Ознакомительная версия.
Остальные лозунги так и померли в груди Акакия Игоревича, супруга резко втолкнула его в подъезд, исковеркав ему всю хоккейную карьеру.
Поздно вечером Клавдия горько пыхтела в телефонную трубку, жалуясь дочери:
– Ах, Анечка, на меня навалились сплошные неприятности, ну просто сплошные! То Даня с Лиличкой… Да не перебивай, когда мать плачет!.. Говорю, то от Дани жена удрала, то отец твой… Ой, Анечка, ты не представляешь!.. Нет, Аня, я говорю – не представляешь! Его совсем не за юбкой потянуло! Это гораздо хуже! Это страшнее… Аня, он ударился в спорт!.. Да-да! И ничего хорошего… Но… Подожди, я совсем не это… Мы наверняка не сможем в воскресенье… Нет, Аня, я не умею… Ну, если только призы… папу отправим… Хорошо, хорошо… Ну конечно, пусть отвезет… Да-да, мы согласны!
Акакий Игоревич смиренно поливал цветочки, усердно ковырял в горшках землю пальцем и о надвигающейся беде не подозревал. Он даже попискивал себе под нос что-то веселенькое. Но Клавдия уже вперилась тяжелым взглядом в несчастного супруга.
– Ну что, гроза НХЛ, допрыгался? Радуйся. В субботу мы едем на лыжные гонки, отстаивать честь Яночкиного детского сада. У них там «Веселые старты», бегут все родители. Конечно, ни Аня, ни Володя не могут, они работают, поэтому, Кака, мы с Аней решили, что побежишь ты.
Акакий Игоревич лыжником себя не видел. Честно говоря, он догадывался, что и хоккеист из него никакой, так только, побегал сегодня с ребятней, потыкал метлой шайбу, но уж чью-то там честь защищать!.. От волнения у него пересохло в горле.
– Клава! Я не могу! – прохрипел он, отхлебнул из лейки водицы с удобрениями и зачастил: – Я не могу, потому что лыжи – это не мое призвание. Я в лыжинах запутываюсь и еду почему-то всегда назад… Нет, Клавочка, я определенно заявляю – не могу, и все тут!
– Можешь, Кака, можешь. Потому что там дают призы, – спокойно пояснила Клавдия. – Если первым придет мужчина, ему дают электробритву, если победит женщина, то получает набор дорогой косметики. Кака, мне нужна косметика, поэтому в субботу лыжи станут твоим призванием, и ты будешь ехать вперед. Мало того, ты даже победишь. Попробуй только прийти вторым! А сейчас нам надо отдохнуть, укладывайся в кровать. До субботы у тебя железный спартанский режим. Я буду твоим тренером.
– Клавочка! – взмолился Акакий Игоревич. – Но как же… Я же, наконец, мужчина! Мне все равно дадут бритву!
– Ой, господи, да какой из тебя уже мужчина, – отмахнулась жена. – Не смеши меня. И потом, у тебя все равно уже брить нечего, макушка, как у меня спина. Спи давай, а то и в самом деле, чего это мы станем дорогой косметикой раскидываться…
Все оставшиеся дни недели Акакия Игоревича бросало в холодный пот при одном воспоминании о лыжах, а уж в субботу он окончательно раскис – никак не мог оторваться от холодильника, подолгу отсиживался в туалете и не хотел одеваться.
– Клава… – канючил он, когда жена вертела его перед собой, как тряпичную куклу. – Клавдия, у меня даже нет приличного костюма. Я замерзну…
– Ничего не замерзнешь! – гасила жена все капризы. – Наденешь кальсоны, две фланелевые рубашечки, а сверху свитерок. Ну и курточку еще, и не надо никакого костюма!
– Не хочу фланелевые рубашечки! Ну что же я, как капуста?! Все налегке побегут, а я…
– У всех вес приличный! – уже начала злиться Клавдия. – А ты со своими сорока килограммами только на подростка тянешь! А подросткам, между прочим, только на билет в кино дают! И не кривляйся!.. Господи, тебе же еще лыжи надо…
Клавдия быстро подскочила и прямо раздетая вынеслась на балкон. Прогремев банками и какими-то железными крышками, она появилась в комнате со старыми облезлыми Даниными лыжами.
– Кла-а-ава, – чуть не плача протянул Акакий Игоревич. – А может, мне лучше в прокате взять? Смотри-ка, эти уже в двух местах треснули, в краске все и вообще – они же маленькие! Даня в них в первом классе бегал. Посмотри, какие они старые…
Однако Клавдия на мелочи обращать внимание не собиралась. Она сунула мужу лыжи и фыркнула:
– Ах-ах! Ну и что – старые! Ты их, что ли, варить собрался? А треснутые, так тут все равно никто не видит. В краске все?.. Так, Кака, пока я буду собираться, ты возьми наждачку, ножичек и соскобли все лепехи от краски, соскобли, нечего кукситься!
