Экскурсовод оценил бравый вид подошедшего и кивнул. Старенькому гиду, пережившему нескольких генсеков, сразу же захотелось беспрекословно подчиняться. Он узнал эту характерную манеру — говорить негромко, но с интонацией, не позволяющей сомневаться в полномочиях. Манеру застревать в глазу осколком зеркала Снежной Королевы.
— Да, — подтвердил старейший кремлевский экскурсовод Яков Михайлович Цеханович. — Это наши неаполитанские гости.
И попытался на всякий случай улыбнуться. Улыбка получилась жиденькая, чуть виноватая. Уже годика три гражданину Цехановичу не доводилось выжимать из тонко чувствующей, ранимой души подобную улыбочку.
— Представьте меня, пожалуйста, — тихо и без нажима, но все равно не попросил, а приказал молодой человек в дорогом сером костюме. — Я Хутчиш. Анатолий Хутчиш. Помощник депутата от фракции Либерально-демократической партии России.
— А вы не?.. — с робкой надеждой начал гид Цеханович.
— Нет, — холодно отрезал помощник депутата.
— Ладно, — кротко кивнул повидавший в жизни всякое Яков Михайлович. Повернулся к подопечным. По въевшейся привычке машинально их пересчитал (один, два... шесть). И экскурсионным голосом привлек общее внимание: — Sig-nore e signori! Permettete mi presentarvi Anatoliy Hutcisch, ag-giunto deputato alia frazione LDPR, e uno dei grandissimi partiti della Russia altuale. — Столь грубой лестью экскурсовод наступил на осиное гнездо своей совести. И был, не сходя с места, закусан до смерти. — Si aggregate con noi alia scopo...
— Alia scope di sistemare i contain, — подсказал Анатолий.
Как старорежимный офицер он щелкнул каблуками рядом с опасной лужей и вздернул подбородок, параллельно вспомнив, что не мешало бы побриться.
Неаполитанские гости восторженно зажестикулировали, отнесясь к небритому партийному функционеру как к очередной московской достопримечательности рангом не ниже Мавзолея. А синьор Ринальдо Витали посчитал за нужное жарко потрясти руку Анатолия и обнажить в полной радушия улыбке искусственные зубы, голубоватые, как туалетный кафель.
Якова Михаиловича поджимал регламент, и без того нарушенный нежданным ливнем. Поэтому, считая, что необходимые формальности соблюдены, он перешел к исполнению прямых обязанностей — затараторил на итальянском средней руки:
— Per favore, prestate attenzione alia maestosa a tre ordini dalle cupole derate torre del companile di Joana Grande — e dominante darchetittura del Cremlino di Mosca...
Синьор Ринальдо экскурсовода не слушал. В компанию директоров обувных фабрик он, по сути, напросился, используя родственные связи. Один отправиться в Москву побоялся. Слишком уж уверенно итальянские газеты убеждали синьора, что в столице России мафия покруче палермовской будет.
А опасаться местной мафии синьору Витали приходилось потому, что приехал он сюда с не вполне законной целью: найти способ извлечь сокровища, вмурованные, как гласит семейное предание, под одного из стерегущих вход в Патриаршью ризницу львов.
26 июля, вторник, 16.00 по московскому времени.
Последний из Преисподней
Покойный полковник Громов был прав: личное дело прапорщика А.Хутчиша (субъект номер 001, кодовое имя «Буратино») бесследно исчезло из Архива примерно месяц назад. Когда пропажа обнаружилась, разумеется, началось дознание; разумеется, заработала бумажная проверочная машина («В ответ на ваш входящий номер такой-то от такого-то числа отвечаем исходящим номером сяким-то от сякого-то числа...»), но — вхолостую; разумеется, начальник Архивного отдела был переведен на нижеоплачиваемую должность (заместителем директора районной библиотеки в г. Электросталь)... и, разумеется, похититель обнаружен не был.
Впрочем, генерала Семена сам факт пропажи не особенно обеспокоил: не до таких мелочей сейчас.
Вспомнилась уже ставшая легендой «аквариумная» история о том, как после смерти генералиссимуса бериевские орлы записали беседу между Хрущевым и Жуковым. В беседе высокие стороны пришли к соглашению, что Лаврентия к власти пускать нельзя никак, иначе всем кранты. А посему «очкастую гниду» (как недвусмысленно выразился Никита) следует «врасплох арестовать».
Но случилось страшное, запись куда-то делась, и орлы настолько перетрухали, что не решились Лаврентию Палычу доложить даже о факте беседы. В результате Всемирная история стала на себя не похожа.
А лента с записью потом нашлась. Через два года после того, как одного из орлов торжественно выгнали на пенсию. Нашлась в запасном сейфе. На ней орел и повесился — с досады.
Так что брызгать слюной по поводу пропажи личного дела стоит погодить. В конце концов, человек, более того, десятимегатонник — не иголка в стоге сена, он не мог не оставить следов. Ведь были у него контакты, связи, операции, и все это задокументировано, запротоколировано и надлежащим образом отражено в соответствующих материалах.
