Иоанна Хмелевская - Колодцы предков

Кучу перед входом в развалины нам удалось растащить за один день, и вечером все беззаботно отправились спать. Утром оказалось, что все засыпано камнями, которые столкнули сверху.

Это стало невыносимо. Разъяренный Ендрек уведомил нас, что больше не выдержит и подкараулит негодяя с вилами. Если бы не воспоминание об упыриной роже Больницкого, которое напрочь отбивало все мысли о непосредственных контактах с противником, я бы и сама с чем-нибудь затаилась, хоть со сковородкой. Ситуация становилась слишком сложной, запутанной и напоминала всеобщее помешательство. Завал был явным доказательством деятельности упрямого убийцы, который никого не грохнул только потому, что рядом никого не было. Сторожить было слишком рискованно, а без охраны труд становился просто сизифовым. Отказ от услуг милиции в данной ситуации казался просто идиотизмом, а подключение ее усложняло положение Франека. Интенсивный труд преступника позволял надеяться, что мы близки к успеху. Тем более необходимо было что-то делать, чтобы преступник не успел больше нас. Однажды он мог поступить наоборот, и вместо того, чтобы уничтожать плоды нашего труда, использовать их и докопаться до сундука. Никто не сомневался, что эта отвратительная личность рассчитывает на то же сокровище, что и мы, зная о нем побольше нашего, это был единственный вопрос, с которым все согласились. Все остальное оставалось клубком противоречий.

От ночных дежурств нам удалось отговорить сначала Ендрека, потом Михала и мою мамусю. Люцине пришло в голову поставить на охрану заменитель, нечто среднее между пугалом для воробьев и магазинным манекеном. Мысль показалась нам чудесной, был шанс дезориентировать преступника. Он забеспокоится, возможно испугается и решит подождать, или будет долго сомневаться и за всю ночь ничего не сделает. Вместе с тетей Ядей, из старой одежды Франека, большого количества сена и некрупной дыни, которая должна была изображать лицо, маячащее во мраке, мы сделали замечательную куклу. Чтобы нашему детищу было что сторожить, пришлось заново освободить вход.

Последствия обмана были неожиданно страшными. Примчавшись утром за хлев, мы увидели несчастную куклу в жалком состоянии. Разорванное туловище и разбитая о камни дыня явно указывали, что виновник происшедшего измывался над своей жертвой, разозленный совершенной ошибкой. Самое удивительное, что порванные тряпки произвели на всех гораздо большее впечатление, чем настоящий труп. Воображение нашло себе пищу, и всей семьей овладел страх, будто только теперь незримое присутствие преступника и связанные с ним опасности были восприняты сознанием. Два законченных преступления и одно незавершенное были ничем, разбитая дыня, выпотрошенное сено и рваные штаны – вызвали почти истерическую панику.

Утешало одно – вход в подвал был засыпан неполностью. По-видимому, бандита удалось обмануть, он долго ждал, прячась от куклы, а потом разъярился и занялся местью. На земляные работы времени уже не хватило. Идея, приведшая к столь потрясающим последствиям, оказалась хорошей, но только на один раз.

– Ну, теперь не дай бог попасться ему в лапы! – вздохнул Франек, с грустью разглядывая оторванный от пиджака рукав.

– Слушайте, может это кто-то знакомый? – забеспокоилась тетя Ядя. – Пистолет совсем не лает. То есть лает, но как-то добродушно и всегда одинаково.

– Этому псу все село знакомо, – пожаловался Ендрек.

– И хорошо, что не лает, а то он отравит собаку, – испугалась я.

– Дура, пса тебе жалко, а то, что он людей убивает, ничего? – возмутилась Тереза.

– Собаку-то мы знаем... – пробормотала Люцина.

– На этот раз он убил только дыню, – одновременно с ней напомнила я. – Не путай...

– В любом случае, надо что-то делать, – энергично вмешался Михал Ольшевский. Он оперся на свою любимую алебарду, которую притарабанил из музея, спровоцированный упоминанием Ендрека о вилах. – Теперь понадобится что-то другое, второй раз он на дыню не клюнет. Будем думать во время работы!

Изучение входа в подвалы и рассуждения на тему новых методов борьбы с работящим убийцей прервал Марек. Он привез новости, которыми желал поделиться со всей семьей, чем вызвал большое оживление. Не часто он добровольно, как бы на пол пути, расставался с информацией. Отказ от привычек он подкрепил еще и категорическим отказом говорить на свежем воздухе, где мог подслушать кто-нибудь посторонний. Он согласился на кухню Франека, где хоть и было очень жарко, но без труда могли поместиться все родственники. После небольшой ссоры на тему открытого окна, мы решили его не закрывать, обязав Ендрека стоять на страже и проверять, не крадется ли кто по двору. После такой прелюдии разгоревшийся интерес сильно повысил температуру в помещении.

