и я. И специально эти ощущения не проживешь. Complimenti! Ты делаешь прекрасное вино!
— Я тут как раз не причем.
— Как это?
— Великое вина делают не великие кантины. Оно получаются из великого винограда.
Лапо посерьезнел.
— Я хотел поговорить с тобой.
— Я слушаю, — сердце ёкнуло.
— Я хотел спросить… Ты так привыкла все делать одна и никого не обременять и не доверять? Или ты отвергаешь именно мою помощь? Я что-то сделал не так?
— Нет… ни то, ни другое. Я просто не хотела обременять тебя. Ты не обязан тратить свое время и нами возиться.
— Я сразу предупредил, что могу и хочу это сделать. И я всегда предупреждаю, когда занят, разве нет? Наверное, я могу понять нетерпение, вы не стали ждать, когда я приеду. Но такова наша жизнь, Алессандра! Ты любишь Тоскану, ты чувствуешь здесь себя дома — и при этом ты все время спешишь. Попробуй замедлиться. Неужели ты не чувствуешь, что каждый миг жизни бесценен? Ты сказала о пчелке, потерявшей нектар. Почувствуй это в глотке вина. Попробуй увидеть эту крохотную пчелку, солнце, играющее с гроздью винограда. В темном оно совсем другое, чем в светлом. Светлый виноград — это свежесть лета, ветер с моря, шелест его в кронах деревьев. Темный — это надежность, тяжеловесность, это конец лета и ощущение близкой осени в воздухе. И солнце в его ягодах совсем другое, уставшее за лето, мягкое, матовое… Нда… — Он улыбнулся своей невероятной улыбкой. — Что-то я разговорился.
— Здорово, что ты это сказал. И очень красиво. Не притворяйся, что ты просто винодел, работающий на земле. Сейчас, говоря эти слова — ты принц, выросший среди произведений искусства. И это бесподобное сочетание. — Саша покраснела, но продолжила. — Оно в твоем вине. Классика — и земля.
— Так, но теперь я точно должен это записать! — Снова улыбнулся Лапо.
— Однажды я услышала, что любовь в Тоскане длится столько, сколько длится бутылка кьянти.
— Ха! — Лапо поднял бокал. — С моим вином можно стареть вместе и не бояться этого.
Он встал с бортика и с бутылкой в руках пошел по аллее, помахав Саше. Девушке ужасно хотелось его окликнуть, она лихорадочно искала слова, но не нашла ничего лучше, чем просто позвать:
— Лапо!
Он обернулся.
— Я попробую.
— Попробуешь что?
Саша раскинула руки, замахала ими, как крылышками и зажужжала.
Лапо расхохотался, помахал ей еще раз и скрылся за деревьями.
Симона позвонила рано утром, рассказала, что у нее назначена встреча с экспертами во Флоренции.
— Можно я с тобой? — Саша опять чуть не забыла о картине. А ведь она пообещала себе, что не оставит просто так подозрения Луки. Ни Симона, ни Лапо этого не заслуживают.
На душе стало тепло при воспоминании о вчерашнем вечере. Словно немного того солнца, что играет в гроздьях винограда, вместе с оранжевым вином попало внутрь и теперь она оказалась в коконе, сотканном из лета, сухих трав, виноградной лозы и солнца. А где-то в самом верху желудка трепетала крылышками маленькая пчелка.
— Я буду рада. Я заеду.
— Только мы с Фионой…
— Я знаю, Лапо мне написал.
Ах, уже написал? Стало немного обидно, причем тут вообще Симона? Но пчелка внутри продолжала махать крылышками и обида сразу же прошла.
— Ты какая-то не такая, — сказала Симона, глядя, как подруга подходит к машине.
— Какая?
— Задумчивая.
Саша не задумалась. Она боялась расплескать виноградное солнышко с пчелкой, поселившиеся у нее внутри. Ведь оно так легко может расплескаться! Дуновение холодного ветра, не те слова, сказанные не в то время… Оно очень хрупкое, это ощущение, его надо беречь.
***
Лаборатория экспертов находилась в самом центре Флоренции, в двух шагах от галереи Уффици.
Их встретил высокий, худой мужчина в белом халате, сдвинул на кончик носа очки в тяжелой оправе, когда расцеловался с Симоной и пожал руку Саше.
— Я, конечно, не должен разглашать заключение…
— Арнальдо, ты же обещал! Мы — могила! — Симона изобразила пальцами, как задвигает молнию на губах.
Арнальдо вздохнул. — Пройдемте в мой кабинет.
— Отчет будет изобиловать терминами, но для сокращения времени я расскажу своими словами.
— Обычно мы начинаем с простых тестов и, если не возникает сомнений, стараемся обойтись без дорогостоящих исследований. Если оно похоже на утку и крякает, как утка, это и есть утка.
Мы начали с рамы. Рама конца XVIII — начала XIX века, но это нормально, старые рамы часто заменяют.
Полотно, на котором написана картина, как показали тесты, примерно XIV века, в конце, да. В итоге мы заключили, что это все же начало XV века.
Затем мы осмотрели саму картину.
— Давай ближе к делу, а?
Арнальдо невозмутимо продолжал:
— Мы рассмотрели технику, тонкие мазки, наложение пигментов для создания глубины, свет и тень, мастерство обработки мелких деталей, все соответствует руке Липпи. Но поверхность картины- еще не все. Мы провели рефлектографию, инфракрасное изучение картины специальным прибором, так мы можем увидеть то, что находится внутри, под слоем краски. Там есть набросок другой картины, но это тоже нормально, в те времена если работа не удовлетворяла художника, ее просто закрашивали и писали поверх новую.
— То есть внутри не спрятан неизвестный шедевр? — Не удержалась Саша.
— Девушка, мы же не в кино, какие спрятанные шедевры! Рефлектография выявляет глубину и рисунок кракелюра, пигменты. Ранние пигменты темперировались яичным желтком, который быстро высыхает. Это означало, что за один раз можно было смешивать только небольшое количество краски. Но в Эпоху Ренессанса во Флоренции уже начали применять масло, позволяя художнику писать слоями, сохраняя однородность цвета. Тесты показали, что все пигменты и связующие вещества в картине идентичны по составу минеральным и растительным пигментам, которые использовали флорентийские художники того времени.
— То есть придраться не к чему, картина подлинная?
— Я такого не говорил. В последнюю очередь мы проводим масс-спектрометрию, поиск крошечных количеств радиоактивных изотопов, выброшенных по всему миру после 1945 года. От этого анализа не спрячешься. Но сначала мы решили просканировать несколько микроскопических крупинок краски. Образцы, каждый из которых был меньше ширины человеческого волоса, были извлечены тонким скальпелем и исследованы под специальным микроскопом, который создает трехмерное изображение. Если что-то застряло в краске — пыль, частички насекомых, пыльца, перхоть, кошачья шерсть — микроскоп это увидит.
— И что? — снова не удержалась Саша.
— Опытный фальсификатор может использовать панели, пигменты и связующие вещества прошлого. Но он не может контролировать настоящее. Что-то из нашего мира обязательно прикрепится в какой-то форме к картине.
Помните, я сказал, что есть вопросы к аквамарину?
