Люська утерла слезы, громоподобно высморкалась и пожала плечами:
— Почем я знаю? Мне, к примеру, уже все равно: по любому камера в тюрьме для нас забронирована...
— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнула я в окно, — что ты говоришь-то, а? Еще накаркаешь...
Кусты, облюбованные Левкой, внезапно пришли в движение, и оттуда показалась голова инспектора ГИБДД.
— Эй, девчонки! — крикнул он, брезгливо потряхивая руками. — Забирайте своего страдальца! Что ж вы сразу не сказали, что у него понос!
Следом за инспектором из кустов вылез Левка. Его лицо выражало блаженство и готовность ко всем испытаниям, которые уготовил ему этот неспокойный мир. Тут я сообразила, что в качестве шофера он использован быть не может, и резво переместилась па водительское место. Левка не возражал: все проблемы, в том числе и смерть Рахили, перестали иметь для него какое-либо значение...
— Женька! — блаженно щурясь, скомандовал он. — Поехали!
И мы поехали! За то время, что Левка с инспектором провели в кустах, у меня несколько раз возникало желание смотаться отсюда как можно быстрее. Однако я не могла бросить товарища в беде, и еще мне казалось, что бегство только усугубит наше и без того нелегкое положение...
В город-герой Тулу мы прибыли уже после обеда. Интересно, почему это туляки раньше ездили в Москву за продуктами? Помню, даже была такая загадка: длинная, зеленая, колбасой пахнет? Отгадка — тульская электричка. Может, в эпоху развитого социализма здесь и не было никаких магазинов. Зато в период не менее развитого капитализма москвичам в пору самим мотаться сюда за продуктами, ибо цены здесь не в пример ниже.
Улица Московская, на которой проживала Светка с матерью, находилась почти на самой окраине Тулы по соседству с супермаркетом «Элита» и керосиновой лавкой, наглухо заколоченной досками. Разобраться с нумерацией домов не представлялось возможным, потому что у самой дороги стояло здание под номером пятнадцать, следом за ним шла башня под номером четыре, к ней примыкал дом номер тридцать восемь. Во дворе пятнадцатого дома строили снежную крепость несколько детишек. За их работой со снисходительными усмешками наблюдала группа подростков, иногда позволяя себе беззлобные замечания. В общем, было видно, что ребята относятся друг к другу с уважением, несмотря на разницу в возрасте.
Я вылезла из машины и направилась к подросткам. Заметив чужую, они замолчали и настороженно уставились на меня.
— Привет! — широко улыбнулась я. — Где дом восемь, не подскажете?
— А зачем? — спросил паренек, укутанный в спартаковский шарф.
— Как это зачем? — растерялась я. — Раз спрашиваю, значит, нужно!
— Мы не справочное бюро, — заржал молодой человек в надвинутой на лоб вязаной шапочке. — В справочном и то деньги берут.
Кивнув в знак понимания, я полезла в карман и извлекла оттуда полсотни:
— Ну? Справка будет?
— Хм, возможно, этот дом где-то поблизости... — протянул «спартаковец». — А может, и нет... За полсотни, тетенька, ну никак не вспомнить!
— Боже! — воскликнула я. — До чего меркантильная молодежь нынче пошла! И это наша смена! Тьфу, прости господи!
Я спрятала купюру обратно в карман и направилась к малышам, увлеченно возившимся в снегу.
— Здрасте, — приветливо поздоровалась я с детишками. — А кто из вас конфетку хочет?
Они прекратили свою возню и заинтересованно посмотрели в мою сторону.
— За плосто так? — деловито осведомился мальчишка в синем комбинезоне.
— Не совсем, — призналась я. — Я ищу дом номер восемь, да вот немного заблудилась. Не знаете, где он?
— Знаем, — серьезно кивнул головой тот же карапуз (он, видимо, в этой компании был главным). — Тлидцать лублей, и я дазе показу.
И эти туда же! Что поделаешь, рыночная экономика. Теперь за конфетку никто с тобой даже разговаривать не станет!
Порывшись в карманах, я огорчении вздохнула:
— Нет у меня тридцати рублей, только пятьдесят!
— Ладно ус, давай полтинник, — согласился предводитель. — Посли!
Получив деньги, он бережно сложил купюру и аккуратно засунул ее в один из многочисленных кармашков комбинезона, не забыв застегнуть «молнию». Наш небольшой отряд двинулся в направлении машины. От-туда за шествием наблюдала Люська. Левка, утомленный дорогой и беседой с инспектором ГИБДД, дремал на переднем сиденье, привалившись к окну.
— Вон, видись, — остановился малолетний вымогатель, указывая на нашу машину, — дзип стоит?