К моменту, когда в двери позвонил Володя, Распузоны уже были в полной спортивной готовности. Клавдия Сидоровна красовалась в новеньком спортивном костюме и кокетливом вязаном берете. Акакий же Игоревич выглядел скромнее – в сереньком пуховичке, в кроличьей ушанке, китайских штанах с вытянутыми коленками, зато он был с лыжами и с огромным баулом, куда хлопотунья-жена сгрузила половину холодильника. Володя только крякнул при виде этой колоритной четы, но быстренько взял себя в руки и бодро потер ладошки:
– Вижу-вижу, готовы к золотым медалям! Эх, вас бы в Турин! – но, заметив, как блеснули глаза тещи, мгновенно перескочил на другое: – Яночка нас в машине ждет, надо поторопиться.
Добраться до небольшого леска, где устраивался праздник, можно было на любом автобусе за полчаса, но Клавдия Сидоровна хотела подъехать к соревнованиям со всем комфортом. Лесок встретил их разноцветными флажками, будоражащим шумом и буйством красок курток и шапочек спортсменов. На «Веселые старты» со всего города собрались отчего-то преимущественно бабушки и дедушки малышей. Оглушительно звучала музыка, всюду раздавались взрывы смеха, топорщились нерусскими подписями лыжи и сверкали улыбки.
– Клавдия Сидоровна! – кричал ошалелый Володя. – Яночку я отвел к воспитателю, они с той горки с детьми будут смотреть, а я поехал, располагайтесь тут. Через два часа я за вами заеду.
И он поспешно скрылся в машине. Клавдия поставила мужа с лыжами под березку, рядом устроила неподъемную сумку с провизией, а сама побежала договариваться с устроителями. Вернулась злая и раздраженная.
– Кака! Какая несправедливость! Ты только подумай! – возмущалась она. – Они не позволили тебе выиграть косметику! Говорят, если победит мужчина, то только бритву! Ну что за порядки! Нигде правды нет! Достань мне бутерброд с ветчиной, прямо от нервов весь желудок скукожился.
Акакий Игоревич тоже мечтал о ветчине, поэтому бесславно бросил лыжи и с головой исчез в недрах баула.
– Клавочка… а… а почему ты один бутерброд с ветчиной прихватила?.. – плаксиво начал он.
– А зачем больше? – вытаращилась на него супруга. – Я больше не съем, я же худею! Да отдай ты колбасу, вцепился, главное… Нет, что же все-таки делать с призом-то?
– Клавочка, а может, ну их, эти лыжи? – со слабой надеждой лепетал муж, поглядывая на огромный шмат колбасы. – Можно просто так по лесу погулять, елочками полюбоваться…
– На елочки в Новый год любоваться надо! – все больше свирепела Клавдия, со злостью вонзая зубы в розовую мякоть. – Мне нужна косметика! Все, решено, вместо тебя еду я!
Акакий Игоревич мысленно перекрестился. Он даже и мечтать об этом не смел – остаться одному, когда кругом столько хорошеньких воспитательниц, м-м-м!.. Он даже придумал, чем завлечь прелестниц – он расскажет им, как можно в группе развести традесканцию, и даже, может быть, подарит отросточек.
Не подозревая о коварных помыслах благоверного, Клавдия сняла с себя и напялила на него свою куртку, дабы покорять километры налегке, а заодно и выгодно показать себя перед болельщиками, затолкала ноги в лыжи и побрела на старт. Она вышла на лыжню с одной только целью – победить! Рядом с ней толпился народ, который, надо думать, вышел с этой же целью. Но Клавдия знала – ее косметику уже никто не отвоюет! Хотя, если присмотреться попристальней к участникам забега, то лыжницам более пригодился бы в подарок какой-нибудь тонометр или даже ортопедический матрас, а не кремы с лосьонами.
Чуть не в ухо выстрелил кто-то игрушечным пистолетом, и все стадо ярких неповоротливых спортсменов дернулось, двинувшись в путь. Мучение обещало быть долгим и беспощадным. Даже веселая музыка не могла заставить лыжников быстрее работать палками. Клавдия немного приободрилась, оценив соперников, и затопала по лыжне, раскорячив ноги и высоко поднимая лыжи. Неизвестно отчего, но эти самые лыжи совершенно не собирались скользить. То ли Кака постарался натереть их наждачкой, то ли лыжня не выдерживала вес лыжницы, но катиться красиво и плавно у нее никак не получалось. А мимо бодро пролетали более успешные товарищи по несчастью.
– Ничего, ничего… – пыхтела она, тяжело загребая палками. – Сейчас закончится подъем, а там, на спуске, уж я им… о-хо-хо!
Однако на спуске Клавдия Сидоровна оконфузилась окончательно. Она забралась на горку одной из последних. Взглядом бывалой лыжницы окинула сверху поле битвы, скукожилась в позе понадежнее, придала на всякий случай лицу сосредоточенное выражение – вдруг кому вздумается показать ее по телевизору, и лихо оттолкнулась палками.
Ознакомительная версия.
