– Да нет, тут другое дело. Мне одну вещицу нужно передать… Его подруга просила… А, может, кто из его друзей остался?
– Какая подруга? – заинтересовался лейтенант. – У него, вроде, жена была.
– То-то и оно. Была жена, а есть еще и подруга. Понимаешь?…
Лейтенант усмехнулся.
– А какую вещь? – поинтересовался он.
– Сам не знаю, пакет запечатан… Говно, наверное, какое-нибудь… Но обязательно просила передать.
Лейтенантик задумался, потом развел руками.
– Вряд ли кто-либо из наших сейчас имеет с ним контакт. Слинял он отсюда, понимаешь? Попробуй обратиться к прапорщику Белецкому, но не думаю…
– А где его найти?
Лейтенант объяснил на пальцах, поскольку улицы в городке не имели названий. Существовали лишь номера домов.
Я пошел в указанном направлении, и меня ни на минуту не покидало ощущение нереальности происходящего. Вокруг были русские лица и русский говор, но одежду люди носили качественную, магазины ломились от товаров с ценами, доступными практически каждому, а на лицах у большинства играли улыбки. Город-солнце! Ну, прямо-таки, сон наяву!
Прапорщика Белецкого я застал за просмотром видеокассеты. Какие-то бравые ребята крошили друг другу черепа, а прапорщик Белецкий, не отрываясь от экрана, жрал картофельные хлопья и запивал их пивом. В просмотре принимала участие и симпатичная девочка лет одиннадцати, которая тоже ела хлопья, только запивала яблочным соком.
– Меня послала Нина, – объявил я, – подружка Никодимова. У меня для него гостинец.
– Что за Нина? – Белецкий почесал затылок. Разговаривая со мной, он пытался не потерять нить происходящего на экране.
– Переводчица из Берлина. Она сказала, что вы – его лучший друг, и дала мне ваш адрес.
– Ах, Нина! – воскликнул Белецкий и замолчал. Было видно, что он усиленно роется в памяти. – А что, собственно…
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Она просила передать ему одну вещь.
Тут из телевизора послышались вопли и автоматная стрельба, и Белецкий, видимо, отчаявшись успешно сочетать разговор с просмотром видеокассеты, поспешно остановил с помощью пульта дистанционного управления магнитофон.
– Ну папа! – тут же возмущенно воскликнула девочка.
– Пять минут перекур, – отозвался тот.
Девочка раздраженно поджала губы и уставилась в угол.
– Как я могу передать ему вещь, если… эта вота… понятия не имею, где он сейчас находится?
– Жаль. А она надеялась, что хоть вы-то знаете. Я ее дальний родственник. Она втрескалась в него по уши.
– В этого урода?
– Ну, не знаю. Сам я его никогда не видел…
– Да нет, внешне – он ничего. А морально – самый что ни на есть урод.
Белецкий выдвинул одну из полок серванта, порылся в содержимом и протянул мне фотографию, на которой сам он и еще двое мужиков наливались водкой на природе. Все трое были в гимнастерках и трусах.
– Вот это он. – Белецкий ткнул пальцем в белобрысого долговязого парня. – А это – Ярослав Гунько. Они вместе отсюда и дернули.
– Между прочим, таких больше всего и любят, – заметил я, разглядывая фотографию.
– Это точно.
– Так вам ничего о нем не известно?
– С тех пор, как они слиняли отсюда, – ничего.
– Жаль. Тогда передаю гостинец вам, как лучшему другу. Не возвращать же назад.
– А что там?
– Пятизвездочная "Метакса" – привет из солнечной Греции.
– Так эта баба, твоя родственница, сейчас в Греции?
– Нет, баба в Берлине, – уточнил я. – "Метакса" из Греции. Нельзя сказать, чтобы в его глазах появился какой-то
особенно голодный блеск, но и отвращения тоже не возникло. Он взял бутылку и взвесил ее на ладони.
– Ну так прямо сейчас и оприходуем, – сказал он. – Садись. Есть помидорчики, салями.
– Пять минут уже прошло, – с вызовом заявила девочка.
– Настя, пойди-ка погуляй.
– Так я и знала!!!
– Вольно! – скомандовал Белецкий. – Тридцать секунд на сборы.
Он быстро соорудил стол, поставил рюмки и две неначатые банки пива.
– К сожалению, я за рулем, – пробормотал я.
– Это не страшно, – успокоил он меня. – Немцы допускают… эта вота… за рулем принятие спиртного. А машина-то какая?
– "Твинго".
– Это что еще за фигня? Японская?
– Французская, насколько я знаю.
– А, это… эта вота… консервная банка?
– Все они в каком-то роде консервные банки.
– Не скажи. "Жигуль", в принципе, неплохая машина. "Мерседес" тоже.