— Ага, — кивнула я.
— Вот он как лаз и стоит возле восьмого дома, поняла?
— Ага, — снова повторила я, скорбя о напрасно потраченном полтиннике. Не то чтобы мне было жалко денег, просто за державу обидно: я внесла посильный вклад в дело развращения малолеток дензнаками и поддержала в них веру в то, что за деньги все можно.
— Ну, я посол! — вздохнул пацан, но с места не двинулся. — Тетенька, а дай на молозеное!
— Мороженое зимой есть вредно! — строго сказала я. — Горло заболит.
— Задина! — заявил он и убежал.
Проводив печальным взглядом этот цветок жизни, я махнула рукой Люське. Подруга, кряхтя, нехотя выползла из салона автомобиля.
— Ну чего? — недовольно буркнула она, поеживаясь на ветру.
— Пошли. Я узнала, где этот чертой восьмой дом!
— А может, на машине, Жень? Холодно очень!
Я молча указала рукой на серое трех этажное здание, возле которого стоял Ленкин джип, и заметила:
— На тачке мы туда не проедем.
— А Левка? Он с нами не пойдет? — по интересовалась Людмила.
— Нет. Пускай спит, болезный! Ему довелось немало пережить. Справлять нужду под надзором гаишника — дело, что ни говори, волнительное!
Ни о каких кодовых замках, ни тем более о домофонах жители нужного нам дома даже не подозревали. В подъезде ужасно воняло кошачьей мочой и кислыми щами.
— Фу! — Люська вытащила из кармана носовой платок и поднесла его к лицу. — Как они здесь живут?
— Ну, милая моя, это, конечно, не Вер саль, но еще и не совсем барак. А человек, он, знаешь ли, ко всему привыкает! — фило-софски изрекла я, останавливаясь перед обшарпанной дверью.
Несколько раз я нажала на кнопку звонка, прежде чем убедилась в бесполезности своих попыток.
— Эй, уснули вы там, что ли? — нетерпеливо воскликнула Люська, ударив пару раз кулаком по двери.
Послышались неторопливые шаги, и перед нами возникла худенькая, почти прозрачная, востроносенькая старушка.
— Чего колотитесь? — недовольно буркнула она. — Ишшо дверь разнесете, лошади!
Мы с подружкой вовсе не отличаемся богатырским телосложением, но в сравнении с этим лютиком действительно, наверное, выглядели как лошади-тяжеловозы.
— Простите, пожалуйста, — вежливо извинилась я, — но звонок не работает, вот мы и постучались легонько. Спицыны здесь живут?
При упоминании этой фамилии лицо старушки переменилось. Теперь ее беззубый рот растянулся в приветливой улыбке, а из глаз полился свет.
— Ой, батюшки! — всплеснула руками старая Дюймовочка. — Так вы к Зое? А и, невежа, вас в дверях держу! Проходите, голубушки, не стесняйтесь!
Бабуля ухватила меня за руку и с неожиданной силой потянула за собой.
Мы миновали длинный полутемный коридор. Справа и слева в нем располагались шесть дверей. Старушка толкнула одну из них и широким жестом пригласила войти Комнатка Дюймовочки, необыкновенно маленькая, чистенькая и светлая как она сама, была обставлена в стиле пятидесятых годов Инородным телом выглядел электрический чайник, стоявший на круглом столе, накрытом белоснежной ажурной скатертью.
— Садитесь, садитесь, — суетилась хозяйка. — Зоя-то в магазин пошла, а Светка, дочка ейная, в институт с утра побегла. Теперь, почитай, только к вечеру вернется. Меня баба Нюра зовут. Сейчас мы с вами чайку попьем, а там, глядишь, и Зоя при дет...
Баба Нюра ни на минуту не переставала двигаться, чем вызвала у меня легкое головокружение. Создавалось впечатление, что и небольшой комнатке востроносых старушек но меньшей мере десятка три. Через минуту перед нами уже стояли чашки с ароматным чаем, а на столе волшебным образом материализовалась баночка с вишневым (!) вареньем. Баба Нюра продолжала тарахтеть:
— А вы к Зое-то своих охламонов определить хотите? Правильно! Почитай, со всей округи к ней детишек водють. Дар Зоинька имеет, подход особый к кажинному найдет! Да вот только зря денег не берет! Брала бы где копеечку, где рублик — все б полегче жилось. Хорошо хоть Светка помогает! Она в какую-то контору устроилась подрабатывать по вечерам...
Мне захотелось заклеить беззубый рот бабки скотчем, чтобы она хоть немного помолчала. Но тут я подумала, что она наверняка может рассказать кое-что интересное.