Ознакомительная версия.
– Я вот все думаю, где же была Эльвира? – наконец сказала Мариша. – Я не видела, чтобы она входила в палатку.
– Какая разница! – вздохнула я. – А вот, может, кто-то видел, куда делся старпер после того, как выскочил из палатки Эльвиры. Надо бы расспросить людей.
– А это идея! – оживилась Мариша.
Но, увы, сколько мы ни расспрашивали, никто не приметил старичка. Видать, затерялся в толпе спешащих на вечернее представление зрителей. Оставалась надежда, что он заявится к Эльвире, пока идет шоу.
Никиту выпустили из тюрьмы, и он снова метал свои ножи. Ассистенткой у него стала шимпанзе Иннокентия, отчего номер слегка смахивал на пародию и им уже несколько раз интересовались представители Гринписа. Интересно, когда жизнью рисковала женщина, их это как-то не волновало, а вот привязанная накрепко к щиту обезьяна вызвала целую бурю протеста. Напрасно им объясняли, что животное привязали для ее же безопасности, иначе она могла дернуться и случайно попасть под летящий нож.
Мы с Маришей не стали задерживаться в шатре. Тщательно осмотрев ряды зрителей и убедившись, что нашего старичка тут нет, мы пошли дальше. Народу на ярмарке, несмотря на вечернее время, было все еще много. На территории стали зажигаться разноцветные фонарики, придавая ее праздничной яркости еще больше блеска, ведь никто не знал, что творилось за внешним фасадом веселья и смеха.
Зорко всматриваясь в толпу, мы дважды обошли ярмарку. Народу становилось все меньше, посетители расходились по домам, скоро из шатра хлынут зрители вечернего представления, и снова станет шумно, но сейчас наплыв спал. Вдруг из палатки, где продавали сахарную вату, воздушную кукурузу и кока-колу, донесся негромкий стон.
Палатка пряталась в густых кустах. Место там было кустистое, и я позавидовала счастливой парочке, которая укрылась там и от души предается любовным утехам вместо того, чтобы таскаться по шумной пыльной ярмарке.
Мы прошли еще дальше, мимо продавца воздушных шариков, комнаты кривых зеркал и шатающегося дома, на котором выделывал нелепые па чей-то резвящийся папа на потеху ребенку, содрогающемуся в конвульсиях счастливого смеха.
Старичка нигде не было. Мы купили в очередном ларьке по бутылке холодного «Хольстена» и побрели обратно. Наши уши вдруг резанул пронзительный женский крик. Мы вздрогнули и словно по команде рванули на него. Он доносился из-за палатки продавца сахарной ваты. Держа наготове – Мариша – газовый баллончик, а я – бутылку пива, мы обогнули палатку и остановились как вкопанные. Что бы тут ни случилось, человеку, лежащему на земле, уже ничто не могло ни повредить, ни помочь. Его шея была неестественно свернута – человек не сова, в таком положении шею держать не может. Кроме того, его рубашка была густо заляпана чем-то красным, сильно напоминающим свежую кровь.
Рядом с телом стояла мама с маленьким мальчиком, оба, не отрываясь, смотрели на тело. Мама с ужасом, а малец со жгучим любопытством, видимо, полагая, что на ярмарках так и полагается, чтобы на земле валялись окровавленные дяденьки со свернутыми шеями.
– Надо посмотреть, может быть, он еще жив. Вы его нашли, может быть, вы и посмотрите, – нерешительно предложила я.
Услышав меня, мамаша быстро повернулась и потащила за собой упирающегося ребенка.
– Режиссер! – ахнула Мариша, когда мы осторожно подняли тело. – Как он тут оказался?!
Сомнений не осталось, это и в самом деле был Никаловский, верней, то, что от него осталось. Ошибки быть не могло, мы слишком часто в последнее время встречались с ним, чтобы ошибиться.
– Надо звать милицию, – сказала я.
– Что ты говоришь, – чуть не заплакала Мариша. – А маньяк? Он тогда точно убежит, если на ярмарке появится милиция. Решит, что это по его душу пожаловали.
– А что, если его давно уже и след простыл, а мы будем по такой жаре с Никаловским тянуть? – взбесилась я. – Нельзя же быть совсем свиньей, что он тебе лично плохого сделал, чтобы бросать труп на поживу червям!
– Во-первых, не преувеличивай. Жара уже спадает, и за пару часов ничего с ним не случится, – сказала Мариша. – А во-вторых, часом раньше или часом позже это не имеет никакого значения. А что, если бы нас тут не оказалось?
Ручаюсь, та мамаша с мальчишкой побежали совсем не в милицию.
– Так что, бросим его здесь?
– Не бросим, а оставим на некоторое время. Вот тут в кустиках ему будет очень удобно, – сказала Мариша, беря за ноги труп.
