Ознакомительная версия.
– Как это? – почему-то шепотом спросил Дуся.
– А так! Не оказалось!
– Ну, мало ли, – фыркнула Олимпиада Петровна. – Побежала к дружку, дело молодое.
Попов обиженно дернулся.
– Никакое не молодое! Не было у ее дружков. И подружек не было, только эта Ирка с малолетства. Всегда Динка дома была. А тут… Она, главное, на ночь никогда не закрывается, а тут закрылась. Я стучал-стучал…
– Зачем стучали-то? – спросила Олимпиада Петровна.
– Так деньги ж все своей анафеме отдал, хотел бутылочку с горя приголубить, вот и пришел за деньгами-то, а Динка не открывает. А вернулась поздно, уже и светать начало. Да видать, не одна, потому что кого-то в окно запускала. И все равно дверь не открыла. Я хотел было скандалец произвесть, а она вышла ко мне и так сердито: «Будешь шуметь – милицию вызову, а ты без прописки!» Я и обиделся, но шуметь не стал – думал, подожду до утра, все равно сейчас магазины закрыты, а потом она мне всяко-разно деньги даст. Ну и какой резон мне буянить? А утром я проспал. Только глаза продрал, а ее уже и нет. Никого нет – двери нараспашку. Долго ждал. А ее все нет и нет. Пришлось у соседа Витьки денег занять. Занял, и так благостно на душе стало, взял и уснул. Проснулся уже ночью. Слышу – вроде Пальма наша воет. А я люблю Пальму. Вот жирафов люблю и Пальму. Видать, папуасом был в детстве.
– Ну и чего Пальма-то выла? – напомнил Дуся.
– Так а чего ж не выть? Я увидал и рядышком выть уселся. Сидит во дворе Динка вся какая-то вареная. На сырой земле. Прям как тряпичная кукла! Я хотел было ее вразумить, дескать, негоже так девушке-то. По щеке ее шлепнул, а она раз – и повалилась. Я, конечно, пытался ее в чувство привести, да не получилось! Ну, конечно, повыл маленько, поматерился да побежал к соседям «Скорую» вызывать. А потом уже «Скорая» сама вызвала милицию. И что вы думаете?
– Что? – в один голос спросили Филины.
– А то! Мертвая моя сестричка оказалась. Сказали – передозировка, – скривился Попов, а потом вдруг тоненько по-бабьи завыл. – О-о-о-й, и на кого ты меня горемычного оставила-а-а? И кто меня теперь пестовать-баловать буде-е-ет?.. Ты, мужик, наливай водку-то, видишь же – я уже поминаю!
– Да погоди ты поминать, Ирина больше не появлялась? – цыкнул на него Евдоким.
– Да при чем здесь Ирина-то?! Я, значит, как дурак, им тут про сестру свою бедняжку излагаю, а им только Ирку подавай! – рассердился Попов. – Не было ее! И чего ей делать-то здесь, Динка-то померла же! Нет, ну ничего не соображают.
Он хотел было выразиться крепче, но заветные бутылки все еще находились в руках гостей, и приходилось проявлять воспитание.
– А, простите, еще такой моментик… – встряла в разговор Олимпиада Петровна. – А Ирина к Дине приходила одна или с ребенком?
– С каким еще ребенком? – вытаращился Попов. – Никаких ребенков не было! Одна она была. Эх, черт, и чего она не мне это дело стоящее предложила? Вы вот когда ее встретите, непременно скажите, что, дескать, я готов принять ее условия. Пусть смело ко мне приходит и предлагает… чего она там Динке говорила.
Филины только покачали головой. Им лишь бы встретить эту Ирину, уж они бы нашли что сказать. Но отчего-то уверенности в том, что та еще жива, почти не было.
– Ну спасибо вам за содержательную беседу… Маменька, отдай человеку бутылки, пошли мы.
Получив вожделенные поллитрушки, Попов забыл про всех гостей и вприпрыжку побежал в дом.
Филины быстро двигались к остановке. И у матери, и у сына на душе разливалась грязная черная лужа страха.
– Вот что, Дусик, – заговорила Олимпиада Петровна, когда они уже тряслись в автобусе к дому. – Завтра же покупаю путевку… в Венецию, и уезжаем на двадцать один день. Ты знаешь, я поняла, криминал – это не мое призвание. Я сама шприцев боюсь и тебя не пущу! Я тебя даже в детстве только травками лечила. А тут на тебе – передозировки! Да и Душеньку с собой заберем.
– Ма-а-ам, – уныло мычал сынок. – Но ты же говорила, что у нас денег нет.
– Ну и говорила! Ну и нет! Так я ж машину продала! Ну которая тебе по наследству перешла, джип или что там? Немного, конечно, себе на косметику потратила, а остальные-то!
– Ха! Интересно, как же ты продала? Он же на меня был оформлен? – вытаращился Дуся.
– Ой, ты все еще младенец! – затараторила Олимпиада Петровна. – Помнишь, у тети Александры муж гаишником работал? Вредный такой был, зараза. Про него еще загадку сочинили: две руки, две ноги, а посредине сволочь? Вот он! Замечательный человек! Так проникся… Правда, пришлось ему тридцать процентов от сделки отстегнуть, но зато быстро, надежно и тебе никаких хлопот.
