Ознакомительная версия.
Идущие впереди грузовики так и норовят обдать новенькую «Тойоту» Иван Иваныча грязью из под колес, а на светофоре всегда зажигается красный свет лишь стоит Бобрикову подъехать к перекрестку.
Зеленый же свет напротив играет с Иван Иванычем в прятки.
— Я здесь! — игриво восклицает зеленый фонарик на горизонте.
— Успею, — говорит себе Иван Иваныч и поддает газу.
— Оп-па! — говорит хитрый зеленый фонарик и прячется за желтой шторкой.
— Не успел, — вздыхает Бобриков и давит на тормоз.
И так всю дорогу от «Канонерки» до дома.
Так всю жизнь Иван Иваныча. Загорится на горизонте зеленный свет и кажется, что впереди у тебя свободная дорога отсюда и до самых ворот рая. Но стоит только подъехать к перекрестку жизни как вспыхивает красный. Мол, обожди немного, Иван Иваныч, обожди… А чего ждать — не понятно. И на красный-то не рвануть, потому, что за перекрестком уже стоит служитель закона с купюрой на кокарде и небрежно так полосатой палочкой покачивает.
Так и проходит жизнь. Тормоз — газ, газ — тормоз. Иван Иваныч возвращается домой.
Иван Иваныч возвращается домой, заруливает к себе во двор и в довершении всего обнаруживает, что его личное, парковочное место у парадной занято каким-то огромным джипом.
* * *
… — А вот и наш клиент! — с удовлетворением в голосе произнес первый килер сидевший в джипе.
— Да, — подтвердил второй. — А я уж думала, что с ним случилось чего…
* * *
Бобриков чертыхнулся, припарковался напротив, почти лоб в лоб, и заглушил двигатель.
В машине стало тихо. Иван Иваныч вздохнул. Приторно пахло автомобильным дезодорантом. Выходить из теплого и уютного пластикового мирка автомобильчика под сырой осенний дождичек не хотелось. Тем более, что зонта у Бобрикова не было.
Иван Иваны положил руки на руль, откинулся назад, на спинку водительского сиденья и стал смотреть как дождь струйками сбегает по лобовому стеклу. Очертания мира за окном постепенно делались призрачными и размытыми. Сумрак позднего вечера скрадывал размеры и увеличивал расстояния. Белые, светящиеся пятна окон на темной стене дома казались далекими и нереальными.
— Глупо, — прошептали губы Иван Иваныча. — Все глупо.
А тут еще черная, заляпанная грязью до неузнаваемости модели, махина джипа припаркованная на «личной», отвоеванной годами у соседей по дому парковке Иван Иваныча…
* * *
… — Тебе не страшно? — Родик посмотрел на Нату и ободряюще улыбнулся.
— Н… Нет. С тобой нет, — уточнила Ната и заерзала на водительском сиденье джипа. — Мы ведь действительно как Бони и Клайд! Правда?
— Бони и Клайд грабили банки, — возразил Родик. — А здесь мы немного по другому ведомству проходим.
— Ну и что? — Руки Наты дрожали от волнения, и, что бы не показать Родику как она волнуется Натка еще крепче вцепилась в баранку машины. — Все равно мы как Бони и Клайд. Это… Так возбуждает! — чуть помедлив добавила она…
* * *
— Наверное к Филимонову с третьего этажа друзья-братки в гости прикатили, — недовольно проговорил Бобриков. — Опять всю ночь будут разгуляево устраивать, песни под окнами орать, а утром соберутся пьяных девок катать вдоль разведенных мостов…
Этого Филимонова он знал еще малолетним шкетом, когда тот стрелял из рогатки по окнам, мочился Бобрикову под дверь из хулиганства и размалевывал стены подъезда неприличными словами. Потом Филимонов вырос, писать под дверь Бобрикову перестал, и начал промышлять валютой, фарцевать турецкими джинсами да польской жвачкой. А сейчас, окончательно повзрослев, завел собственный бизнес. Что-то связанное с торговлей подержанными автомобилями. Но нутро Филимонова от этого не изменилось. Как был шкетом, так и остался.
— Шпана, — буркнул Бобриков, посмотрел на джип, втянул голову в плечи, накрыл лысеющую голову кожаной папочкой с документами и потянул на себя ручку двери намереваясь выйти из машины под дождь.
* * *
… — Пора, — полушепотом сказал Родион и достав с заднего сиденья помповое ружье протянул его Натке. — Держи.
— И что мне с этим делать? — испуганно проговорила девушка.
— Я уже десять раз тебе объяснял, — сквозь зубы проговорил Родик, наблюдая за тем как дверь «Тойоты» открылась и в лужу под машиной опустилась нога Иван Иваныча в замшевом ботинке. — Просто выходишь… и просто направляешь ружье на клиента.
— Он же меня потом узнает!
