На мне остались только трусики и бюстгальтер. Глядя Маркусу в глаза, я расстегнула бюстгальтер и наклонила грудь, чтобы эта часть одежды сама спала с меня — как листва с дерева. При этом я откинула голову назад: я знала, что у меня красивая линия плеч и высокая шея. Когда я выпрямилась, гиббон дышал часто-часто. Глазки его метались.
Большие пальцы обеих рук я запустила за резинку трусиков. Оттягивая резинку, я делала вид, что вот-вот сброшу их.
Адлер открыл рот.
— Давай же... Не тяни... Снимай... — сипел он не своим голосом.
Я криво улыбалась. Я извивалась. Я заманивала его.
— Маркус, — я заставила себя пропеть ненавистное имя, — снимите это сами... Ну же... Смелее...
Гиббон, казалось, втянул в себя весь воздух подвала. Еще чуть-чуть — и эта тварь взорвалась бы, как газовый баллон.
— Хорошая идея, детка!
Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как Маркус Адлер будет это делать. А он, наверное, вообразил, что меня охватила дикая страсть, которую я уже не могу скрыть от него.
Но грязные волосатые лапы так меня и не коснулись. Я услышала интересные звуки: сначала хрустнула переломленная надвое сухая палка, потом — как будто кто-то с чавканьем провалился в болото и пытается из него выбраться.
Я открыла глаза.
Маркус Адлер стоял передо мной на коленях. Руки его висели безвольно, как плети. Голова болталась из стороны в сторону.
Штайнер уже успел забрать пистолет. Адлер мычал нечто нечленораздельное.
— Как вам удалось? — спросила я.
— «Рэббит-дид», — смущенно улыбнулся Штайнер.
— Да, припоминаю... — Я скрестила руки на груди, чтобы прикрыть наготу.
Адлер приподнял голову, и я поняла, откуда появился этот чавкающий звук: морда гиббона представляла собой кровавое месиво. Адлер говорил, что у Кези тяжелая рука. Но и у Штайнера она, судя по этой отбивной, что надо!
— Он хотел острых ощущений, — негромко произнес Штайнер. — Он их получил... Оденьтесь, Мэвис. Сейчас сюда могут войти.
— О, да...
Работа на сцене, даже за те несколько дней, которые я провела в клубе «Берлин», приучила меня одеваться и раздеваться с той стремительной скоростью, которая нужна была для данного момента. Поэтому не прошло и трех минут, как я была полностью упакована. У меня даже нашлась парочка булавок, чтобы скрепить подол юбки.
Штайнер кое-как сбил стул, подтащил к нему тушу Адлера и водрузил на сиденье, как на постамент. Стул каким-то чудом не разваливался — только скрипел и стонал.
— Маркус, я врезал тебе по морде за Мэвис, но ты должен немедленно привести себя в порядок, — вкрадчиво сказал Штайнер. — Слышишь?
Так как Адлер и не думал вытирать лицо, Штайнер что есть силы врезал ему ботинком по голени.
Адлер взвыл, глаза его вылезли из орбит.
— Утрись! Если ты этого не сделаешь, то я тебе еще врежу, — предупредил Штайнер.
Выпученные глаза директора клуба следили за ногой бывшего друга, а левая рука уже тянула из кармана огромный клетчатый платок-простыню.
— Сейчас придет Сэди, но ты, Иуда, будешь разговаривать с ней так, словно ничего не произошло, — сказал Штайнер.
Адлер что-то пробулькал в ответ и все промокал и промокал лицо.
— Учти, что со старухой я легко справлюсь, — предупредил Штайнер. — Но если ты хоть что-нибудь вякнешь, я буду убивать тебя медленно: сначала прострелю одно колено, потом второе, одно ухо, потом второе... Ты ведь, Маркус, меня знаешь, ведь я могу... Ну как — понял?
Маркус Адлер ничего не ответил. И тогда Штайнер неожиданно точным движением саданул кулаком по его коленной чашечке.
— Ты — невоспитанный человек, Маркус, — наставительно произнес Штайнер, наблюдая, как директор корчится от боли. — Я ведь задал тебе вопрос. Надо в таком случае ответить.
— Ы... — простонал Адлер, кивая головой и не отрывая носового платка от лица.
— Мистер Штайнер, давайте вызовем полицию, — я указала на телефонный аппарат.
— Еще не время, — отрезал он.
— А когда это время наступит? — я была удивлена.
— Когда меня не будет в клубе! — рявкнул он и пояснил более мягко. — Видите ли, Мэвис... От прошлого никуда не уйти... Многие знают, что я сидел. Но я сидел за дело. Я сильный человек... Если мои приятели узнают, что я сам не смог справиться с молокососом Кези или с этой размазней, — он указал на Адлера, — меня просто засмеют. А мне бы не хотелось попадать в глупое положение.