Марек с каменным спокойствием подождал, пока все замолчат, после чего еще некоторое время прислушивался. Родственники напряженно затихли. Одна из куриц, снеся яйцо, с оглушительным кудахтаньем выскочила из курятника. Марек перестал прислушиваться.

– Больницкий был настоящим, – внезапно сказал он, как будто стоял и ждал этой курицы. – У него был какой-то мужчина, судя по описанию, облизанный Никсон. Он наговорил ему черт знает чего про древний семейный клад. Больницкий не очень поверил, но заинтересовался. После разговора с Никсоном он приехал сюда посмотреть, и кто-то столкнул его в колодец. Теперь он не хочет иметь со всем этим ничего общего, хотя облизанный Никсон очень настаивал на сотрудничестве. Имени Никсона он не знает, и кто он такой, не имеет понятия. Так звучит официальная версия.

– Превосходно, – немедленно отреагировала я, – а как звучит неофициальная?

– Так значит, это облизанный Никсон убивает? – спросила моя мамуся.

– Откуда он, черт побери, узнал?! – занервничал Михал Ольшевский. – Как это могло разойтись? Он не сказал, откуда?..

– А не этот ли Никсон столкнул его в колодец? – заподозрила Тереза.

– Тихо! – крикнула Люцина. – Заткнитесь и дайте ему договорить! Вы же видите, что он еще не все сказал!

Марек начал с конца.

Больницкий не знает, кто его столкнул. Допускает, что Никсон, но не уверен. Никсон про колодец ничего не говорил, а только просил все посмотреть. Больницкий досок с колодца не снимал, когда он появился, колодец был открыт и он туда чуть не свалился...

– Так свалился же, – поправила Люцина.

– Тихо!!! – цыкнула на нее Тереза.

– Он пришел, посветил фонариком и заглянул вниз, тут его что-то и толкнуло. Никсон не говорил, откуда он знает про сокровища, и свой интерес объяснял очень нечетко. Я сомневаюсь, что убивает он, потому что до сегодняшней ночи его тут не было...

– Так сегодня никого и не убили, – удивилась моя мамуся.

– Куклу убили, – опять поправила Люцина. – Он прав, наверняка тот же самый...

– Тихо, – не выдержав, крикнула я. – Бросай эту ерунду и говори, как выглядит неофициальная версия, я чувствую, что здесь собака и зарыта!

Марек посмотрел на Ендрека. Ендрек, уставившийся на нас, нервно вздрогнул и тут же высунулся в окно. Он пробежал взглядом по небу и земле и успокаивающе кивнул.

– Спокойно, ни души...

– По неофициальной версии, Больницкий о старом кладе слышал. Случайно. Он помнит своего деда, который когда-то жаловался на несправедливый раздел имущества в семье. Его отец, то есть прадед этого Больницкого, чего-то там не получил. Это что-то не получил никто, потому что все было спрятано неизвестно где, и кто-то это сторожил. Отец деда был обижен, дед тоже обижался, причем разговоры о сокровищах ясности в дело не вносили. Точно было известно, что находятся они в безопасном месте, в котором должны пролежать еще сто лет, другой раз, также точно, было ясно, что их кто-то украл. В рассказах деда мелькало одно имя, будто бы главного врага, которое Больницкий вспомнил с большим трудом, поскольку в детстве не обращал на эти разговоры внимания, считая их склеротическим бредом. Сокровища прятали как раз от главного врага, которого звали... Ну, отгадайте!

– Менюшко! – ни на секунду не задумываясь выкрикнула Люцина.

Марек утвердительно кивнул.

– Действительно, Менюшко. Произошел какой-то конфликт между Менюшко и семьей Больницких...

– Абсолютно бессмысленно, – критически прервала Тереза. – Все поперекручено. То прабабка, то Больницкий, во что нам теперь верить?

– Вот именно. По-моему, здесь он врет, – недовольно заметила моя мамуся.

– А вот и не вру. Я просто повторяю вам все, что знал Больницкий. Такую версию событий он восстановил после визита Никсона, а до этого вообще ничего не помнил. Он считал это пустой болтовней и не забивал ею голову. Теперь, после визита в колодец, он, тем более, не желает ввязываться в идиотскую войну за сокровища, которых, как он думает, давным-давно нет.

– А он не притворяется? – неуверенно спросила я. – Этот Никсон может его и уговорить...