Первая попытка обратить Наташкино внимание на собеседника успехом не увенчалась. Грубо говоря, она мне просто дала по рукам, скроив при этом такую зверскую физиономию, которой позавидовали бы дикие аборигены диких дебрей дикой Амазонки, исполняющие дикий ритуальный танец удачной охоты на крокодила. Да что там аборигены! Сам крокодил бы обзавидовался. Выхода у меня не было, и я предприняла вторую попытку привлечь разумное внимание подруги – держась на расстоянии, шарахнула ее своей сумкой по плечу. И сразу нашла понимание. На короткое время Наташка заткнулась и, разумеется, услышала голос «мачо» не только из мобильника, но и в живую, прямо за своей спиной.
Оборачивалась она очень медленно и очень напряженно, не забывая «дакать» и кивать головой в такт объяснениям мачо, на какой по счету ступеньке лестницы, ведущей к главному входу в кинотеатр, он будет стоять. Его дипломат больше не мотался из стороны в сторону, просто спокойно покачивался в левой руке, и я подумала, что в данный момент его обладатель уже не опасен. Не знаю, о чем подумала Наташка, но она скроила виноватую мину. Зря. Я и не думала обижаться, потому как все понимала. Попробовал бы кто отнять у меня коробку конфет с ликером! Я от души улыбнулась подруге, благословив ее на решительные действия.
Мачо все еще определялся со ступеньками, когда Наташка, отключив мобильник, подошла и легонько постучалась в его спину. Реакция у него была молниеносная. Хорошо, что я невольно, но удачно оказалась на подхвате. Он так лихо развернулся, что подруге не пришлось выбирать, куда лететь…
Следующая минута была минутой Наташкиного кратковременного торжества и моего длительного испуга. Мачо извинялся с такой необузданной силой, что даже мне, пользующейся Наташкой как щитом, приходилось туго. В какой-то момент я поняла, что силы мои на исходе, и испытала искушение присесть прямо на асфальт. Спрашивать разрешения у Наташки не имело смысла, ей было все равно. Отбиваясь от активных извинений мачо, она увлеченно и обиженно повизгивала. Доведись подруге шлепнуться, всего-навсего придавила бы меня. Уяснив, что наше сопротивление ослабло, Альбрехт облапил Наталью и потащил к лавочке под раскидистым кустом непонятной породы. Я не сопротивлялась, все равно Наташку не стряхнуть. Повинуясь инстинкту самосохранения, она вцепилась в меня накрепко. Мне повезло уже в том, что не уселась на урну, хотя несколько секунд мы колебались в опасной от нее близости.
Знакомиться официально не было необходимости. Можно сказать, этот этап уже прошел. В неформальной дружеской обстановке и без существенных потерь. Оторванная ручка моей сумки не в счет. Дома (хвала хозяйственному мужу!) где-то валялась еще одна – от старой сумки.
Альбрехт был красив и пару минут назад элегантен. Я не зря обозвала его «мачо». Даже наполовину оторванный карман белой спортивной рубашки шел ему несказанно. Не совсем уверена, что Голливуд оплакивал его бесплодные поиски в качестве незаменимого героя-любовника экранных мелодрам, но, судя по внешности сорока – сорока пятилетнего красавца, содержание самих кинолент было не важно. Полный кассовый сбор гарантировался одним его участием даже в эпизодах. Мне совершенно не нравится такой тип мужчин: брюнет с копной волнистых темных волос, точеным волевым лицом, умными карими глазами… Нет, умные глаза, пожалуй, следовало исключить из составленного мной персонального списка недостатков Альбрехта. А вот накачанную спортивную фигуру – добавить. Лично мне импонируют такие личности, как мой Дмитрий Николаевич. Только бы не полысел раньше срока. Лучше бы конечно не лысел совсем, но коль скоро это признак великого ума… Не хочется думать, что вышла замуж за глупца.
– У меня не так много времени, – душеприказчик Светланы Владимировны сверкнул идеальной улыбкой, – но, может быть, вы разрешите мне угостить вас чашечкой кофе?
– Разрешаем, – машинально поправляя волосы и стараясь при этом не глазеть на Альбрехта, ответила Наташка. – Только в другой раз. Мы тоже торопимся. Я простой курьер, вот, возьмите…
Наташка достала из одного пластикового пакета другой и передала Альбрехту. Он бережно переложил его в дипломат.
