Ознакомительная версия.
– Вот. Приходила она 2 апреля. Кабанова Наталья Павловна, благотворительный фонд при московском представительстве концерна «Филипс».
Я записала телефон и спросила:
– Что это вы в начале разговора про деньги говорили?
– Так мать Лены объявилась, – всплеснула руками педагог, – из ингорколлегии запрос поступил, я ездила к ним в офис. Представляете, какое удивление? И не припомню такого. Большие деньги Леночке доставались, сумму мне не назвали, но служащая так вздыхала, что я поняла – не о копейках речь.
– А вы не знали, что у Лены жива мать?
Директриса побарабанила пальцами по столу.
– И ведь никто не знал.
– Но документы-то у ребенка были!
– Леночка – подкидыш, – спокойно пояснила собеседница, – если хотите, расскажу.
– Это моя работа – слушать других людей. – Я решила до конца играть роль оперативного сотрудника.
Когда молоденькая Анечка начала директорствовать, ей очень не понравилось, что малыши поступают к ней из дома малютки, трехлетними. Дети были педагогически запущенными, в карточках у многих стоял диагноз – дебильность или – агрессивное поведение. Но на самом деле ребяткам просто требовалось немного любви и ласки… К тому же большинство из них, отказники, не знали других родных, кроме нянечек и воспитательниц из домов ребенка. И хотя не все сотрудники хорошо обращались с детишками, переезд на новое местожительство часто оказывался для них сильным шоком.
Вот Анечка, побегав по кабинетам, и добилась для своего интерната исключительного статуса. Детей к ней стали отправлять прямо из родильных домов, минуя промежуточные инстанции.
Но Лену не привезли с милицией. Погожим июньским днем 1975 года, аккурат в свой день рождения, 15го числа, Анна Валентиновна, придя на работу, нашла под дверью у входа пищащий кулек.
Внутри лежали здоровенькая девочка с еще не отпавшей пуповиной и записка, написанная печатными буквами. «Лена Артюхина, 14 июня 1975 года».
Естественно, администрация обратилась в милицию, но мать-кукушку не нашли, и девочка осталась в интернате. Она росла тихой, до болезненности молчаливой, часто хворала. И детдомовская врачиха предполагала, что родители у ребенка были алкоголики. Ей еще повезло, что подложили под дверь приюта, могли бросить в мусорный бачок.
Шли годы, никаких неприятностей ребенок никому не доставлял. Лена нормально училась, после восьмого класса получила специальность медсестры, была направлена на работу в онкологическую больницу № 262, получила, как детдомовка, комнату в коммуналке и выпорхнула во взрослую жизнь. В отличие от многих других воспитанников Леночка в интернат не приходила, просто пару раз позвонила Анне Валентиновне, сообщая о себе немудреные известия: работает, здорова, все в порядке. Года три тому назад она рассказала о предстоящей свадьбе и обрадовала директрису:
– Михаил – москвич, имеет квартиру, запишите теперь мой новый адрес.
– А комнату куда денешь? – поинтересовалась практичная директриса.
– Мы ее хотим обменять на избушку в Подмосковье, – радостно возвестила Лена, – дети пойдут, им дача понадобится.
– Не спеши от собственной жилплощади избавляться, – предостерегла ее Анна Валентиновна, – мало ли как жизнь повернется…
– Все будет отлично! – выкрикнула Лена.
Она вообще была очень оживленна и весела, что с ней случалось нечасто. Если пользоваться поэтическими сравнениями, Леночка более походила на меланхоличную луну, но в тот день сияла, словно полуденное солнце…
Анна Валентиновна порадовалась за воспитанницу и даже купила той в подарок чайный сервиз. Но на свадьбу директрису не позвали, и хорошенькие беленькие чашечки в красный горошек остались в кабинете.
Став мужней женой, Лена совсем перестала звонить, и Анна Валентиновна потеряла с девушкой связь. Конечно, директриса могла набрать оставленный ей номер телефона, но, честное слово, было некогда.
О Лене женщина вспомнила только этой весной, получив приглашение из ингорколлегии.
– И что вам там рассказали? – поинтересовалась я.
Анна Валентиновна недоуменно покачала головой.
– Сначала спросили, воспитывалась ли такая девочка, а потом попросили сообщить, где она сейчас. Я, естественно, дала все координаты: телефон, который оставила Лена, и адрес ее комнаты…
– Зачем Артюхина понадобилась юристам? – в нетерпении воскликнула я.
Директриса поправила и без того аккуратную прическу.
– Вроде нашлась ее родная мать, которая оставила Лене большое наследство…
Сев в «Форд», я аккуратно положила в бардачок бумажки, полученные от Анны Валентиновны: листочек с именем странной благотворительницы Кабановой, записочку с координатами дамы из ингорколлегии, некоей Фистуловой Татьяны Гавриловны…
Посидев минут пять, опершись на руль и выкурив сигаретку, я решительно позвонила Аркадию на мобильный.
