Ознакомительная версия.
– К хеку их!
Мы посмотрели друг на друга и одновременно потянулись к мисочкам в холодильнике.
– Тебе зеленую, а мне розовую, – распределила я.
– М-м-м… А ничего! – Зяма сразу же ковырнул свою порцию и облизал палец. – Вкус своеобразный, но есть можно!
– Похоже на паштет. И на сметанный мусс, – прокомментировала я. – Хлеб передай, пожалуйста! И масло.
– Соль? Перец?
– Пожалуй.
Все более оживляясь, мы по вкусу приправили незнакомое кушанье и быстро уплели его с хлебом и чаем. Когда из похода за провиантом вернулся груженный сумками папуля, я уже вымыла посуду, а Зямка ее вытер и поставил на полочку.
– Детки, вы покушали? – с порога спросил заботливый родитель.
– Да, спасибо! – признательно сказал Зяма, расправляя на батарее влажное посудное полотенечко.
– Было очень вкусно! – любезно ответила я, вешая на крючок клеенчатый фартук.
Мы прошли мимо папы в гостиную и дружно бухнулись на диван. Телевизор, отреагировав на придавленный кем-то пульт, сам собой включился на канале «Тайны красоты».
– Дорогие женщины! – медовым голосом произнесла немолодая дикторша с лицом и фигурой доброй нянечки из детского сада. – Сегодня мы с вами узнаем, как приготовить великолепный косметический скраб из продуктов, которые всегда под рукой у каждой из нас!
– Дюха, у тебя лично что всегда под рукой? – тут же спросил меня любознательный Зяма.
– Мобильник, – честно ответила я.
– Не будет тебе скраба, – резюмировал он.
– Возьмите три столовые ложки мелко натертой морковки, – сказала дикторша.
Я кивнула, признавая Зямину правоту. Тертой морковки у меня под рукой не бывало месяцев с десяти!
– Пять столовых ложек сметаны…
В кухне что-то грохнуло, и через секунду в гостиную с большим блокнотом в руке прибежал папуля:
– Что, уже началось?
Он растолкал нас с Зямой, сел, развернул на коленях блокнот, поправил перекосившиеся очки и начал конспектировать за дикторшей:
– Пять столовых ложек сметаны, столько же натурального кофе свежего помола, чайную ложку лимонного сока и по одной десертной ложке манки и овсяных хлопьев…
Некое смутное подозрение возникло у меня уже в этот момент, однако осмыслить его сразу помешало неожиданное и эффектное появление мамули. Она хлопнула дверью, тут же сунулась в гостиную, приветливо крикнула нам:
– Ку-ку! – и по точно выверенной параболе отправила в мягкое кресло свою сумку.
По аналогичной дуге назад в прихожую полетели туфли, пальто было барским жестом сброшено на подлокотник дивана, а меховая шапка точным баскетбольным броском отправлена на вешалку. Разоблачившись, мамуля горделиво встала на пороге, радостно возвестила:
– А вот и я! – и с дружелюбной улыбкой оглядела нас, тихо сидящих на диване.
Наибольший интерес у нее вызвал папуля, практикующийся в стенографии. Мамуля подождала, пока он закончит конспектировать, одобрительно покивала дикторше, которая как раз пообещала непреходящий расцвет красоты всем женщинам, под рукой у которых есть то, что нужно (мобильники так и не были упомянуты в святцах), и доброжелательно спросила:
– А что, Боря, мой крем ты уже приготовил?
– А как же! Оба вида – и ночной, и дневной, – с удовольствием ответил папуля, закрывая блокнот с новым рецептом нетленной красоты. – Стоят в холодильнике.
– Дюха, нам хана! – шепотом обронил Зяма, вжимаясь в диван. Он проводил уходящих родителей напряженным взглядом и зажмурился. – Я только сейчас понял, что мы съели! Мамулин крем, приготовленный папулей!
Я спрыгнула с дивана и оказалась в прихожей раньше, чем братец, но он не сильно от меня отстал. Обувались и одевались мы наперегонки и уложились секунд в пятнадцать. Звук открываемого холодильника и папулино удивленное: «А где же…» – оборвал хлопок наружной двери.
Отдышаться остановились на пятом этаже, как раз на шипастом резиновом коврике у квартиры Трошкиной. Братец привалился к двери спиной, она открылась, и Зяма ввалился внутрь. Я попыталась удержать его за куртку, но братишка перевесил, и меня тоже затянуло в подружкину прихожую.
– Здрасте, – удивленно молвила Алка, запахивая на себе слишком большой для нее махровый халат, похожий на шкуру, снятую с гигантского плюшевого медведя.
– Привет! – как ни в чем не бывало отозвался Зяма, поднимаясь с обувницы, на которую он поразительно удачно приземлился аккурат между миниатюрным фонтанчиком и декоративной жабой, держащей во рту монету.