Ну вот, очередная мужская причуда. Лично я вызвала бы полицию незамедлительно, и пусть бы потом хоть весь Лос-Анджелес заходился от хохота: хорошо смеяться, когда сидишь в безопасном месте. Так думала я, но высказать свое мнение вслух не решалась. Кто его знает, этого Штайнера. Вдруг ему не понравится, что я настаиваю на вызове полиции, саданет меня по голени, как Адлера... Нет, надо быть осторожной.
Адлер, наконец, остановил кровотечение из носа, потрогал переносицу и застонал:
— Все разбито! Сломан нос...
— Радуйся, что не хребет, — процедил Штайнер. — И то лишь потому, что ты сейчас должен пойти с нами наверх, к своему боссу!
Слово «босс» Штайнер произнес с такой ненавистью и отвращением, что даже я вздрогнула, а Маркус Адлер залепетал:
— Что я мог сделать против него? Ты же видишь: это убийца, зверь, садист... Он все время звонил мне и приказывал, приказывал и угрожал...
— Перестань, надоел уже твой скулеж. А то я придумаю, как выбраться из подвала и без твоей помощи...
Директор испугался, что его вовсе выбросят из игры, и умолк. Руки нервно комкали носовой платок, голова поникла.
Я тоже молчала. Я уже, кажется, поняла, что когда угодишь в одну клетку с тиграми и львами, лучше забиться в уголок, поджать хвостик и не открывать рта. Пускай ведут свои разборки...
Минуты тянулись, как часы. Но вот на лестнице раздались шаги. Сэди спускалась, не торопясь. Не дойдя и до середины лестницы, она крикнула:
— Дальше я не пойду. Адлер, слышишь? Выводи их наверх.
Адлер испуганно взглянул на Штайнера и прохрипел:
— Да. Сейчас иду...
— Не задерживайся, а то Кези задаст тебе порку.
Сэди возвратилась наверх, и стало тихо.
Адлер встал. Его лицо все еще было красным, но постепенно принимало более естественный цвет. Директор не знал, что ему делать, и в нерешительности переминался с ноги на ногу.
— Так вот, — сказал Штайнер, — ты пойдешь вперед, — он сурово посмотрел на Адлера. — Потом я, за мной — Мэвис. Учти, что для меня нет большего удовольствия, чем всадить тебе пулю между лопаток, дружок. Предоставь мне только подходящий повод.
— Нет-нет, о чем ты говоришь, Макс! Я не выдам тебя, обещаю! — На директора было больно и одновременно смешно смотреть — так он унижался и лебезил перед громилой с пистолетом в руке.
Мы поднялись, прошли пустыми коридорами через весь клуб и приблизились к кабинету Адлера. Здесь Штайнер перестроил нас: первой в кабинет должна была войти я, следом — он, а Адлер — последним.
— Видишь, что я делаю? — Штайнер показал Адлеру, что прячет руку с пистолетом в карман. — Все, что я тебе говорил, остается в силе. Ну, давай!
Маркус Адлер подобострастно распахнул дверь. Я вошла. Глаза мои ощупывали пространство на метр вперед. Я двигалась, ничего и никого не замечая. Слышала, что позади идут мужчины. Напряжение в комнате достигло апогея, тишина была умопомрачительная — в том смысле, что еще немного, — и у меня бы начался нервный припадок с последующим буйным помешательством.
Скрипнула дверь за Адлером — по моему телу прокатилась судорога.
Вдруг я услышала голос Сэди и увидела ее саму: костюмерша сидела на диванчике.
— Иди сюда, Мэвис. Присаживайся, детка.
Сэди задала мне программу: я подошла к диванчику, села и подняла глаза, сконцентрировав взгляд на тех, кто находился в кабинете.
Кези Джонс, как и подобает боссу, развалился в кресле за письменным столом директора: собственно говоря, он им и был. На меня Кези даже не взглянул. Его куда больше интересовали те, кто занимал такие же роскошные кресла рядом со столом.
Я чуть не вскрикнула. Господи, помилуй, что же это такое творится?! В креслах сидят сплошь знакомые мне люди. Настолько знакомые, что я никак не ожидала увидеть их здесь.
В правом кресле — мужчина с мордочкой суслика. Он непринужденно курит сигару. В левом — девушка с феноменально огромным бюстом. Выражение лиц у обоих — полупрезрительно-отстраненное. Стюарт Хетчик Третий и Ирма Слошковски. Но не те, с которыми я совсем недавно рассталась, а другие — подмененные. А может, эти как раз настоящие, а фальшивыми были те, кого я знала? — Господа, вы не находите, что пауза несколько затянулась? — холодно осведомился Хетчик. — Поговорим о нашем бизнесе.
И тут мне стало ужас до чего интересно. Страх ушел, уступив место моему извечному любопытству. Я поняла, что наблюдаю психологический поединок. Кези хорохорился перед Хетчиком. Он тоже достал сигару, тщательно обрезал у нее кончик и не спеша закурил. Ему хотелось подавить Хетчика своим безразличием и презрением, но и Хетчик был невозмутим.
