Ознакомительная версия.
Он буквально «влился» не только в чувства и эмоции пса – он мог теперь управлять алабаем!
Отпустить шею жертвы, вцепиться в его здоровую руку и, упав на землю, рвануть тушу толстяка на себя, прикрывшись ею от пуль…
Кирилл еще успел почувствовать, как сотрясается тело Кабана от вонзавшихся в него смертельных ос, прежде чем вновь стал собой.
– Твою мать! – заорал Пашка, глядя на быстро увеличивавшуюся под телом приятеля лужу крови. – Ты че наделал?! Ты же Кабана пристрелил вместо пса!
– Я?! Ты тоже стрелял! Мы же видели – пес был там! – голос Гришани дрожал все сильнее. – Как… почему… Слушай, да он точно – колдун!
– Кто?!
– Да Немтырь! Это все он сделал! Он… он, наверное, оборотень! Не, его пес – оборотень… Они оба… А-а-а-а-а!!!
Глаза Гришани побелели от ужаса, разум покинул его очи окончательно, и охранник вновь поднял автомат. Только теперь прыгавший в трясущихся руках ствол был направлен на Кирилла.
– Ты че делаешь?! – сипло выкрикнул Пашка, попытавшись выбить оружие у свихнувшегося от ужаса напарника, но не успел.
Грохот выстрелов эхом заметался среди деревьев, и Гришаня неуклюже завалился на бок, удивленно уставившись в небо навеки застывшим взглядом.
Пашка пару секунд смотрел на аккуратную дырочку во лбу напарника, а затем, заорав что-то маловразумительное, развернул свой автомат в сторону стрелявшего.
Но ответить врагу аргументированно он не успел: «аргумент» выпал из его рук благодаря настойчивой «рекомендации» собачьих клыков, с хрустом впившихся в его правую руку.
Пашка автоматически глянул в сторону мертвого Кабана – грызший его тушу пес был все еще там, у тела…
Но и здесь тоже! Точно такой же зверь вцепился в его, Пашкину, руку – и рычал, рычал, рычал…
Разум охранника, и без того изрядно перегруженный событиями последних суток, не выдержал напряжения и, вспыхнув, перегорел. Как лампочка.
Пашка хихикнул раз, потом другой, а затем, шлепнувшись на задницу, залился веселым детским смехом.
Смехом безумия.
Зафиксировавший накрепко его руку алабай озадаченно посмотрел на вышедшего из-за деревьев хозяина.
– Отпусти его, Хан, – тяжело вздохнул коренастый крепкий старик. Его длинная белая борода и короткий дубленый полушубок вызывали ассоциации с Санта-Клаусом.
Если существуют, конечно, Санты с охотничьими ружьями в руках!
Старик медленно приблизился к Кириллу, рядом с которым бесновался от радости, вылизывая лицо вновь обретенного хозяина, Тимка, и устало произнес, разглядывая изувеченное тело мужчины:
– Эк они тебя… изнахратили, Кириллка!
– Ты откуда тут взялся, дед Тихон?..
– Мы за тобой пришли…
«Наш самолет совершил посадку в аэропорту Мурманска. Экипаж прощается с вами и желает всего хорошего».
И это все, что она хотела сказать?! Да еще и мужским, немного усталым, голосом?
Странные существа все-таки эти женщины! Хотя в данном случае с ним пыталась поговорить совсем молоденькая девушка. Пухленькая, розовощекая, с большими голубыми глазами, до самых краешков переполненными ужасом и отчаянием.
Она появилась ниоткуда, словно соткалась из воздуха. Матвей вздрогнул от неожиданности и невольно огляделся по сторонам, пытаясь сообразить – откуда появилась эта девушка?
Из ниоткуда, самого настоящего, полноценного «ниоткуда». Потому что вокруг не было больше салона самолета рейса Москва – Мурманск: Матвей висел в странном сером мареве, и невозможно было, находясь здесь, в нем, определить не только направление, но и разобраться, где тут, собственно, верх, а где низ.
Все пассажиры, а заодно и бортпроводницы исчезли – он был один в этом «нигде и ниоткуда». Хотя нет, не один – все ведь и началось с появления этой девчушки. Сколько ей – семнадцать? Восемнадцать? Не больше: лицо еще не утратило следов детской припухлости, хотя тело уже налилось жизненной силой – у нее была большая упругая грудь… Круглая попка, крепенькие ручки с ямочками на локтях… Для полного завершения образа у незнакомки должно было быть наивно-восторженное выражение круглого личика, а в распахнутых навстречу жизни глазах – ожидание счастья.
Но вот этого-то как раз и не было. Ни наивного восторга, ни ожидания счастья.
Ужас и отчаяние. И искаженное болью лицо…
– Ты кто? – хрипло произнес Матвей.