– Слушаю, – рявкнул сын, – Воронцов!
– Дарья Васильева, – от неожиданности выпалила я.
Очевидно, у Кеши был клиент, потому что он никак не отреагировал, а сухо сказал:
– Случилось что-то?
– У тебя есть кто-нибудь из знакомых в ингорколлегии?
– Вечером поговорим.
– Нет, – затараторила я, – мне сейчас надо.
– Ладно, – неожиданно покладисто отозвался сын, – там работает Эльвира Баташевская, моя бывшая однокурсница.
– Можешь сделать так, чтобы она мне помогла?
– Мать, – сурово произнес Аркадий, – а в чем, собственно говоря, дело?
– Понимаешь, – я принялась вдохновенно врать, – Коля Гамузов, ну помнишь его, главный редактор журнала «Время и место»?..
– Да, – буркнул раздраженно Кеша, – короче нельзя?
– Предложил мне место корреспондента в иностранном отделе, статьи писать для французского издания. Вот я и подумала, ну сколько можно лентяйничать.
– Короче, – велел Аркашка, – проблема в чем?
– Так он просил сделать материал о работе ингорколлегии, а меня там даже на порог не пустили, такие все чванные, серьезные, сердитые…
– Юридическая контора не парк развлечений, – припечатал Кеша, но потом все же сменил гнев на милость. – Ладно, жди.
Следующие полчаса я провела в машине, слушала идиотские речи диджея. Наконец телефон ожил.
– Сейчас можешь приехать? – спросил Кеша. – Баташевская готова тебя принять.
– Напомни имя, – обрадовалась я.
– Эльвира, как и нашей жабы, – спокойно сообщил Аркадий, – только не перепутай, не назови Иветтой, как нашу хомячиху.
– Адрес говори!
– Мать, – хмыкнул мой «Перри Мейсон», – в твоих показаниях нестыковочка! Только что ведь говорила, будто ездила туда!
– Ну, – принялась я выкручиваться, – я думала, вдруг твоя знакомая в другом месте сидит!
– Нет, – ответил Кеша и ехидно добавил: – Поезжай туда, где была утром, да не перепутай имена жабы и хомячихи.
Вот ведь какой противный! Пришлось воспользоваться справочной службой «Би лайн». Безукоризненно вежливый женский голос мигом сообщил адрес. Я завела «Форд» и, стараясь быть предельно внимательной, покатила в потоке машин по направлению к центру.
Кешкина однокурсница выглядела совсем девочкой, но, судя по кабинету, занимала на работе не последнее место. Вход в ее комнату стерегла секретарша. Она же мигом подала кофе, причем не растворимый, а изумительную на вкус арабику.
– Мне очень приятно с вами познакомиться, – улыбнулась хозяйка кабинета, когда секретарша ушла, – вы, наверное, не знаете, но я чуть было не стала вашей невесткой. У нас с Аркашкой был дикий роман! Но потом он увидел Ольгу и бросил меня.
– Вот ветреник, – пробормотала я, – понимаете… – Не успев закончить фразу, я сообразила, что забыла, как зовут собеседницу: то ли как нашу жабу, то ли как хомячиху… Кажется, второе. – Понимаете, Иветта…
– Меня зовут Эльвира, – спокойно поправила девушка.
– Значит, жаба, – вырвалось у меня помимо воли.
– Не понимаю? – вскинула брови собеседница. – Жаба?
– Ну да, уж вы извините, у нас дома живет ручная лягушечка, очаровательная, красавица, умница, талантливая…
– При чем тут лягушка? – недоумевала Эльвира.
– А ее Эльвирой зовут, впрочем, есть еще хомячиха, так та – Иветта!
Внезапно Эльвира расхохоталась, разом растеряв всю свою чопорность и серьезность. Веселье мигом преобразило девушку.
– Ну прикол, – веселилась она, – позовите как-нибудь в гости, на тезку посмотреть!
Стена отчуждения между нами рухнула, я расслабилась, собеседница тоже, потому что предложила:
– Зовите меня просто Эля. Нет, повезло же Ольге, такая свекровь досталась. А у меня геенна огненная, ужас, летящий на крыльях ночи. Так чем могу помочь?
Я быстренько соврала про предполагаемую работу на ниве журналистики и попросила:
– Расскажите что-нибудь интересненькое для читателей. Знаете, люди любят мелодрамы. Ну что-нибудь типа бразильского сериала, например, мать бросила дочь в младенчестве, а потом опомнилась и завещала ей все состояние! Только такое вряд ли случается, очень жаль, читатели бы обрыдались.
Ознакомительная версия.