Обратно в гостиницу я летела как на крыльях. Администраторша в холле пребывала в плотном кольце осады, поэтому я даже не подумала поинтересоваться у нее, вернулся ли майор Овсянников из двести двадцать четвертого. (Номер, в котором поселился Жора, я запомнила без особого напряга: «4» – дважды два четыре). Просто взлетела на второй этаж и забарабанила в дверь с нужной цифрой. «Открыто!» – крикнули сразу несколько мужских голосов, и я, поколебавшись, секунду, расценила это как приглашение войти и осторожно заглянула внутрь.
Посередине комнаты на трех сдвинутых вместе кроватях беспорядочной россыпью валялись карты, а вокруг них, лучами расходясь в разные стороны, – полуголые мужики. Их было человек пять или шесть, все в спортивных трико, а кое-кто и в трусах. Удивительно, как я все это разглядела: в комнате висел такой плотный «смог», что я сразу закашлялась и отпрянула в коридор.
– Простите, а Георгий Михайлович?…
– О-о-о!!! – раздался дружный рев, и все головы разом повернулись в мою сторону. Послышался нестройный хор:
– Заходите, девушка, заходите!
– Сюда, красавица!
– Давай, давай…
Больше всего мне хотелось поскорее захлопнуть эту дверь. Однако, набравшись смелости, я еще раз спросила про Георгия Михайловича.
– Это Жорик, что ли? Новенький? – догадался кто-то.
– Нет, еще не возвернулся.
– Да вы проходите, не стесняйтесь. С нами его и дождетесь, не так скучно будет…
– Девушка, а как вас зовут? – подскочил ко мне плечистый малыш в тельняшке, с пушистыми пшеничными усами. – Вы в каком номерочке проживаете?
– Я?…
Этот несложный, в сущности, вопрос поразил меня как гром с ясного неба. Господи, забыла, в каком номере остановилась!
– Из-звините… – пролепетала я и попятилась из комнаты под гогот и улюлюканье «контингента».
Боже мой, Боже мой! Я действительно не помнила ни одной цифры из тех, что были на моей собственной двери. Я даже не удосужилась посмотреть на дверь, когда входила в номер: зачем смотреть, если Жора сам проводил меня и сказал – «тебе сюда»?! И уж конечно, не обернулась, когда уходила звонить. Господи, да мне и в голову такое не могло прийти!
Конечно, самым простым способом было бы взглянуть на ключ: на гостиничных ключах всегда есть бирка с номером. Если б он у меня был, этот самый ключ! Я перетряхнула все карманы, обыскала кошелек, который брала с собой вместо сумочки, но ключа нигде не было. Вместе с тем, забыть его на переговорном я тоже не могла, потому что помнила точно: когда шла звонить Полине, в руках у меня ничего не было, кроме кошелька…
Таким образом, методом логического исключения я пришла к единственно возможному ответу: ключ остался в номере, который я вовсе не запирала. Но как же я теперь узнаю, где он, мой номер?! А узнать это я должна как можно скорее: ведь без меня туда могут наведаться воры – если они уже не наведались! Вынесут вещи… Какой ужас!!!
Положение складывалось – нарочно не придумаешь! Я, в спортивном костюме и домашних шлепанцах, голодная, растрепанная и растерянная, стояла на лестничной площадке второго этажа совершенно незнакомой мне московской гостиницы и понятия не имела, куда мне податься. Альтернатива была не ахти: либо дожидаться здесь возвращения Жоры, который, может, только к ночи и появится, либо… Либо спуститься в холл и попросить администраторшу проверить по своим документам, в каком номере поселилась Ольга Андреевна Снегирева из Тарасова. Впрочем, от последнего варианта я отказалась сразу, едва только представила себе физиономию этой бабы и вспомнила, что от меня пахнет коньяком.
Тут – очень кстати! – в голове у меня слегка просветлело, и мне вспомнились слова Овсянникова: «Я этажом ниже». Эврика! Если его номер – «дважды два – четыре» – на втором этаже, то я, стало быть, на третьем?! Очень довольная своими успехами, я пулей взлетела «этажом выше».
Там были точно такие же ряды дверей по обе стороны коридора, и ни одна из них не навевала мне воспоминаний. И все-таки, поднапрягши свою топографическую память, я сообразила, в каком крыле и даже на какой стороне мне следует искать. Я решила действовать методом проб и ошибок. А что еще оставалось в моей ситуации?!