Девушка попыталась ответить, но у нее ничего не получилось – губы лишь дернулись, словно от удара током, но остались плотно прижатыми друг к другу. Отчаяние окончательно переполнило голубые озерца ее глаз и заструилось по щекам потоками слез.
Она умоляюще протянула к Матвею руки в попытке ухватиться за его ладонь. Но чем сильнее она тянулась, тем больше почему-то отдалялась от него. И ее отчаяние постепенно выгорало, превращаясь в пепел безнадежности.
– Погоди, я сейчас! – Матвей рванулся следом за ней, он совершенно четко понял: незнакомку надо догнать, это важно, жизненно важно!
Зачем, что в ней такого загадочного, какое отношение она имеет к цели его поездки на Север – все это он выяснит потом, когда у него появится время для рассуждений и умозаключений.
А здесь и сейчас Матвей Кравцов действовал интуитивно, подчиняясь приказам подсознания.
Он побежал за девушкой – если способ передвижения в этом безвременье можно было так назвать. А та, видимо, что-то сообразив, больше не тянулась за помощью, а развернувшись, устремилась в определенном направлении, оглядываясь и делая знаки рукой – иди, мол, за мной.
И Матвей пошел. Хотя с каждым шагом это было все труднее – серая мгла уплотнялась, постепенно превращаясь в вязкое желе.
Пока совсем не затвердела, прочно запаяв внутри себя Матвея. Но испугаться он не успел – оказалось, что они уже пришли. Девушка остановилась, судорожно сжала у груди ладони и кивком указала куда-то вниз.
Матвей перевел взгляд в указанном направлении и вздрогнул.
Нет, даже не так – его затрясло. От ужаса и омерзения.
Хотя Матвей Кравцов, начальник службы безопасности строительного холдинга Мирослава Красича, в прошлом – офицер спецназа, прошедший все горячие точки в период новейшей истории России, повидал на своем веку немало крови и смертей.
Но ЭТО!!!
Там, внизу, серой мглы не было. А был обычный, тоже серенький, вечер. Вечер над небольшим островком, тоже самым обычным: жухлая растительность, каменистая почва, зверья не видно, птиц не слышно. Жилья на этом клочке суши тоже не заметно – слишком уж он был малопригодным для жизни.
А вот для смерти – вполне…
На небольшом пологом холме располагались два странных лабиринта, сложенные из самых обычных камней. Один побольше, второй – поменьше. Посередине того, что был побольше, находился огромный плоский валун, больше всего напоминавший жертвенник.
И на нем лежало растерзанное тело девушки, над которым склонился какой-то мужчина. Хотя лица его видно не было, но по фигуре и осанке было ясно, что окровавленным кинжалом, сделанным из странного мерцающего металла, там, внизу, орудует совсем молодой парень, еще не отметивший тридцатилетний рубеж.
Но то, что творил этот парнишка, казалось полным бредом. Кадром из голливудского ужастика.
Потому что кому могло понадобиться такое – выреза́ть еще бившееся сердце из груди юной девушки, выкалывать ей глаза?!
Разве что психу.
Но тип внизу психом не был. Но и человеком в общепринятом понимании этого слова – тоже.
На пару мгновений убийца оторвался от кровавого ритуала и огляделся по сторонам.
И его взгляд вдруг пересекся со взглядом Матвея…
Кравцова затрясло еще сильнее. Потому что он уже встречался с ЭТИМ взглядом! И хотя в тот раз глаза были совершенно другими, принадлежавшими хрупкой болезненной девушке по имени Дина, но ими смотрело существо чуждым человеку разумом. Не принадлежавшее к этому миру существо…
Жрец из Гипербореи по имени Раал, вселившийся в добровольно открывшую ему свою душу Дину Квятковскую. Эта нежная светловолосая девушка с внешностью милого эльфа была настоящим исчадием ада. Она очень хотела полной власти над миром, над жалкими людишками, которых она презирала с самого рождения, и для этого впустила в свою личность душу жреца, чтобы вместе с ним открыть Врата в Гиперборею, в параллельное пространство, много веков тому назад закрытые колдунами и шаманами Земли.
Если бы несколько лет тому назад кто-то сказал реалисту Матвею Кравцову, что он без издевок и насмешек будет оперировать такими понятиями, как «жрец», «колдун», «жертвоприношение», «магия», реалист Матвей Кравцов без разговоров настучал бы шутнику в бубен.
Но все это стало именно его личной реальностью с тех пор, как в жизни людей, которых он обязан был охранять и защищать – Миланы Красич и Кирилла Витке, – появилась хрупкая библиотекарша Диночка Квятковская. И не начала свой кровавый ритуал открытия Врат, жертвами которого стали трое, в том числе и родная мать Дины[4].
Ознакомительная версия.
