Ознакомительная версия.
– Мммать вашу так, разтак и разэтак! – Из Андрея снова густо повалило русское народное.
Дедова колымага не упустила случая показать характер: дверцу заклинило, пришлось ударить в нее плечом. Плечу, натруженному топором-колуном, это не понравилось, но и дверце мало не показалось. Протестующе крякнув, она распахнулась. Андрей не то выскочил, не то вывалился наружу; оскальзываясь, обежал «шестерку» и с ловкостью примата-прародителя вскарабкался на обледеневший бруствер.
Она лежала на чистом снегу, как на белой простыне. Нет, как на искрящемся кварцевом песке великолепного островного пляжа! Ножки раздвинуты, ручки раскинуты, светлые волосы разбросаны, лицо запрокинуто к небу… Длинноногая, стройная, почти голая – в одном белье и чулочках.
Красивая.
Живая!
Сначала Андрея бросило в жар, потом в холод.
Он снова помянул общерусскую народную мать, потом персонально – без затей, ненормальной дурой, – обругал полуголую красавицу и суетливо завалил ее своей собственной верхней одеждой. Вернее, дедовым лохматым тулупом, древним, неприлично ветхим и вечно востребованным, как та самая фольклорная ругань.
Он повторял нехорошие слова, яростно подтыкая серую овчину под голые и блестящие, точно из целлулоида отлитые, ножки-ручки.
Красавица-блондинка безучастно смотрела в шерстяное, синее в белую нитку, январское небо и помалкивала, как будто происходящее никак ее не касалось.
Медвежонок Ваня, устав скучать на диване, перебрался с заднего ряда в передний, вылез из машины и пришел узнать, в чем дело.
– Вишь, топтыгин, какая незадача! – растерянно молвил ему хозяин.
– Ы, ы! – согласился мишка и подобрался поближе.
Светловолосая незадача, близко услышав его сосредоточенное сопение, неожиданно вышла из комы. Она моргнула, повернула голову, посмотрела на медвежонка и слабым голосом с легкой эротичной хрипотцой пробормотала:
– О, Винни-Пух!
– Ы! – с отвращением сказал русский народный мишка.
– Вот и отлично, давайте знакомиться! – с воодушевлением вскричал его хозяин, искренне радуясь тому, что они с Ваней Пухом нашли не труп, а вполне живого человека. – Это Ваня, я Андрей, а вы у нас кто будете?
– У вас?
Девица с трудом ворочала языком. Она искоса посмотрела на Малинина, и тот почувствовал себя новобранцем, которого вот-вот начнут жестоко муштровать.
Это привело его в чувство.
– Ну, если с вами все в порядке, то мы с мишкой поедем, – неискренне сказал он и попятился. – Тулуп, если хотите, можете оставить себе.
– А где же моя шубка?..
Девица повернула кудрявую головушку, искательно огляделась, но никакой шубки, кроме медвежьей, поблизости не увидела и заметно обиделась.
– А где же ваша шапка? И варежки? И сапоги? И транспортное средство, на котором вы сюда прибыли? – Малинин не удержался, подхватил и широко развернул список очевидных девичьих потерь.
– Домой хочу, – сказала красавица вместо ответа, скривив голубые губы.
– А где ваш дом? – не отставал Малинин.
– А где ваш? – немного подумав, с надеждой спросила девица и уставилась на Андрея во все глаза.
Они тоже были голубые и слепящие, как уже запрещенные ксеноновые подфарники.
– Ы! – неодобрительно сказал мишка Ваня и, взбрыкнув мохнатым задом, канул под откос на дорогу.
Дальнейшее развитие сюжета было ему уже абсолютно понятно и столь же неинтересно.
Девушка тоже как будто потеряла интерес ко всему: она снова закрыла глаза и замолчала. Отчасти поэтому Малинин не стал отвечать на ее последний вопрос. Да и неохота ему было объяснять, что его собственный дом, вернее, городская квартира, временно пустует без хозяина, потому что живут они с мишкой в старом теткином доме в поселке Прапорном. Небось городские соседи не потерпели бы присутствия в многоквартирном доме медвежонка!
Малинин обругал себя дураком и на руках, как ребенка, перенес блондинку в машину. Хотя внутренний голос подсказывал ему, что красавицу надо бы оставить где лежала, а еще лучше – закопать поглубже в сугроб, чтобы сама не вылезла и вдогонку не побежала.
Внутренний голос Андрея Малинина был пропитан цинизмом, как сочный лист растения алоэ – полезной горечью. Внутренним голосом с Малининым разговаривал инстинкт самосохранения. Если бы Андрей всегда его слушался, то был бы здоровым, богатым, неизменно преуспевающим мерзавцем.
В машине красавица затряслась:
– Я ддддд…
– Дрожите?
Малинину уже нечего было терять, поэтому он сделался предельно галантным и предупредительно включил печку на максимум. Обогрев в дедовой колымаге был единственной функцией, к которой у него не было претензий.