Поэтому генерал приказал Архиву свернуть все текущие дела, работу Аналитической группы распихал по смежным отделам, а саму группу подключил к архивникам; он разыскал даже плешивого Карпа Савельевича Будко — ныне персонального пенсионера, а в недавнем прошлом человека, который как в собственной квартире ориентировался в многокилометровых подземных коридорах Архива, по протяженности, запутанности и беспорядочности не уступающих московскому метрополитену. Товарищу Семену даже пришлось свалить подготовку служебной записки с анализом и прогнозом операции «Спящие счета» на второго зама, хитрого пронырливого одесского еврея, верного, однако, до последней капли крови, поскольку слишком многим в учреждении отдавил ноги. Взвалить — и терпеливо дожидаться результатов. Терпеливо — хотя времени не хватало катастрофически: со дня на день переговоры с Украиной могут закончиться, и тогда ни флота, ни установки Икс нам не видать.
Единственной задачей «архиваторов», аналитиков и возглавившего группу Будко было отыскать во всем многообразии документов хотя бы малейшие ссылки на субъект номер 001, кодовое имя «Буратино». На выполнение задания он отвел им сутки — прекрасно понимая, что и за неделю они не справятся.
Группа закончила работу через двадцать с половиной часов — исключительно благодаря плешивому Карпу Савельевичу.
И теперь на рабочем столе генерала Семена устрашающими Монбланами возвышались груды папок, ждали своего археолога курганы папочек, а своего дворника -похожие на кучи осенних листьев ворохи отдельных листочков бумаги.
В эпоху тотальной компьютеризации хозяева Управлений разведки и контрразведки не торопились оснащать свои пенаты этим детищем НТР, справедливо полагая, что добраться до суперзащищенных компьютерных файлов врагу будет несравнимо легче, нежели проникнуть в местный архив и вынести оттуда нужную документацию. Поэтому даже распоследние особо важные материалы хранились по старинке, в напечатанном виде.
Генерал вздохнул, тяжело сел за стол. Могли бы и по порядку разложить — главное наверху, второстепенное пониже.
Он взял верхнюю папку — самую, как ему показалось, тонкую, из покоробленного временем пегого коленкора. В папке, как в матрешке, пряталась еще одна — поменьше. Генерал привычно открыл ее в конце, оглядел лиловую чернильную печать: не вскрыта ли. Не вскрыта. Над печатью синел штамп с надписью: «ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ. В СЕЙ ТЕТРАДИ ЛИСТОВ ПРОШИТЫХ, ПРОНУМЕРОВАННЫХ И ЧЕРНИЛЬНОЙ ПЕЧАТЬЮ СКРЕПЛЕННЫХ 16».
Любой документ из Архива, будь то хотя б плевенький акт о списании спирта, имел гриф доступа не ниже ДСП, поскольку даже из акта о списании спирта опытный разведчик может выяснить массу полезных вещей.
Чем сейчас и собирался заняться генерал Семен.
Он опять безрадостно вздохнул и открыл первую страницу. Поехали.
Копия свидетельства о смерти Анатолия Анатолиевича Хутчиша, студента-заочника второго курса Московского инженерно-строительного института (см. Личное дело 1770/07.ВВ, Анатолий Хутчиш, субъект «Буратино»). Умер от гриппа в 1984 г., похоронен на Ваганьковском кладбище (г. Москва), участок номер 2786.
Генерал раздраженно отбросил папку. Липовые свидетельства о смерти его совершенно не интересовали: все обитатели объекта (пардон, бывшего объекта) У-17-Б де-юре считались умершими — во избежание... Семена же интересовали отнюдь не официальные материалы. Он взял следующую, сладковато пахнущую мышами папку. Эт-то еще что такое?
Отчет американской этнографической экспедиции, в семьдесят четвертом году работавшей в резервации индейцев Чин-чень-а-Чиу — одного из самых загадочных племен, живущего в резервации несколько южнее города Форт Майерс (тоже мне город нашли, засранцы, деревенька с задрипанной мэрией, жителей небось тыщ пять душ, а туда же — «город»), в двухстах километрах от Мексиканского залива. Генерал бегло просмотрел русский перевод. Начальник экспедиции Г.Арчер (он же — майор ВМС США Г. Баквитсон, см. дело ИЛ-464/17) извещал ректорат нью-орлеанского этнографического института, что его группой среди жителей племени обнаружен мальчик несомненно белой расы (белокурые волосы, голубые глаза, строение черепа и скелета и т.п.). Мальчик, которому на вид было лет десять, изъяснялся на странной смеси местного наречия (Мио-Уио, см. Справочник редких наречий, М., Просвещение, 1981 г.) и другого языка, опознанного одним из членов группы как русский. После длительных бесед группе удалось выяснить, что мальчика зовут Толиа. Отчество: неизвестно. Фамилия: неизвестна. Индейцы называют его Хутшиш, что в переводе с Мио-Уио означает Перспективный Воин, Вышедший На Рассвете Из Моря С Большой Рыбой В Руках. Полных лет: восемь. Несколько следующих страниц отчета отсутствовали, зато вместо них было помещено уведомление, что, дескать, ознакомиться со стенограммой диалога между найденышем и переводчиком группы Дж. Фареллом, результатами первичного медицинского обследования найденыша, а также с материалами о перевозке найденыша в Нью-Орлеан можно, если заглянуть в Личное дело 1770/07.ВВ, субъект «Буратино».
