Маркиз недоверчиво уставился на свое отражение в зеркале. Из глубины зеркального стекла на него столь же недоверчиво взирала красивая высокая брюнетка в красной шелковой блузке и длинной черной эластичной юбке с разрезом.
— Слава Богу, что меня не видит Хосе Мануэль, — пробормотал он. — Учитывая его нездоровый интерес к исследованию жизни сексуальных меньшинств, это могло бы повлечь за собой катастрофические последствия.
— Отойди, дай мне посмотреть! — оттолкнул его Джокер.
Василий Ахиллесович преобразился в разбитную сексуальную шатенку с вьющимися, как у пуделя, локонами.
— Хорошо, что меня братва не видит! — покачал головой он. — Подумать только, неделю назад я тихо-мирно сидел в тюрьме, чистя на кухне картошку и перекидываясь в карты с Чумариком. А что теперь? Меня подозревают в убийстве, я сменил пол, а девушка, в которую я влюблен, не обращает на меня ни малейшего внимания.
— Ничего, зато ты живешь полной жизнью, — утешил его маркиз.
— Ну, девочки, теперь вы у меня узнаете, что такое мужской шовинизм! — весело воскликнула Маша, вклиниваясь между ними и беря их под руки. Она превратилась в стройного голубоглазого брюнета с короткой стрижкой и изящной линией усиков.
Мужчина с хриплым голосом, который вначале показался Маше столь неприятным, вытер руки полотенцем и аккуратно сложил в сумку гримерные принадлежности.
— В таком прикиде на вас ни один мент глаз не положит, — заверил он. — Вернемся в гостиную. Хозяину не терпится увидеть вас!
— Ты невеста этого негодяя? — перекрывая Мириам дорогу, поинтересовался Костолом.
Модель с любопытством оглядела крепкую фигуру двухметрового небритого мужчины. Россия начинала ей нравиться.
— Но абло русо! — мелодично произнесла она, кокетливым жестом поправляя прическу.
— Инглиш? — грубо спросил Костолом. Суровая профессия контрабандиста заставила его в свое время попотеть над словарями.
— Йес, ай ду! — Модель живописно выпятила грудь.
— Ты невеста этого негодяя? — снова задал он вопрос, на этот раз по-английски.
— Все мужчины — негодяи, — философски заметила Мириам. — Вы имеете в виду маркиза де Арнелью? Кстати, вы никогда не выступали на подиуме? Ваше тело идеально подходит для рекламы мужского белья!
— Ты знаешь, где он сейчас? — проигнорировав тему мужского белья, продолжил допрос Гарик.
— А кто вы, собственно, такой? — вмешался Хосе Мануэль.
— Захлопни пасть. Не с тобой разговариваю, — грубо оборвал его Костолом.
— А, я поняла! — прощебетала модель. — Вы хотите поговорить со мной о выкупе! Что ж, я готова заплатить!
Мириам подошла к Гарику и, обняв его за шею, чувственно облизала губы языком.
— Ты знаешь, красавчик, что мои ноги занесены в Книгу рекордов Гиннесса как самые длинные в мире нижние конечности? — прошептала она.
— Ты понимаешь, о чем я говорю? — по слогам произнес Костолом. — Я спрашиваю, где твой жених?
— Кажется, он хочет узнать, где находится Альберто, — вмешался журналист.
— Заткнись! — оборвала его модель. — Я сама прекрасно понимаю, о чем он спрашивает… Ты хочешь знать, где находится Альберто? — обратилась она к Гарику.
— Я хочу знать, где находится моя невеста! — высвобождаясь из объятий модели, прорычал Гарик.
— Твоя невеста? Ты хочешь сказать, что Альберто — твоя невеста? — не поверила своим ушам Мириам. — Я, конечно, знала, что он бабник, но мне и в голову не приходило, что он к тому же бисексуал! Так вот почему он поехал в Россию!
— Ты на что это намекаешь? — озверел Костолом. — Ты что, называешь меня недоношенным спидоносным гомиком? Да я самый что ни на есть стопроцентный мужчина!
— Ни на секунду в этом не сомневалась! — раскраснелась от восхищения Мириам. — Люблю сильных сердитых мужчин!
— Так ты ищешь Альберто или твою невесту? — снова вмешался журналист.
— Заткнись! — рявкнул Гарик. — Конечно, я ищу свою невесту. Она сбежала вместе с этим проклятым маркизом!
— Ты хочешь сказать, что мой жених сейчас находится с твоей невестой? — недоверчиво спросила модель.
— А ты что, этого не знала? — вопросом на вопрос ответил Костолом.
— Когда я его найду, я убью его! — темпераментно воскликнула девушка.
— Я тоже, — мрачно добавил Костолом.
