– А ты не будь таким правильным! Если дают – бери и неси нам! – пробасил Макс.
Когда мы подкатили к аэропорту, Феликс сразу понесся в зону прилета.
Макс и Энди остались сидеть в машине, не выключая зажигание. У них была ответственная задача: сорваться с места, если вдруг появится смотритель парковки, и, сделав кружочек-другой, вернуться за нами.
Вслед за Феликсом и я вылетела пулей из машины, хотя вовсе не собиралась бежать приветствовать его маму. Но после выпитого шампанского мне срочно понадобилось выйти, и я деловито потрусила через весь зал к двери с известной пиктограммой.
У женского туалета стоял подозрительный тип. Но ведь всякий свободный человек имеет право носить на лице трехдневную щетину и темные очки… А все-таки что он делает у двери в туалет? Похоже, у меня развивается мания преследования. Нервы ни к черту…
Однако шестое чувство не подвело, либо стоит обратиться к специалистам, проверить, не подвержена ли я галлюцинациям, потому что впору усомниться в подобном совпадении: когда я мыла руки, задумчиво глядя в раковину, совсем рядом тихо пропищал голосок:
– Хеллоу, мисс!
Я вздрогнула и подняла голову – на меня смотрели детские глаза девушки-тайки. Но как она переменилась! Недавняя скромная школьница стояла передо мной в обтягивающей мини-юбке, точнее, в ультра-мини, и в яркой, распахнутой на груди курточке из пестрой ткани, окрашенной в немыслимые ядовитые оттенки. А груди-то у нее и нет, на чем только корсаж держится, непонятно… Но ни броский макияж, ни взбитые копной завитые волосы не изменили ее потерянный взгляд и не скрыли испуг на лице.
Но ее ли я тогда видела? Что такой девушке делать в Народном университете? Сидеть за партой, покачивая ногой в туфле на шпильке? Или, поигрывая золотым ожерельем, скучающим взглядом следить за стрелками пузатых золотых часов на тоненькой ручке? Так небритый субъект, наверное, с ней! Телохранитель, если не надсмотрщик…
– Ты что тут делаешь? – И, неожиданно для себя самой обратившись на ты, я осеклась: не обидела ли ее?
Вряд ли. Девушка явно меня не понимала. Я повторила свой вопрос по-английски. Вместо ответа она затравленно съежилась и заплакала.
– Can I help you?[27] – Мне стало жаль ее.
Она поискала что-то в сумочке, должно быть, носовой платок. Я покосилась на ящик с бумажными полотенцами: он, кажется, пуст… Вдруг она схватила меня за руку, торопливо пожала, благодаря за мое участие, и выбежала прочь. Как она ходит-то на таких высоченных каблуках? В моей ладони остался небольшой предмет – пачка бумажных спичек. Не понимая смысла странного подарка тайки, я машинально засунула его подальше. Сдерживая бешено бьющееся сердце, я немного помедлила, прежде чем выйти, пусть уж эта игрушечная дама и ее сопровождающий уйдут от туалета. Чем дальше, тем лучше.
Энди скучал в машине в гордом одиночестве. Остальных он выгнал на улицу: Макса, который теперь флегматично курил у машины, и пса, что самозабвенно чесался у ног хозяина. Я рухнула на переднее сиденье рядом с Энди: меня ноги не держали.
– Что с тобой опять? Ты как стена белая! – беспокойно взглянул на меня он. – А вот и наш пай-мальчик с мамой и кучей чемоданов! Придется потесниться, – сказал Энди. Мы вылезли из машины. – Ничего, пора привыкать, ведь у нас дома тоже скоро станет очень тесно: сегодня вернется Цилли, завтра приедет Кора, следом Катрин… Интересно посмотреть, как мы все поместимся в одной квартире.
Феликс сел за руль, продолжая ранее начатый разговор, и мы тоже послушали немного о здоровье и делах почтенной фрау Шваб. За этим следовал подробный рассказ матери Феликса о ее путешествии, о разных занятных людях из туристической группы, о непривычной кухне острова Бали и о вызванном ею несварении. С первого взгляда эта элегантная моложавая дама, которую собственный сын величал не иначе, как Региной, производила впечатление натуры деятельной и неуемной. И точно, она была из тех людей, чья энергия иногда доставляет неудобства окружающим: те две недели, что Регина провела на острове, она постоянно принуждала странствующих пенсионеров заниматься гимнастикой. Но к ее чести нужно добавить, что однажды она храбро бросилась наперекор стихии и вытащила из воды утопающего – пожилого голландца.
При упоминании об этом подвиге Регине пришло в голову справиться о здоровье своего вновь обретенного отца.