— Не узнает. Сейчас темно. Фары будут светить ему прямо в лицо…
— Как? — испугано пискнула Ната.
— Молча, — буркнул Родик передергивая затвор своего пистолета… — Включай свет! — приказал он девушке.
* * *
И лишь стоило Бобрикову хлопнуть дверью автомобиля, как все фары джипа вспыхнули тысячью свечей.
Бобриков, забыв про дождь, прикрыл глаза папочкой защищаясь уже от яркого света, а не от дождя.
Иван Иваныч показалось, что из темноты ночи на него с огромной скоростью несется товарный поезд, освещая себе дорогу прожектором. Иван Иванычу почудилось, что он больной лежащий на операционном столе перед серьезной операцией в мертвенно-бледном свете хирургических ламп голенький и беззащитный. Иван Иваны почувствовал себя неуютно.
Двери полноприводной колесницы отворились с обеих сторон одновременно…
И сошли на землю два ангела. И в деснице у каждого было по мечу огненному. То есть у одного ангела было ружье, а у другого пистолет внушительных размеров.
Лица ангелов были сокрыты под вуалью света, так, что черт их было не разглядеть, а очертания тел их скрывали не промокающие плащаницы с капюшонами.
Первый ангел вострубил и направил на Бобрикова ствол помпового ружья.
Второй ангел вострубил, подошел к Бобрикову, ткнул его пистолетом в живот и сказал:
— Ну вот, Иван Иваныч и настала твоя последняя минутка. Молись, Иван Иваныч, сукин сын ты этакий, если за все свою долгую жизнь тебе довелось выучить хотя бы одну коротенькую молитву… Довелось? — спросил ангел Бобрикова.
— Довелось, — сдавленно пропищал Бобриков и не узнал своего голоса.
— Читай!
— Отче наш… — послушно забормотал Иван Иваныч. — Иже еси… На небеси… — Бобриков вдруг с ужасом понял, что даже «Отче наш» он наизусть до конца не знает и, почему-то пообещал себе, что как только придет домой, возьмет у тещи псалтырь и выучит ее обязательно.
— Понятно, — усмехнулся ангел и добавил. — Ничего, я подскажу: Хлеб наш насущный дашь нам днесь…
— Хлеб наш насущный дашь нам днесь… — вторил Бобриков.
— Молодец, — похвалил Бобрикова ангел. — Да не введи нас во искушение…
— Да не введи… Нас… Во… Искушение… — повторял Бобриков, бегая глазами по сторонам, в надежде, что кто-нибудь заметит это издевательство и протянет ему, Иван Иванычу, руку помощи…
Видимо ангелу нравилось, то как Бобриков читал «Отче наш». Он покачивал стволом пистолета где-то внутри живота Иван Иваныча в такт его словам.
— Да избави нас от лукавого… — продолжал ангел.
— Да избави нас… От… — и тут до Бобрикова наконец дошло, что как только он кончит читать и скажет «аминь» ангел разрядит в него всю обойму. Иван Иваныч запнулся. Язык присох у него к гортани.
— Ну? — ангел ткнул пистолетом в пухлый живот Иван Иваныча.
Бобрикову показалось, что пистолет проткнул пупок и достал до его позвоночника. Ноги его стали подкашиваться. Иван Иваны был готов бухнуться перед ангелом на колени.
— Ну? — сказал ангел удерживая Иван Иваныча от падения на кончике ствола.
— За что? — хрипнул Бобриков.
— Заказали тебя, папаша, — сказал ангел. — Плохи твои дела.
— Совсем плохи? — с надеждой спросил Бобриков.
— Ты даже не представляешь как, — сказал ангел и повернул ствол пистолета внутри живота Иван Иваныча. — Читай дальше. На чем мы остановились?
— Да избави нас от лукавого, — услужливо напомнил Бобриков ангелу.
— Замечательно, — похвалил тот. — Теперь прочти тоже самое, но с чувством. Все таки последние слова в твоей жизни. Ну!? — Бобриков ощутил мощный толчок в живот и почувствовал, что теряет сознание.
Ангел это заметил.
— Эй-эй, — сказал он. — Только не умри раньше времени! Держи себя в руках. Ты же мужик! Мужик? Я правильно говорю?
— Гым, — сглотнул Иван Иваныч.
— Тогда читай.
— Гым, — что-то дернулось внутри горла Бобрикова.
— Извини, приятель, не расслышал, — ангел нагнулся к Бобрикову, отодвинул край капюшона и подставил ему под нос ухо, как бы прислушиваясь.
Ангел был теперь так близко. От ангела пахло хорошим дорогим одеколоном. От этого запах Бобриков почему-то стал грезить наяву. Ему представилось как он лежит под дождем у капота своей «Тойоты» с простреленным животом, дыркой в голове и широко открытыми от ужаса глазами.
Ознакомительная версия.