Мы разделались с литром "Метаксы" и выпили по три банки пива. Методом "шпок". Словно это и не "Метакса" вовсе, а самая обыкновенная русская водяра. Потом пришла Настя, и мы начали досматривать фильм, в котором одни молодцы сражались с другими за обладание секретным оружием. Фильм все никак не желал заканчиваться, и я уже начал очень этому удивляться, когда неожиданно выяснилось, что я сплю. Вернее, что я спал и только сейчас проснулся.
Я сел на диване, еще совершенно пьяный, и замотал головой. А рядом Белецкий ругался с Настей из-за телевизора.
– Нельзя… эта вота… за один день пересмотреть четыре видеокассеты! – орал он.
– Кто сказал?! – орала она ему в ответ.
– Я сказал!
– А пошел ты!… Своими солдатиками будешь командовать! Они стояли, сжав кулаки и остервенело уставившись друг на
друга.
– О, проснулся, – сказал Белецкий, поворачиваясь ко мне. – Ну, как самочуствие?
– Сейчас поеду, – пробормотал я.
– Да нет, ты мне не мешаешь. Можешь и переночевать.
– Не могу, меня в Берлине ждут.
– А ты, вообще, кто такой?
– Королев моя фамилия.
– Может опохмелимся, Королев?
В ответ я громко застонал.
– Понятно.
Я взял пустой портфель и направился к выходу. Используя заминку, Настя вставила в видеомагнитофон новую кассету.
– Погоди, Королев, – воскликнул Белецкий. – Скажи своей Нинке, что Никодимов сейчас в Боснии. Бабки, козел, поехал зарабатывать. Так что она вряд ли его когда-нибудь живым дождется. Так и скажи.
– Никодимов в Боснии, – пробормотал я, – а пистолет его здесь, родимый. Тоже подрабатывает.
– Какой пистолет? Ты что, бредишь?
– Брежу, – согласился я.
– А пропуск, воще, на территорию городка у тебя есть?
– Есть.
– Покажи.
– Пошел на хрен.
Я хлопнул дверью с такой силой, что посыпалась штукатурка, и через несколько минут обнаружил себя растянувшимся на полу в парадной. С грехом пополам поднялся, выбрался из подъезда и растворился в ночи.
Честно говоря, совершенно не помню, как, растворившись в ночи, я затем опять материализовывался. Могу лишь отметить, что очнулся я на заднем сидении машины в половине седьмого утра уже с грехом пополам материализованным.
Добравшись до дома – путь мне показался сущим адом, – я позвонил "голым пистолетам" и предоставил подробный отчет прошедшего дня. Честно говоря, поднимаясь по лестнице, я втайне надеялся, что Джаич нашелся и глушит сейчас в кухне пиво как ни в чем не бывало. Или же скачет как козел со своей дурацкой скакалкой. Ни хрена! "Пистолетики" тоже приуныли. После столь многообещающего начала наметился резкий спад. Бравый унтер-офицер Джаич бесследно сгинул, а от ефрейтора Крайского ожидать каких-либо существенных подвижек было слишком оптимистично даже для них.
Чуть позже позвонил Горбанюк.
– Ты где пропадаешь? – набросился он на меня. – Слава Б-гу! Я разыскивал тебя всю ночь напролет.
– Дела были, – хмуро отозвался я. – Я что, уже – обязан перед кем-то отчитываться?
– Да нет… Просто я подумал, что ты тоже… Одним словом, что ты тоже исчез.
– Не исчез пока, как видишь. Вернее, как слышишь. Хе-хе-хе…
– И на том спасибо.
– А зачем это я тебе так срочно понадобился? Опять кого-то из антикварщиков шлепнули?
– Пока Б-г миловал. Просто фрау Сосланд буянит. Требует, наконец, какого-то результата.
– Да пошла она!!!
– Понятно, – вздохнул Горбанюк, – значит, результатов нет. А как там машина?
– Стоит внизу и бьет копытами.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Я ведь тебе уже, по-моему, говорил: мы исчезаем, а машины остаются. А вообще-то тебе повезло, что я не исчез, верно? Иначе Лили переложила бы расследование на твои мощные плечи.
– Я – эрист по экономическим вопросам! – взвизгнул Горбанюк.
– А я – бухгалтер.
Судя по тому, как он отчаянно взвизгнул, подобные мысли приходили в голову и к нему. Не зря ведь он всю ночь напролет просидел на телефоне.
Пока мы с ним подобным образом любезничали, Тролль нетерпеливо шастал из угла в угол. Но стоило мне положить трубку, как он тут же попытался взять быка за рога.
– Ну что, убедился в бесплодности этой дурацкой затеи? А что я тебе говорил? Нужно исходить из того, что кто-то из антикварщиков увяз в этом деле по уши. Все эти гуньки, никодимовы, пистолеты…
– Почему же? Мне, например, удалось выяснить, что Никодимов и, очевидно, Гунько – в Боснии. А, значит, оружие свое они продали. Там они наверняка другое получили. Или взяли в бою.