– У Хуго дела не очень, – ответил Феликс, – но бабушка постоянно его ободряет. Они поют и декламируют, в общем, как обычно…
Мать и сын переглянулись, улыбаясь общему воспоминанию. А мне стало вдруг тоскливо, как всегда, если в моем присутствии другие люди проявляют родственные чувства, любовь, взаимопонимание. Может, я просто завистлива?… Мне бы порадоваться за Феликса, у которого такая любящая мать, ведь что у него еще есть в жизни – ни братьев, ни сестер, с отцом почти не общается…
Феликс и Энди потащили чемоданы вслед за Региной наверх, в ее квартиру. А те, кому не досталось чемоданов, скучали в машине. Пес извозил меня слюной – неловким движением я выдернула платок из кармана, и на пол выпал пестрый клочок картона – пачка бумажных спичек. Макс поднял ее:
– Давно ли ты проводишь время в «Парилке у Рези»?
Взяв из его руки картонную пачку, я увидела на ней рекламу какой-то сауны во Франкфурте. Странно.
– Это мне сунула в ладонь одна тайская девушка в аэропорту…
– Что? Либо она слепая, либо я! По-моему, ты выглядишь стопроцентной женщиной, но, может, я ошибаюсь?…
Мне вовсе не хотелось откровенничать, почему среди бела дня меня приглашают в сауну тайские проститутки, и я переменила тему:
– Макс, давно хочу тебе сказать: на твоей машине ездить нельзя. Тормоза ни к черту! Нам с сыном даже пришлось пересесть на велосипед.
– Точно, – подтвердил Энди, который, вернувшись, сразу же развалился на переднем сиденье. – Я недавно на ней ехал – чуть со страху не помер!
Макс недовольно заворчал, не хуже собственного пса, когда тот в дурном настроении:
– До отъезда мне было некогда заняться машиной. А ты, Энди, если пытался на ней ездить, мог бы заодно попытаться починить тормоза!
Энди открыл рот, чтобы высказаться в ответ, но в мои планы их ссора не входила. Тему опять пришлось сменить:
– Не знаете, чем занимается мать Феликса?
– Она физиотерапевт. Тренер лечебной физкультуры или что-то в этом роде, – ответил Макс. – Вечно мечется вокруг своего сыночка, как наседка. Но с другой стороны, что ей еще делать? Мужа-то нет…
Через полчаса нашего сидения у подъезда появился Феликс. На нем была новая рубашка, раскрашенная в технике батик в цвета тропического океана: голубой, синий, изумрудно-зеленый, лазурный. Красиво.
– Люди, представьте себе, – хохотнул он, садясь за руль, – там все цветы сдохли, кроме кактусов. Я ведь их ни разу не полил!
При этом вид у него был крайне обескураженный, отчего мы дружно заржали. Знала бы мама, что ее дорогой сыночек все время, пока она путешествовала, болтался в Италии, а как раз накануне ее приезда разбирался с бандитами: то кого-то связывал, то развязывал, – задала бы ему еще не такую трепку.
* * *
Когда мы вернулись домой, в коммуну, Феликс и Энди занялись ужином, Макс пошел гулять с собачкой – все вернулось на круги своя.
Предоставив парням полную свободу творчества, я удалилась в комнату Катрин и плюхнулась на живот на невесть откуда появившийся матрас. В одиночестве я сильнее почувствовала ожоги, которые нестерпимо болели, и безотчетный страх. Может, спрятаться от наступающей ночи в кровать к одному из моих спасителей? Тут я вспомнила Эмилию и как она вечно пытается наставить меня на путь истинный.
– Не подавай сразу все, а то нечего будет предложить, когда попросят добавки, – говорила она, имея в виду, что не стоит быть легкодоступной.
Напрасный труд…
Меня отвлек Феликс: он звал ужинать. За ужином мне представили пресловутую Цилли. Эх, конец прекрасным дням, когда я была единственной женщиной в обществе трех чудных мальчиков. Хотя Цилли – мне не конкурентка. И с ней тут не церемонились.
– Цилли, ты не могла бы пойти завтра к своему другу? – без обиняков спросил Феликс. – Мы ждем еще гостей. Но если тебе неудобно, скажи, я пойду ночевать к матери.
– Нет проблем, – ответила покладистая Цилли. – Лишний повод побыть с ним вместе.
Ночью меня снова мучили кошмары – я убежала от них к Энди. Повезло, что никто из обитателей не видел, как я крадусь по коридору. Его нежность успокоила, но все же мои мысли были не в этой кровати.
Как мне вести себя с Корой? Только не разреветься, а то она, чего доброго, не захочет больше меня видеть. Может, сделать вид, что ничего не случилось? Почему, собственно, она едет сюда? По мне соскучилась или по своему Феликсу?
А если она скажет:
– Хватаем вещи, забираем Бэлу и мчимся в Италию…
Должна ли я покорно следовать за ней, или пусть сначала хорошо попросит? А вдруг ей не нужна больше моя дружба – куда мне тогда идти, кто оплатит мои долги? И я заплакала в подушку, точнее, в густую гриву Энди. А ему, конечно же, до меня и дела нет! Спит как сурок!