* * *
— Вай-вай-вай! За что Аллах так не любит меня! — воздевая руки к небу, горестно воскликнул Азиз Шакбараев. — За что он наказывает меня?
— Ты еще спрашиваешь! — удивился Иван Копилкин. — А похищать людей, по-твоему, не грех?
— Кто убьет неверного, попадет в рай, — шмыгнув носом, убежденно произнес Азиз.
— Ты, браток, Уголовный кодекс не читал, — заметил Иван. — За такие вещи не в рай, а в тюрьму нынче попадают. К тому же ты меня вовсе не убил, а похитил. Так что ты со всех сторон оказываешься виноват — и перед Аллахом, и перед законом!
— Я не виноват перед Аллахом! — подпрыгнул чеченец. — Аллах любит меня! К тому же я вас не похищал, а просто стерегу. Я человек маленький!
— Почему же в таком случае ты проиграл мне двенадцать тысяч долларов? — спросил Иван.
Степан Иванович Кашкин возмущенно фыркнул в углу, но высказывать своего мнения не стал.
— На все воля Аллаха, — сокрушенно пожал плечами Шакбараев. — Вот расстреляют тебя через пару недель, и я ничего тебе не буду должен.
— Ты мужчина? — поинтересовался Иван.
— А кто же еще? — приосанился Азиз.
— Тебе ведом горский закон чести?
— А что? — погрустнел чеченец.
— А то, что если ты действительно мужчина, а не шакал паршивый, то в случае моей смерти ты должен будешь выплатить твой карточный долг моей семье. Кстати, запиши на всякий случай адресок моей дочери.
— Где же я возьму двенадцать тысяч долларов? — простонал Азиз. — Я простой пастух, и у меня на шее пятеро детей. Даже если я всю свою семью в рабство продам, я таких денег не наберу!
— А зачем же тогда играл? — припечатал Иван.
— Затем, что я мужчина, — не слишком логично объяснил Шакбараев.
— Ладно, друг! Вижу, ты хороший человек, — беспечно сказал Иван. — Так уж и быть, я прощу тебе долг, но при одном условии — ты должен вытащить нас отсюда.
— Ты что! Я не могу! — замахал руками Азиз. — Даже и не думай об этом!
— Если ты вытащишь нас отсюда, получишь наличными двести тысяч долларов, — подал из угла голос Степан Иванович. — Даю слово мужчины. Твоя семья ни в чем не будет нуждаться. Переберетесь в Краснодарский край, купите домик и заживете как положено.
— Двести тысяч? — не поверил своим ушам чеченец.
— Сделаешь все быстро и без шума — получишь двести пятьдесят, — весомо произнес Серый Кардинал.
— Совсем глупым меня считаешь? — укоризненно покачал головой Азиз. — Да если б у тебя такие деньги были, наш командир за тебя бы еще тот выкуп запросил. Он не дурак. Единственное, на что ты годишься, — это на политические требования.
— Это твой командир тебя глупым считает, — сказал Степан Иванович. — За спиной таких бедолаг, как ты, он договаривается получить за меня выкуп в десять миллионов долларов.
— Врешь! — выдохнул Азиз. — Наш командир — истинный мусульманин. Он не станет обманывать своих братьев по вере! Волк — ревностный воин Аллаха. Он воюет не из-за денег, а из-за Родины!
Серый Кардинал презрительно усмехнулся:
— Что ж, продолжай в это верить, пока твой Волк не разбогатеет на несколько миллионов, а ты не схлопочешь шальную пулю, оставив сиротами жену и пятерых детей.
— А ведь у меня еще двое стариков на шее и брат-инвалид, — уточнил Шакбараев.
Кашкин пожал плечами.
— Значит, сирот будет больше, — философски заметил он. — Я-то, слава Богу, не женат.
Некоторое время все трое молчали, созерцая бурые осыпающиеся стены землянки.
Чеченец первым прервал молчание.
— А ты можешь доказать, что ты действительно так богат? — жалобно спросил он.
— Вот это уже совсем другой разговор, — усмехнулся Степан Иванович.
— В таком виде вас родная мать не узнает! — Комнату снова заполнил приятный баритон Папы Сочинского. — Сейчас вам дадут деньги, новые документы — и вы свободны как ветер!
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Джокер.
— Черт! Никак не могу привыкнуть к этим каблукам, — споткнувшись, вполголоса выругался расхаживающий по комнате маркиз.
— В самом прямом! — В голосе Папы Сочинского послышалась насмешка. — Ты обратился ко мне за помощью, и я помог. Теперь вы можете не бояться милиции.
— А как же мой отец! — воскликнула Маша. — Вы что, не поможете нам его спасти?
— А ты полагала, что я немедленно отправлюсь воевать с чеченскими террористами? — удивился Папа Сочинский. — Тебе не кажется, что ты слишком многого просишь?