– Вам довелось пообщаться со Светланой Владимировной накануне ее смерти, – с некоторой долей печальной зависти проронил он. – К сожалению, я был лишен этой возможности. Только во вторник вернулся. Намеревался приехать к ней утром в среду, чтобы хоть немного снять напряжение накануне операции. Она сильная женщина, но кроме меня, ее некому было поддержать. Светлана Владимировна, по-видимому, решила уберечь меня от лишних переживаний. Разговаривая со мной в пятницу – я звонил ей из Германии, – сообщила, что операцию переносят на среду или четверг. Не очень хорошая электрокардиограмма, нужна укрепляющая терапия… Словом, до среды приезжать к ней не стоило.
Альбрехт отвернулся и некоторое время упорно разглядывал стайку голубей и воробьев, объединенную стремлением к хлебным крошкам. Они не отвлекались на эмоции. Все конкретно: конкретные крошки, конкретная вода в луже. Будет день – будет пища. Будет смерть – ничего не будет.
Наташка легонько кашлянула в кулачок:
– Наверное, нужны деньги на похороны…
– Все вопросы уже решены. У Светланы Владимировны не было денег на похороны. Я ее должник. Она… просила что-нибудь передать? На словах. Мне или кому-либо еще. Сама или через соседок по палате.
Наташка оглянулась на меня, делая вид, что намеревается сесть поудобнее. И села, окончательно сдвинув меня к урне. Я успела изобразить на лице решительный протест, но он мне не пригодился, остальным – тем более.
– Нет. Особых… словесных поручений не было. Светлана Владимировна просто попросила в случае, если с ней что-то случиться, обязательно известить вас, поскольку вы ее душеприказчик. И лично мне соседки по палате ничего не передавали. Вам надо обратиться к лечащему врачу. Возможно, он что-то знает.
Мне показалось, что Альбрехт заметил секундное Натальино колебание с ответом. Умные глаза испытующе прищурились. Зря я исключила их из списка его недостатков.
– Благодарю вас. Уже обращался. Видите ли, я был близким другом ее сына. Его звали Альберто Франсиско Осипов. Немного смешно, правда?
– Чего не бывает в жизни, – пробормотала я, пытаясь осмыслить новость. Долг вежливости требовал хоть как-то ответить, когда так настырно спрашивают.
– Вы знали, что Светлана Владимировна по происхождению испанка?
На сей раз даже я не нашла сил для ответа. Выражение наших с Наташкой вытянувшихся физиономий говорило об истинном изумлении. Наташка пробормотала, что не рылась в анкетных данных больной Осиповой. Душеприказчик был доволен эффектом. Сразу расслабился, тон речи стал снисходительным.
– По традиции испанцы называли мальчиков именами святых, либо, что чаще, именами отца и деда – первое имя отца, второе – дедушки, но сейчас этого правила уже строго не придерживаются. Догадываетесь, что отца моего друга звали Альбертом. Осипов Альберт…
– Францискович, – предположила Наташка.
– Нет. Владимирович. Отец Альберто русский. Франсиско звали настоящего отца Светланы Владимировны. Но это имя практически не использовалось. Впрочем, как и первое – Альберто. Все близкие ласково звали его Бето. Ну что ж… – Альбрехт хлопнул себя ладонями по коленкам и потянулся за дипломатом. – Спасибо за то, что проявили участие к бедной женщине. Кстати, ее настоящее имя Тереза Мануэль. Или просто Маноло.
– Покойного папу Светланы Владимировны звали не только Франсиско, но и Тереза… – очередной раз проявила догадливость Наташка.
– Нет. Терезой звали ее маму. Папу – Франсиско Альверо, бабушку – Мануэль, а дедушку звали Альверо… Впрочем, это не важно.
В голове непрерывно вертелась карусель из названных Альбрехтом имен, я с трудом сосредоточилась на двух: Маноло и Бето. Мать и сын. Остальное отсекла, решив поскорее забыть, чтобы ненароком не свихнуться.
– А вашего дедушку звали Брехтом?
Похоже, Наташке было мало одной семейной истории происхождения имен.
– Я не испанец, а русский. Мое полное имя Ковач Альбрехт Генрихович.
Душеприказчик явно потерял к нам всякий интерес. Его голос окончательно утратил мягкость, ответ прозвучал сухо. Вне сомнения, Альбрехт намеревался исчезнуть с концами, в дальнейшем вежливо пресекая по телефону все возможные попытки напомнить ему о нашей встрече. Наверняка заблокирует Наташкин номер. Ошеломленная всем услышанным, я никак не могла сосредоточиться. Нельзя было вот так просто отпускать душеприказчика. Следовало каким-то образом подогреть интерес к нашим персонам. Именно поэтому я и ляпнула:
– Светлана Владимировна не могла умереть от сердечной недостаточности! – И скромно потупилась.
Вскочивший было мачо немедленно сел на место и живо спросил, что я хочу этим сказать.
