Ознакомительная версия.
Вот откуда у нас два дома, один в пригороде Парижа, другой в подмосковном местечке Ложкино, счет в банке и прочие радости жизни, и нам не надо считать не только рубли, но и тысячи.
Впрочем, мне не хочется, чтобы вы полагали, будто мы – те, кого называют «новыми русскими». Обладание большими деньгами не слишком изменило наши привычки, в доме все по-прежнему трудятся. Аркадий служит адвокатом, Ольга, или, как мы зовем ее, Зайка, работает на телевидении, ведет программу «Мир спорта», Маруська учится, Наташка неожиданно для всех превратилась в писательницу, ваяющую на французском языке отвратительно сладкие, но бешено популярные любовные романы.
Ничем не занимаются в нашей семье только три личности: мои внуки, Анька и Ванька, которым по малолетству не положено еще даже ходить в детский сад, и я. Мне решительно нечего делать. Преподавательская деятельность надоела до зубной боли, а ничего другого я просто не умею делать. Можно было бы заняться домашним хозяйством, но у нас есть домработница Ира и кухарка Катерина, а к внукам меня не подпускает няня Серафима Ивановна.
Поэтому мои дни протекают в ничегонеделанье, и я наконец-то получила возможность спокойно читать детективы и вставать в десять.
Но сегодня пришлось, взяв у Катерины будильник, вскакивать в несусветную рань. Сказать, что мне не хотелось этого делать, это не сказать ничего, и дело даже не в том, что пришлось вставать ни свет ни заря. Мне предстоял жуткий, ужасный день.
Я сползла на первый этаж и, клацая зубами от недосыпа, включила на кухне чайник. Заспанная Ирка появилась на пороге.
– Дарья Ивановна, идите в столовую, сейчас подам завтрак.
– Что ты, – замахала я руками, – о какой еде может идти речь в такую рань, я просто кофе глотну, а вы лучше приготовьте все в гостиной.
– Когда похороны? – спросила Ирка, зябко поеживаясь.
Я тоже вздохнула:
– В восемь нас ждут в морге с вещами, в десять выезжаем, кремирование в двенадцать. Думаю, к двум вернемся, так что накрывайте к этому времени.
– Не люблю поминки, – дернулась Ира.
А кто их обожает? Но надо же проводить человека в последний путь как положено, с блинами, кутьей и водкой…
– Ужасно, – не успокаивалась домработница, – такая молодая, здоровая, и бац, нету…
Я расстроенно нахмурилась. Да, все верно, к сожалению, нам придется сегодня хоронить Полину Железнову, дочь мой близкой подруги. С Ниной Железновой мы вместе учились в институте, а Поля младше моего Аркашки на пару лет, ей в декабре этого года должно было исполниться только двадцать четыре. И вот, пожалуйста, не дожила двух недель до дня рождения! Я так и не знаю, что с ней произошло. Позавчера около десяти часов вечера Поля позвонила мне на мобильный и прохрипела жутким голосом:
– Даша, умираю…
Я понеслась к ней и застала девушку в бессознательном состоянии на полу, возле двери в кухню, рядом валялась телефонная трубка, из которой неслись короткие гудки, последним набранным номером был «03». Очевидно, Полина сначала позвонила мне, а потом попыталась вызвать врачей… Я моментально повторила вызов.
Приехавшие медики мигом погрузили несчастную в автомобиль и увезли. Когда я примчалась следом, мне сообщили, что Полина умерла от неустановленной причины. Самое ужасное, что мне не удалось донести жуткую новость до ее матери. Три года тому назад Нинушка, блестящая переводчица, свободно говорящая на трех иностранных языках, выскочила замуж за Теда Смита, американца, проживающего в провинциальном городке возле Лос-Анджелеса. Тед вполне обеспеченный человек, владелец местной газеты и радиостанции, Нинку он обожает, и Железнова живет теперь в Штатах.
Полина не поехала с матерью, ей предстояло получить в этом году диплом. Полечка просто проводила в США все лето.
Услыхав о жутком происшествии, я мигом кинулась звонить Нинушке, но телефон в ее доме вещал радостным тоном на русском и английском языках: «Привет, мы уехали отдыхать, чего и вам желаем. Если хотите, оставьте свое сообщение, если нет, тогда перезвоните после пятнадцатого декабря. Чао!»
И вот теперь мне предстояло хоронить Полину. Продолжая трястись от холода, я влезла в машину, включила печку на полную мощность и поехала в Москву. Наше Ложкино расположено всего в нескольких километрах от Кольцевой магистрали, но воздух тут не в пример лучше столичного.
Припарковавшись возле малопрезентабельного здания, ободранного и покосившегося, я вошла внутрь и нажала на звонок, красовавшийся возле двери с табличкой «Категорически запрещен вход родственникам. Только для персонала».
