Ознакомительная версия.
– Тащи конфеты, – сказала Ива. – И, пожалуйста, не называй меня мамочкой! Или ты возомнила, что я на смертном одре?
Шторы я засунула в стиральную машину. Эту машину – шикарный Аристон – я купила месяц назад в рассрочку на год. Кто-то мечтает о домике у моря, кто-то о кругосветном путешествии, я мечтала о стиральной машине Аристон. Я слышала, она стирает даже кроссовки, я слышала, из нее достают чистыми и почти сухими даже одеяла. Понять мою мечту может только тот, у кого в семье есть парализованная мама. Обойтись можно без чего угодно, даже без чайника, но не без стиральной машины. При моем графике мне трудно найти время для похода в банк, чтобы, отстояв очередь, заплатить свой взнос по кредиту. Но я была готова на многие жертвы, лишь бы доставать из машины чистыми и почти сухими тяжелые одеяла, чтобы самой убедиться, что Васькины кроссовки не обязательно выбрасывать после того, как в дождь он поиграет в футбол.
Я запихнула шторы в Аристон, нажала кнопку пуска, и побежала на кухню за конфетами. Где-то в холодильнике есть коробка «Птичьего молока», если Васька их не слопал.
– Ма, – жуя гречку, загундел Васька. – Ма-а, в школе собирают на компьютерный класс, нужно сдать сто рублей.
– У вас же еще нет занятий на компьютере!
– Поэтому по сто и собирают. Ма-а, ты же знаешь, если я не сдам деньги вовремя, то...
– То в четверти у тебя появятся тройки, – закончила я.
– Появятся, – вздохнул Васька.
– На, – я выгребла из кошелька шестьдесят рублей.
– Сто, ма!
– Сорок у тебя уже есть!
– Ма!!!
Я убежала из кухни с коробкой конфет.
– Лорка! – воскликнула Ива. – А я уже съела всю кашу! Не надо конфет. Я тебя загоняла, Лорка. Иди, собирайся на свою работу. Это что за конфеты? Лорка, это дешевые конфеты! Почему ты не покупаешь «Рафаэлло»? А что, Флюра еще не пришла? И Вадик еще не проснулся? Дай, дай сюда коробку! Я так и знала, что если заболею, ты на мне будешь экономить!
Я выскочила, закрыв за собой дверь. Иногда я совершенно искренне жалею, что язык у нее отошел быстрее, чем ноги.
– Ма! – Васька стоял в коридоре и натягивал пуховик. – Ты на мне экономишь, ма!
– Я на тебя работаю! – буркнула я.
Сейчас он заведет про собаку. Когда Васька одевается, он всегда говорит про собаку. Впрочем, когда раздевается – тоже. А еще, когда усаживается обедать и ужинать, а также, когда укладывается спать.
– Ма, ты знаешь, какая порода самая древняя в мире?
– Английский мастиф.
– Да. А знаешь, какая – самая крупная?
– Английский мастиф!
– А знаешь, какая – самая тяжелая?
– Английский мастиф!!
– Да, ма! А...
– А знаешь, какая порода жрет больше всех на свете? – заорала я.
– Английский мастиф! – крикнул Васька, скрываясь за дверью.
Шторы из Аристона я достала чистыми и почти сухими.
Флюра все еще не пришла, а мне пора на работу. Флюра Фегматовна – мамина приходящая сиделка. Она татарка, беженка то ли из Таджикистана, то ли из Узбекистана – я все время путаю. Я плачу ей гораздо меньше, чем платила бы сиделке «небеженке». Флюра позволяет себе иногда опаздывать, но я ни разу не сделала ей замечания, потому что за такие деньги не найду никого, кто бы даже просто сидел рядом с Ивой. А Флюра умеет делать уколы, ставить капельницы, она выносит судно, меняет белье, смотрит с Ивой все сериалы, сносит ее капризы, а также причесывает ее, поправляет макияж и вслух читает журнал «Космо», который я иногда ворую в фитнес-клубе, где по-прежнему подрабатываю по вечерам. Вчера, например, Ива потребовала маску на лицо из свежего творога, и Флюра сгоняла на угол дома, где бабки из соседних деревень несанкционированно торгуют сельхозпродуктами. Когда я пришла с работы, то визжала три секунды, увидев их мертвенно белые лица в каких-то струпьях. Особенно мне поплохело, когда Флюра задумчиво запихнула белую массу в рот.
– Чего ты орешь, Лорка? – сухо спросила мама.
Я не стала объяснять ей, что меньше всего ожидаешь увидеть на лице парализованного человека маску из творога.
– Чего ты орешь? Тебе надо меньше смотреть телевизор!
«Мне надо меньше работать», – поправила я ее про себя. Неудивительно, что я выгляжу не так свежо и ухоженно, как парализованная мама и ее пятидесятилетняя сиделка-беженка.
Флюра все не шла, и я сделала то, чего никогда не делала раньше. Я пошла и разбудила Вадика.