На всякий случай пощупав ему пульс и не найдя его, я вздохнула и взялась за плечи режиссера, стараясь не испачкаться в крови. После этого мы нашли в себе силы допить оставшееся пиво и пошли дальше. Представление к этому времени уже закончилось. В первых рядах мы увидели Антонину Александровну под руку с Карабасом, которые шли, мило беседуя.
– Тоня! – раздался крик, и из толпы зрителей выскочил седой мужчина. – Родная моя, откуда ты здесь?
– Он! – выдохнула Мариша. – Держи его!
Но На этот раз моя подруга была осмотрительней, вперед не полезла, а лишь указала на него рукой Иннокентию и Жеке, которые согласились перед этим проконтролировать поток зрителей после вечернего представления. Теперь они оказались на месте.
Видимо, старичок просочился в зал уже после того, как мы с Маришей ушли оттуда, и теперь, оторопев, он смотрел идиотским взглядом на Алинину бабушку, которая не знала, куда деться от смущения. А когда у нее на глазах Иннокентий с Жекой начали вязать старичка, продолжавшего уверять женщину в своей верности и преданности, пытаясь при этом узнать, где она была все это время и почему на сцене вместо Алины выступает какая-то обезьяна, женщина бросилась бежать.
– Держите ее, она его сообщница! – внезапно прозрев, кричала умная Мариша.
К счастью, Антонина Александровна завязла в толпе зрителей да к тому же рванула по направлению к цирковому шатру, откуда и валила толпа, поэтому догнать ее не представило труда. Кто-то побежал вызывать милицию, но основная масса окружила плененную парочку плотным и зловещим кольцом, хранившим ледяное молчание. Воздух, казалось, наэлектризовался общим напряжением.
– Как же вы могли родную-то внучку? – спросила Эльвира.
Ее вопрос немного разрядил атмосферу, все перевели дыхание и уставились на Антонину Александровну. Та стояла как вкопанная, не смея поднять глаза. В отличие от нее старичок, должно быть, был крепким орешком. С его лица не сходило идиотское выражение счастья, он не отводил глаз от предмета своего обожания.
– Тоня, что от тебя нужно всем этим людям? Почему они на тебя смотрят, словно мы перед ними в чем-то провинились? – вопрошал он.
Этого ему говорить не следовало. Толпа возмущенно зашипела и двинулась вперед. К счастью для задержанных, прибыла милиция, спасшая их от самосуда.
– Очень славно! – обрадовался старичок при виде милицейской формы. – А то они тут все немного сошли с ума.
Вон та девушка вдруг напала на меня. Я бы на вашем месте задержал ее, вероятно, она психически не вполне здорова и опасна для окружающих.
– Это кто? – поинтересовался у нас Гривцов, показывая на Антонину Александровну.
– Это бабушка одной из актрис, – первым ответил старичок. – И при этом прекраснейшая женщина в мире, она сделала меня счастливейшим человеком. И у нее дивная внучка. Тут какое-то недоразумение, позовите Алину, она удостоверит личность своей бабушки.
– Помолчи, – прошипела Антонина Александровна. – Ты нас погубишь.
– Понятно, – сказал лейтенант. – Попрошу проследовать за мной. Гражданин Зорин, вы арестованы по подозрению в совершении убийства артистки цирка Алины Лебедевой. Ваша знакомая тоже поедет с нами.
На старичка жалко было смотреть, глаза у него вылезли из орбит, челюсть отвисла.
– Тоня, – прошептал он, – в чем дело? Алина умерла?
Это что, все письма, да?
– Молчите вы, дурак, – простонала Алинина бабушка.
Ошеломленного старичка увели двое милиционеров, Антонину Александровну тоже увел конвой. Гривцов поблагодарил всех за помощь в поимке опасного преступника и последовал за задержанными. Мы с Маришей с открытым ртом проследили за тем, как уезжают милицейские машины, и бросились поздравлять друг друга. Андрей о чем-то разговаривал с Никитой. Увидев, что мы смотрим на него, он поманил нас к себе.
– Помянем Алину у меня в фургончике, – сказал он нам. – Заслужили. Она была бы довольна – ее убийца и мучитель пойман.
* * *
Гривцов чувствовал себя почти на седьмом небе от счастья. Еще бы, преступник пойман, да еще так быстро, да еще не один, а вместе с сообщницей, поимка которой объясняла, откуда Зорин был в курсе перемещений Алины.
Было от чего ликовать. Единственное, что омрачало лейтенантское счастье, это то, что преступники упрямо не желали каяться. Алинина бабушка вообще хранила гордое молчание с того момента, как ее доставили в отделение. А Зорин косил под дурачка и вместо того, чтобы отвечать на вопросы следователя, норовил задавать свои.
Ознакомительная версия.