Высунулся мордастый парень в не слишком чистом белом халате.
– Ну? – спросил он.
– Здесь вещи, – сказала я, протягивая чемоданчик.
– Чьи?
– Железновой Полины, – ответила я, ожидая услышать что-нибудь типа: «Давайте» или «Хорошо».
Но парень повел себя загадочно. Он мигом выскочил из-за двери и ласково сказал:
– А вам не сюда.
– Почему? – удивилась я. – В прошлый раз мужчина, такой полный, велел прибыть сюда первого декабря с вещами.
– Нет-нет, – быстро сказал санитар, – идите в клинику, третий этаж, спросите Королева Андрея Владимировича.
– Зачем? – недоумевала я.
Парень суетливо ответил:
– Мы люди маленькие, нам велят, мы делаем. Приказано родственников Железновой отправить к главврачу.
В полном изумлении я спросила:
– И вещи ему нести?
– Конечно!
– А гроб?
– Вы и гробик привезли?
– Естественно, – обозлилась я, – да что тут за порядки такие? Вы покойников родственникам в мешках отдаете? Ясное дело, должны одеть и уложить в домовину. Между прочим, я заплатила вашим коллегам по полной программе, и если они с вами не поделились, то это не мое дело. Впрочем…
Я вытащила из кошелька зеленую купюру.
– Возьмите и сделайте все нормально.
Но санитар удивил меня окончательно, он энергично замахал руками:
– Не надо, идите к Королеву, а гроб пусть пока в машине постоит, вы ведь его на катафалке привезли?
– Нет, – вышла я из себя, – под мышкой притащила. Поглупее что-нибудь спроси, а?
– Вы только не волнуйтесь, – заботливо прокудахтал парень.
Совсем дезориентированная, я вошла в основное здание, поднялась на третий этаж, распахнула дверь с табличкой «Главврач» и наткнулась на секретаршу самого противного, неприступного вида.
– Вам кого? – отчеканила дама, буравя меня ржаво-коричневыми, как крышка канализационного люка, глазами.
– Андрея Владимировича.
– Он знает, по какому вопросу?
– Меня послали из морга, я родственница Полины Железновой, сегодня…
– Ой, – сказал «цепной пес», изобразив на лице неумелую улыбку, – конечно, ждем вас, входите, входите, только не волнуйтесь. У вас сердце здоровое? Сейчас валокординчика накапаю.
Чувствуя, как едет крыша, я вошла в кабинет.
– Меня попросили в морге…
– Вы мать Железновой? – выскочил из-за стола полноватый мужик.
– Нет, – ответила я и, решив не пускаться в долгие объяснения, продолжала: – Я тетя.
– Садитесь, садитесь, – суетился главврач, – может, коньячку?
– Спасибо, слишком рано.
– Тогда валокординчику, – и он сунул мне под нос стаканчик с остропахнущей жидкостью.
– Что случилось? – спросила я, машинально глотая лекарство.
– Да тут, так, однако, ерунда, одним словом, – замямлил Андрей Владимирович, – сколько работаю, не происходило такого… Просто черт знает что вышло, но мы не виноваты, хотя, если вы подадите в суд, пойму вас по-человечески, это же просто дрянь какая-то вышла!
Страшное подозрение закралось в мозг.
– Где тело Полины?
– Э, э, – занудил Королев, – э, в этом все дело, тела как такового нет!
– Как нет? – прошептала я. – Куда же оно делось?
– Ушло, – брякнул Андрей Владимирович.
По его виду было понятно, что разговор дается мужику нелегко. Лицо главврача покраснело, шея тоже, а лоб вспотел. Андрей Владимирович вытащил из кармана пиджака безукоризненно отглаженный платок и начал промокать испарину.
– Вы хотите сказать, что тело Поли разобрали на органы? – пробормотала я, чувствуя легкое головокружение.
– Я хочу сказать, что Полина жива, – резко выпалил Королев, – совершенно жива и, на наш взгляд, здорова, находится сейчас в 305-й палате.
Секунду я смотрела на потного врача, потом хотела встать, но ноги подкосились, и я рухнула на пол.
– Очень вы грубо, Андрей Владимирович, – проник в мое сознание высокий женский голос.
– Старался как мог, – бубнил мужской.
Я распахнула глаза и увидела две фигуры: одну в костюме, другую в белом халате.
– Вам лучше? – спросила дама и поднесла мне под нос вонючую вату.
– Не надо, у меня аллергия на нашатырь.
Вата исчезла.
– Что с Полей?
– Она жива, в 305-й палате лежит.
– Но как же так… Ведь сообщили о ее смерти, позавчера…
Ознакомительная версия.