– Вадик, вставай! Нужно посидеть с мамой, пока не придет сиделка!
Муж открыл глаза и голосом автоответчика сказал:
– Ты, что не знаешь, что я работаю по ночам? – Он ткнул пальцем в какие-то чертежи, лежавшие на захламленном столе. Кроме переполненных пепельниц, расчерченных бумаг и грязных тарелок, там валялись какие-то проводки, проволочки и колбочки. Я очень надеюсь, что на сей раз он изобретает не уточнитель здоровья и не усилитель молодости. Мой муж глубоко убежден, что все большие деньги делаются на ерунде, и пытается эту ерунду придумать и создать. Просто деньги ему не нужны, поэтому на текущие расходы зарабатываю я. Я давно на него не надеюсь, давно с ним не сплю, но развестись не могу, потому что без меня он сдохнет с голоду, а мы в ответе за тех, с кем...
– Вадик, посиди с мамой! Пожалуйста! Я не могу уволить Флюру, за такие деньги я больше никого не найду.
– Деньги! Деньги! – вскричал Вадик, несвежий и взлохмаченный. – Ты всегда стараешься упрекнуть меня деньгами! Ты всегда тычешь мне в нос мелким, низменным, насущным! Мне это неинтересно.
Он взял красивую паузу. По-моему, в комнате витал дух перегара, хотя бутылки нигде не было видно. Это еще один талант Вадика: без видимого присутствия спиртного умудряться напиться.
– Хорошо, я посижу с мамой. Я посижу, хотя всю ночь работал.
– Спасибо, Вадик. Мерси огромное. А что ты чертил всю ночь? – не удержалась я от усмешки. Но Вадик усмешки не заметил.
– Проект, – гордо заявил он.
– Проект?
– Да, проект. Санатория в Заполярье.
Я побежала к Иве, сообщить ей безрадостную весть о том, что до прихода Флюры с ней посидит Вадик. Когда я влетела в комнату, мама лежала с закрытыми глазами. Дыхания не было слышно, челюсть безвольно и страшно отвисла. На белом пододеяльнике безобразной, бесформенной кляксой алело пятно.
Я закричала. Закричав, я поняла, что готова стирать в два раза больше и чаще, готова менять гречку на манку, манку на конфеты, а конфеты снова на манку...
– А... ма... – я захлебнулась собственным воплем.
– Лорка! Чего ты орешь? – открыв глаза, вдруг спросила мама.
– А... ты... там... – я ткнула пальцем в красное пятно на одеяле.
– Размечталась! – ухмыльнулась Ива. – Это клубничное варенье. Я пролила немножко на одеяло. Нужно постирать, Лорка!
Я молча сняла пододеяльник и потащилась в ванную.
– Лорка! Тебе нужно поменьше смотреть телевизор!
А я и не смотрю. Только слушаю иногда, когда готовлю, или убираю квартиру.
Пододеяльник я отложила в вечернюю порцию стирки и взяла косметичку. Нужно собрать оставшиеся силы и попытаться накраситься. Черт! Опять забыла купить себе тушь. Старая закончилась, кисточка совсем высохла, и ее не оживят уже ни вода, ни одеколон. Я чуть не разревелась, уставившись на свое отражение в зеркале. Усталое, бледное, невыспавшееся лицо. А ведь первый отборочный тур я прошла только благодаря смазливой физиономии. От претенденток на это место требовалась не просто приятная, а эффектная внешность. Если не накрасить глаза, они ужаснутся своему выбору. Я зашуровала кисточкой в тюбике. Скудным остаткам туши не удалось сделать меня эффектной. Я похожа на замороженную курицу.
Ненавижу свое отражение в зеркале. Хоть я и не уродина.
* * *
Директор агентства мне не понравился. Он пытался скрыть два обстоятельства: первое – то, что он был лицом кавказской национальности, второе – то, что был с жесточайшего похмелья. Отрицая первое, он чересчур старательно говорил по-русски и перекрасился в блондина, отрицая второе, он облился парфюмом, жевал жвачку, и дышал в сторону.
Он вызвал меня в свой кабинет в начале рабочего дня. Кабинет был обвешен разнокалиберными постерами, плакатами и просто вырезками из журналов, являющимися, видимо, примерами удачной рекламы. У меня зарябило в глазах, и я вдруг пожалела о том, что дала Ваське не сто, а шестьдесят рублей, обломив ему поход в компьютерный клуб. На новой работе мне была обещана зарплата в тысячу долларов. Эти деньги позволили бы мне перевести Ваську в ближайшую к дому школу, и накопить на импортную инвалидную коляску для Ивы.
Поэтому, несмотря на то, что директор мне не понравился, я старательно ему улыбнулась.
– Так, так, – сказал Андрон Александрович. – Присаживайтесь. Поздравляю, что стали членом нашего коллектива.
Ему не понравилось слово «член» и, выдохнув в сторону, он поправился:
Ознакомительная версия.