Между нефритовой квакшей и хозяйкой дома наблюдалось определенное сходство. Физиономия у Трошкиной была бледно-зеленая, как лягушачье брюхо, а изо рта тоже торчало колечко. Заметив мой выразительный взгляд, подружка выдернула его изо рта, как чеку гранаты, и с легким вызовом сообщила:
– Я пью чай с баранками. Хотите?
– Что за вопрос! – бестактно ответил Зяма за нас двоих.
И еще более бестактно спросил:
– А что это у тебя с лицом?
– Ой, я сейчас умоюсь!
Алка метнулась в ванную, наскоро поплескалась там и вышла розовая, душистая, похожая уже не на лягушку, а на Дюймовочку.
– Я делала маску, – застенчиво сообщила она, проворно выставляя на стол дополнительные чайные приборы. – Сегодня в утренней программе рассказывали про фантастически эффективный крем, который каждая женщина может приготовить из того, что всегда есть у нее под рукой…
– Не каждая, – буркнула я.
– Вот я и решила попробовать, – не слушая меня, договорила Алка.
– Да, мы тоже попробовали, – хрустя баранкой, легко поддержал светскую беседу Зяма. – С солью, перцем и хлебом с маслом очень даже ничего! Только что теперь предкам говорить?
– Мы с Зямкой случайно съели кремы, которые папуля приготовил для мамули, и теперь они оба на нас обидятся, – объяснила я Алке. – Мама – за то, что она лишилась хваленого косметического чуда, а папа – что мы рискнули съесть непонятную субстанцию, только бы не дегустировать его осьминогов в сливочном соусе.
– Мамуля скажет, что мы бессовестные, а папуля назовет неблагодарными! – поддакнул Зяма.
– Ничего, дорогой, мы что-нибудь придумаем! – задушевным голосом экс-лягушки Василисы Прекрасной сказала Трошкина и погладила Зяму по руке. – Утро вечера мудренее!
Промежуточную между вечером и утром ночь она вовсе не упомянула и никак не охарактеризовала, тем не менее я поняла, что мне пора уходить. Придумывать что-нибудь дорогим Аллочке и Зяме будет гораздо комфортнее тет-а-тет, нежели в моем присутствии!
Искать повод, чтобы откланяться, не пришлось: как раз на завершающей стадии чаепития с баранками зазвонил мой мобильник. Мельком отметив, что входящий номер мне не знаком, я вежливо, но без лишней приязни, нейтральным «офисным» голосом отрекомендовалась в трубку:
– Индия Кузнецова, слушаю!
– Простите, я не хотела, – растерялась женщина.
На другом конце телефонного моста она явно была не одинока: я услышала короткий оживленный диалог. Старческий голос заинтересованно спросил:
– Куда попала-то, девка?
– В Индию!
– Значит, по внутреннему…
– Эй! – громко позвала я, добавляя в голос теплоты. – Индия – это мое имя! А вы кто?
– А я Марьяна! – обрадовалась женщина.
– Та Марьяна, которая мой ключ взяла и в наш офис вешаться приходила? – вспомнила я.
Зяма поперхнулся недоеденной баранкой и так шумно закашлялся, что для продолжения интересного разговора мне пришлось убежать в прихожую. Любопытная Алка, наплевав на интим, побежала за мной и сунулась поближе к трубке.
– Вы меня запомнили! – пуще прежнего обрадовалась моя собеседница.
Я не стала говорить, что обстоятельства нашей первой встречи произвели на меня неизгладимое впечатление – казалось, это очевидно. Не каждый день в мирный рекламный офис наведываются решительные самоубийцы!
– Индия… – Голос Марьяны снова упал. – У меня проблема, и я не знаю, к кому с ней обратиться. Вы не могли бы мне помочь?
– Смотря в чем, – уклончиво ответила я. – Если веревочку намылить или там кирпич на шею привязать и с моста в речку столкнуть, то это, пожалуйста, без меня!
– Нет-нет, ни в коем случае! Я больше не буду, честное слово! – испуганно пообещала Марьяна. – Мне надо как раз наоборот…
– Обрести смысл жизни?
– Да, это к нам! – с чувством сказала Трошкина, которую вообще-то никто не спрашивал.
Я погрозила ей пальцем и с интересом выслушала сбивчивое объяснение Марьяны.
Оказывается, «Скорая» отвезла бедняжку в приемный покой городской психиатрички, где заспанные санитарки ей первым делом основательно промыли желудок, так как перепутали с другой неудачливой самоубийцей, наглотавшейся снотворных таблеток. Промывание мозгов Марьяне сделали уже поутру и не так вдумчиво, потому что к этому времени она уже вполне пришла в себя и не хуже психиатра понимала, что собиралась сделать большую и непоправимую глупость. Конкурс на место в психушке был устойчивый, коек не хватало, так что задерживать в этом богоугодном заведении опомнившуюся Марьяну дежурный доктор не жаждал. Однако он считал опасным отпускать девицу, едва избавившуюся от суицидального настроения, на все четыре стороны без эскорта.
Ознакомительная версия.