Прежде всего, я пропускала двери, за которыми слышались голоса: в моем номере должно быть пусто. Если, конечно, не считать возможного визита воров; однако я надеялась, что воры не будут хотя бы включать радио и громко смеяться над моей глупостью. Обследуя остальные «нумера», я обнаружила: три наглухо запертые двери, четыре вполне пристойных интерьера с человеческими фигурами и, наконец, мужика в семейных трусах, стоящего посреди комнаты на голове. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом я, пролепетав «извините», выскочила вон и спряталась за углом коридора – переждать свой позор. Хорошо еще, не нарвалась на кое-что похуже!
Хорошо-то хорошо, только дверь, в которую я только что вломилась, была последняя в ряду. А где же моя?! Я снова вернулась к лестнице и сверилась с пейзажем за пыльным окошком: ну да, из моего окна был тот же самый вид – значит, я не ошиблась!
По лестнице все время сновали люди, преимущественно мужчины. Некоторых я видела по несколько раз, и кое-кто из них уже недвусмысленно поглядывал на меня. А рыжеусый коротышка из Жориного номера даже нахально подмигнул:
– Мадам, снова вы?! Это судьба! Меня, между прочим, Мишей зовут…
– С чем вас и поздравляю! – отрубила я и, не оборачиваясь, гордо прошествовала к себе на этаж.
Я очень боялась, что парень увяжется за мной, и таким образом выяснится, что я сама не знаю, где живу. Но он лишь изумленно присвистнул.
Хочешь – не хочешь, надо проверять все двери по новой: и «тихие», и с «голосами». Может быть, это и не воры вовсе, просто мне успели кого-нибудь подселить, пока я ходила звонить! Только вот я теперь забыла, в какие номера заглядывала, а в какие – нет… На колу мочало – начинай сначала!
Вконец измученная и деморализованная, я остановилась перед одной из этих проклятых дверей, выкрашенных одинаковой краской цвета «обезьяньего поноса». Нагнула голову, прислушалась. Как тут… Где-то совсем рядом, за спиной раздались вопли вперемежку с матерной руганью, дверь напротив с треском распахнулась, и из нее вылетело нечто вроде крылатой торпеды. Я не успела даже испугаться – только чуть-чуть повернула голову, – как «торпеда» со свистом врезалась мне в поясницу, и уже вместе с нею мы врезались в дверь, возле которой я стояла. Дверь раскрылась, и… И я очутилась на полу в обнимку с небритым субъектом в кальсонах и каком-то кителе с погонами, напяленном на голое тело.
Только теперь, когда прошел первый шок, я обрела дар речи. Впрочем, «речи» – это не совсем точно: я верещала диким голосом, пытаясь выбраться из-под придавившей меня туши. А она – то есть он! – тупо мычал какие-то извинения и все лапал меня, пытаясь найти пристойную точку опоры. Но все время попадал не туда.
Я не могла видеть, что творится у меня за спиной: хозяева этого номера почему-то молчали – должно быть, их шок еще не прошел. А вот в коридоре зрителей набралось предостаточно, и они не стеснялись комментировать происходящее в самой разнузданной форме!
Все «шоу» длилось, должно быть, несколько секунд, но лично мне оно успело надоесть. Видя, что никто не собирается мне помогать, я вспомнила, что я – родная сестра Полины Андреевны Снегиревой. Упершись обеими руками в этого придурка, я наконец-то стряхнула с себя тяжкое бремя и вскочила на ноги.
– Вы что себе позволяете?! – гаркнула я в раскрытую дверь. – Вместо того, чтобы защитить женщину от этого пьянчуги, театр тут устроили! Да я сейчас милицию вызову!
В ответ почему-то раздался громовой хохот.
– Зачем вызывать? Она уж здесь!
– Степанков! – крикнул кто-то моему обидчику. – Возьмешься за это дельце, а? По твоей части!
Тот сидел на полу, тупо озираясь по сторонам. По-моему, до него лишь теперь стало доходить, что с ним случилось. Парень поскреб свою волосатую грудь, потом сокрушенно покачал головой и изрек:
– Япона мать!!!
Только сейчас я заметила, что китель на нем – милицейский, а погоны – старшего лейтенанта. В самом деле: вызывать незачем.
А еще я заметила… Нет, этого не может быть! Не верю…
На одной из смятых кроватей валялась моя недочитанная книжка. Рядом на тумбочке стояла моя недоразобранная дорожная сумка. А на столе у окна… На глаза невольно навернулись слезы умиления. На столе у окна стояла моя недопитая пятизвездочная бутылка.
Я с облегчением повернула в двери ключ с биркой «33», который все это время мирно торчал в замочной скважине изнутри, и бросилась к столу. Трясущимися руками налила треть стакана коньяку и одним махом выпила. Сейчас даже Полина не смогла бы мне попенять, что пью без повода: все хорошо, что хорошо кончается – разве это не тост?!
