подворотне». Торопиться нам некуда, так что давайте пить кофе.
— Я сейчас позвоню в бар, — тоном пай-мальчика сказал Гескин и направился к моему музыкальному телефону.
— Да бросьте свои мелкобуржуазные рефлексы! Давайте подумаем о моих аргентинских братьях по классу. Уже поздно, зачем беспокоить людей?
— Да, но где тогда взять кофе?
— Идите сюда, сэр Джеральд, и я вам покажу такое, чего не сможет вообразить вся палата лордов и даже Ее Величество королева Елизавета!
Я открыла чемодан и извлекла на свет банку бразильского растворимого кофе, пакетик сахарного песку и самодельный кипятильник из шести использованных лезвий «Нева», с которым никогда не расставалась в поездках.
— Боже, что это? — искренне поразился барон, указывая пальцем на «самодельный обогревательный прибор, способный привести к немедленному самовозгоранию» (именно так обозвала однажды мой кипятильник разъяренная администраторша сургутского караван-сарая «Нефтяник»).
— Успокойтесь, это не из списка товаров, запрещенных к вывозу из СССР. С помощью данного приспособления я приготовлю вам кофе, по сравнению с которым тот «эспрессо», что подавали в «Жокей-клубе», покажется вам… э-э-э… как бы тут поинтеллигентнее изъясниться?
— Не надо, — протестующе поднял руки барон. — Мне кажется, я понял, что вы хотели сказать.
— Ну и прекрасно! Снимайте свой пиджак, туфли, короче, все, что считаете нужным снять, и располагайтесь. А я пошла колдовать над «эликсиром молодости». Признайтесь: многое бы отдали за такой эликсир, а, барон?
— Все.
— Ценю вашу искренность. Будьте как дома!
Я направилась в ванную, наполнила водой два стакана, опустила в один из них кипятильник и ткнула вилку в розетку. Потом сняла с полки свою косметичку, вытащила коробочку с люминалом — я иногда принимала его в тщетном ожидании моего интимно-продажного друга — и вытряхнула ее содержимое на ладонь. Так, восемь таблеток. Учитывая возраст, стиль жизни и сексуальную возбужденность моего гостя, это был явный перебор. Летальный исход не планировался, для достижения моей цели вполне хватало двух «колесиков». Я осторожно опустила их в пузырящуюся воду и безучастно проследила, как белые шайбочки медленно растворились. Остался мелкий осадок на донышке, но и он будет незаметен, когда я насыплю в стакан кофе и сахар и тщательно размешаю этот «эликсир молодости». А впрочем, я не солгала барону: только во сне можно ощущать себя по-настоящему молодым и счастливым. Хотя, пожалуй, тут Гескин со мной не согласился бы.
— Валя, в ожидании эликсира молодости я рискую состариться! — крикнул из холла барон.
— Куда уж больше, старый хрен, — пробормотала я и поставила оба стакана на маленький серебряный поднос. — О гордый сын туманного Альбиона, я уже иду!
…— А что, совсем даже неплохо! — Гескин вежливо пригубил мое растворимое пойло, в котором люминала было чуть меньше, чем сахара, и аккуратно отставил стакан на журнальный столик. — Кофе с таким вкусом я пью впервые…
Я вся напряглась.
— Скажите, барон, вам встречалось в советской литературе имя Юлиана Семенова?
— Как же! — сэр Джеральд протянул руку за стаканом и, к моей радости, сделал еще один глоток. — Н-да, что-то в этом есть, не пойму только, что именно… — Он поднял на меня глаза. — Если я не ошибаюсь, упомянутый господин — первый в советскую эпоху беллетрист, весьма умело, чтобы не сказать цинично, перемешивающий исторические факты, архивные данные и оголтелый, хотя и не лишенный логики, поток лжи. Так?
— На мой взгляд, вы удивительно точно сформулировали суть его творчества.
— А почему, собственно, вы спросили?
— В ответ на ваше замечание о кофе. Иногда мне кажется, что Семенов, испытывая естественные для писателя проблемы с сюжетом, не гнушается любыми деталями, способными заполнить брешь и хотя бы частично удовлетворить любознательность читателей.
Он без зазрения совести вплетает в свои романы содержание поваренных книг, народные средства лечения, старые байки, рецептуру кофе…
— Господи, Валя, неужели ваш эликсир сварен по рецепту господина Семенова? — Гескин, явно форсируя протокольную часть нашей встречи, залпом допил свой люминал с сахаром.