– Чего уж ты… я б похлопотал…
– Вот и похлопочи! Сейчас самое время! Завтра поедешь путевки оформлять, а то все я да я!
Однако до путевок дело так и не дошло. Вечером Дусе позвонили, и голос главврача захлебнулся в трубке негодованием:
– Евдоким Петрович! Как вас прикажете понимать?! Это что же за произвол?! Вы что себе позволяете? Почему опять себе отпуск устроили?! Еще одно наследство собираетесь получить?! Никакой дисциплины! Разгильдяй!
– Почему это? – обиделся Дуся. – Какой же я разгильдяй, если у меня важное дело? Я, между прочим, по вашей халатности потерял ребенка с супругой! Вот найду их и с чистой совестью вернусь к носилкам.
– Никуда ваша супруга не подевалась! Ее недавно видела наша медсестра Татьяна! А вы там наверняка с молодой матерью отцовством наслаждаетесь? Я все могу понять! Но вы хоть бы носилки купили! Пять штук.
– Подождите… кто видел? Ирину Радько кто-то видел? – не поверил Дуся. – Она что, в роддом приходила?
– Знаете ли, батенька, чтобы прийти в роддом, надо переждать как минимум девять месяцев!
– Понятно, – скривился Дуся. – Танечку к телефону позовите.
– Какую… какую Танечку?! – поперхнулся от наглости санитара главный. – Я вам что – секретарша? Танечку ему!
– Позовите, позовите, я подожду…
– Да какую Танечку-то?
– Ну сами же сказали – Татьяна видела! Вот ее и пригласите. Я подожду.
В трубке повисло молчание, потом Матвей Макарович спокойно проговорил:
– Между прочим, я из дома звоню. И, смею вас заверить, никаких Танечек здесь не имеется. А если вам не терпится, то я сейчас посмотрю ее домашний номер в записной книжке.
Дусе не терпелось, и через пять минут он уже набирал номер медсестры.
– Алло, мне бы Татьяну, – красиво играл он в трубку голосом.
– Татьяну? – переспросил ворчливый старушечий голос. – Танька! Тебя!
– Знаю, что меня! А чего трубку хватаешь?! Прямо хоть руки ей оторви! – облаяла медсестра взявшего трубку и тут же промурлыкала: – Аллёу! Я вас слушаю с огромным вниманием.
– Татьяна, это Дусик, тьфу ты… Это Евдоким Филин, сослуживец твой.
– Евдоким! Боже, у тебя по телефону совершенно другой голос, ну просто не узнать! Сразу представляется такой импозантный мущщина…
– Танька, мать твою! Ну-кась бросай у телефона тереться! – послышалось у Татьяны. – Опять прилипла к трубке! Иди, говорю, вон картошку почисти! Шельма такая!
– Бабка! Иди крестиком вышивай! Прям короста какая!.. Аллёу, Евдоким, это очень славно, что вы позвонили, я даже…
– Танька!! Чего обоину рвешь, паскуда! Ты ее покупала?! – снова послышались крики на другом конце провода.
Дуся ошалел от таких разговоров – казалось, все население квартиры говорит с ним по телефону. Все, кроме того, кто нужен. А в трубку продолжали орать.
– Бабка! Чего орешь? Не видишь, она с очередным клиентом из сексу по телефону договаривается! Не мешай! Пусть на новые обои зарабатывает!
– Папа! Ну чего ты мелешь-то?.. Аллёу! Евдоким? Абсолютно не дают пообщаться. А очень хочется, вот так, с интеллигентным индивидуумом… Скажите, вас интересует поэзия?
– Татьяна! Меня сейчас интересует… а черт, я уже и сам не понял, что именно, – чертыхнулся Евдоким.
– Дусенька! Какой ужас! Ты ругаешься по телефону? – тут же раздался под ухом маменькин вопль. – Немедленно извинись! Люди подумают, что тебя воспитывала подворотня!
– Короче, Татьяна, я тебя жду через час возле… Маменька! Ну выйдите же к соседке! У нее прекрасный черно-белый телевизор!.. Татьяна? Я жду вас в кафе-мороженом «Белоснежка». Через час!
Дуся положил трубку на рычаг и вытер пот со лба.
– Дуся, я понимаю, – лукаво щурилась Олимпиада Петровна. – Сынок, ты влюбился. И сейчас торопишься на свидание, да? Пока наряжайся, а я тебе подогрею гороховый суп. Оденься потеплее, сейчас очень коварные погоды.
– Мам, да я ненадолго, зачем суп-то? – ныл Дуся. Горох он не уважал.
– Не спорь с мамочкой! Там много белка! А тебе просто необходим белок! Надень вон ту жилеточку, которую я перевязала тебе из старых шерстяных носков. И не куксись, она такая теплая! Ты в ней будешь, как в теплотрассе!
Гороховый суп пришлось съесть, и жилеточку Дуся тоже напялил. Правда, он еще в подъезде ее стянул и сунул за батарею. Теперь он торопился в «Белоснежку».
Ознакомительная версия.