Печка шпарила, как аэрогриль, но девица, хоть и завернутая в тулуп, все дрожала:
– Я дддддд…
– Хотите, я еще и шаль вам дам? – предложил Андрей. – И ушанку. Она теплая.
– К черту шаль! – на одном дыхании выпалила пассажирка. – Я Дддаша!
– Ах, вы Да-аааша! Вот оно что! – с некоторым сомнением протянул Малинин, аккуратно поворачивая руль, чтобы вписаться в крутой поворот на проселок. – Даша, значит. Так-так. А что это вы, Даша, делали в чистом поле на снегу? В первый день нового года? В кружевном белье? Одна-одинешенька?
Он бы еще понял, если бы на снегу в чистом поле и кружевном белье красавица Даша лежала в приятной компании. Андрею Малинину и самому не раз приходилось встречать первое января в весьма необыкновенных местах, видах и позах, но никогда при этом он не бывал одинок, как глаз циклопа.
– Как вам не стыдно!
Даша возмутилась и посмотрела на Андрея, как благонравная Мальвина на невоспитанного Буратино, сунувшего грязную руку в полную сахарницу.
– Я устала, замерзла и плохо себя чувствую, а вы пристаете ко мне с такими глупыми вопросами!
– Ну да, конечно!
Андрей снова покосился на балалайку с ушанкой – девица бесцеремонно сбросила их с сиденья и попирала пятками – и вспомнил заветное, сказочное:
– Ты меня сначала в баньке попарь, накорми, напои, спать уложи, а потом уже расспрашивай!
– Вот именно!
Нахалка кивнула и закрыла лазоревые глазки.
Через минуту Андрей уже слушал ее похрапывание.
Этот звук ему не понравился. Внутренний голос сварливо сказал, что он не удивится, если Даша сляжет в обещанную ей постель с пневмонией, и в очередной раз оказался прав.
– С Новым годом, земляне! – с большим чувством проорал во дворе пьяный мужской голос.
Затем грохнула петарда – недостаточно громко, чтобы взрыв услышало все население планеты, но для двора, выстроенного колодцем, в самый раз.
Оля услышала, как слева за перегородкой со стонами заворочался отец, а за стеной справа, в кухне, не по-детски выругался Костик.
– С новым счастьем! – донеслось в приоткрытую форточку.
Оля села, спустила ноги на пол, нашарила тапочки и пошла к окну. Шторы были задернуты, но не плотно, и просвет между ними слепил тугой белизной, как молния.
Часов девять, наверное, прикинула Оля. Все нормальные земляне еще спят.
Она с треском раздернула занавески и зажмурилась.
Было не девять часов утра, а много позже: солнце уже поднялось над крышей дома напротив и сидело на трубе вентиляции, как колобок на пеньке. Снегопад, неожиданно и чудесно украсивший собою новогодний праздник, давно закончился, и припозднившиеся гуляки успели запятнать белый двор разноцветным серпантином, мандариновыми шкурками, конфетными фантиками и обрывками фольги с бутылочных горлышек. На пустой бельевой площадке тихо дымилась трубка из-под недавно взлетевшей ракеты.
Пиротехника, шумно поздравившего «с наступившим» сонный двор, уже не было видно, но Оля, как воспитанная девушка, вежливо ответила в форточку:
– С Новым годом! С новым счастьем!
Очень, очень хотелось надеяться, что уж в этом-то году счастье не обойдет ее стороной. Сколько же можно обходить-то? Уже тридцать четыре года!
– Даже Илья Муромец на своей печи меньше просидел, – пробормотала Оля, стягивая через голову ночнушку.
В ярком утреннем свете ее белая кожа отсвечивала голубизной.
Может, действительно походить в солярий? Мать, вон, называет ее бледной немочью, а Елка все уговаривает взять отпуск и слетать в Таиланд. Там, мол, тепло, даже когда у нас зима и на пляже можно загорать топлес.
Как будто она станет загорать топлес!
Оля покачала головой, надела длиннополый байковый халат, тщательно застегнула его на все пуговки и подпоясалась.
Это Елка может себе позволить щеголять в декольте и мини, а ей надо выглядеть прилично. Она же не клубная стриптизерша, она – школьная учительница!
Телефон взвыл громко и возмущенно, как холеная кошка, которой неожиданно наступили на хвост.
– Костик, зар-рраза! – Оля произнесла свое самое страшное ругательство и побежала в прихожую.
Новый телефонный аппарат был новогодним подарком всей семье Романчиковых от ее младшего члена. Только теперь, услышав звонок, Оля поняла, почему Костик коварно ухмылялся и упорно именовал новый телефон витиеватым именем собственным – Желтый Дьявол. Такой звоночек сошел бы за сигнал тревоги даже в аду!
Ознакомительная версия.
