Ознакомительная версия.
– Это специальный состав, вроде смазки, так и называется – «жидкий ключ». С такой смазкой открыть любой замок гораздо легче. А у вас сигнализации что – нет?
– Ой, есть, конечно! – спохватилась я. – Я и раньше иногда забывала ее отключать, к нам два раза милиция приезжала…
– Сейчас нам это совершенно ни к чему!
Я кинулась к щитку охранной сигнализации и поспешно набрала секретный код.
К счастью, Володька не удосужился его сменить – на пульте загорелась зеленая лампочка.
– Ну, и где же произошло убийство? – задумчиво произнес Василий Макарович, оглядываясь по сторонам.
– На втором этаже, в спальне… – ответила я и вдруг почувствовала, как у меня дрожат колени.
Я не могла идти туда, где убили Ольгу.
Просто не могла заставить себя подняться по лестнице, войти в спальню, где провела столько ночей! В спальню, где совсем недавно лежал обезображенный труп!..
И Василий Макарович, кажется, почувствовал мое состояние.
– Я пойду осмотрю место преступления, – сказал он. – Может, замечу что-нибудь важное. А ты сходи в сад, там оглядись. Вдруг тоже что-то найдешь…
Я понимала, что он меня просто жалеет, но охотно приняла его предложение: так давно я не видела любимый сад, так по нему скучала!
Не сомневаюсь, что там мне сразу станет легче!
Я открыта дверь, спустилась с крыльца и зашагала по дорожке, мощенной плитами неправильной формы.
Помню, как я спорила с мужем о том, какой материал выбрать для мощения дорожек. Он настаивал на фигурной плитке, которую видел в саду у знакомого бизнесмена, а я ему говорила, что натуральный камень гораздо лучше подходит к нашему участку, гораздо естественнее смотрится в ландшафте.
Тогда я еще могла в чем-то его убедить. Впрочем, в том, что касалось сада, он мне обычно уступал.
Я огляделась по сторонам – и чуть не расплакалась. А я-то надеялась, что в этом месте мне станет легче! Да тут инфаркт заработать можно от расстройства!
Во что превратился без меня мой чудный сад!
Газон, который я аккуратно подстригала каждые две недели, зарос густой травой и выглядел теперь, как нестриженый и нечесаный подросток, только что попавший под дождь и потом расчесавший мокрые волосы грязной пятерней. К тому же в посаженной мной канадской траве пробились нахальные местные сорняки – кашка, ромашка, какие-то мелкие сиреневые цветочки и даже – боже мой, только не это! – бич всех садоводов одуванчики! Да от них же теперь никогда не избавиться!
Чтобы немедленно не броситься коршуном на сорняки, пришлось напомнить себе, что я, к сожалению, теперь не у себя дома и в данный момент меня должны волновать более важные вещи, чем прополка газона.
Я тяжко вздохнула и пошла дальше.
Клумба с ранними весенними луковичными выглядела ужасающе. Тюльпаны выкопать в июле никто, конечно, не удосужился, и теперь среди жухлых стеблей нельзя было определить, где какой сорт. Если они не сгнили и проклюнутся весной, то все равно успели переопылиться, и вместо сортовых бутонов получится безобразие.
На большой цветник лучше было не смотреть, чтобы не расстраиваться. Шпорник торчал вверх унылыми голыми палками, синие цветки давно облетели. Золотые шары никто и не подумал подвязать, они повалились на землю. Колокольчики съели улитки, над астрами вились тучи мошек. Одни георгины пыжились, пытаясь доказать всем поблекшим цветам, что они здесь главные, но я-то знала, что гонор их до первых заморозков, которые не за горами.
Герань в вазонах на террасе засохла без полива.
Накаляясь постепенно, как электрическая плита, я шла к розам. Кем же надо быть, чтобы, проживая пять месяцев в загородном доме, даже не полить цветы? Нарочно они решили погубить сад, назло мне? Ну, положим, Володьке и раньше было на все наплевать – лишь бы в доме было комфортно и кормили его вкусно! Но Ольга, судя по всему, собиралась строить свою жизнь с моим муженьком если не навсегда, то надолго, отчего такая ненависть к бессловесным созданиям? Если и розы погибли, я убью эту стерву!
Тут я вспомнила, что Ольгу уже кто-то убил, и – да простит меня Господь! – почувствовала некоторое удовлетворение.
Розы не погибли, но ничем и не порадовали. Листья их поникли, завядшие цветки никто не срезал, и теперь они придавали моим несчастным питомицам очень неприглядный вид. Земля под розами поросла сорняками – крапивой и лебедой, уж эти-то злодейки любят только хорошую землю, абы где расти не станут!
Мне захотелось зареветь – от души, в голос, с причитаниями типа «на кого же вы меня оставили» и «как же я теперь буду без вас».
Нет сомнения, что розы погибнут. Никто не станет засыпать их на зиму сухим торфом и укутывать мешковиной, и они пропадут в первый же мороз. А я без них, конечно, проживу, но все же сейчас мне очень горько, как будто оторвали часть души.
Я обошла их всех: розовую, дивно пахнущую по вечерам, белую с огромными, величиной с блюдце цветами, чайную, темно-красную, плетистую и наконец мою любимую, цветы которой были сиреневыми с голубым отливом, сорт так и назывался – «Голубая луна».
Всюду увядание и запустение, розы тянули ко мне сквозь сорняки искривленные больные ветки, и «Голубая луна» выглядела не лучше, хотя как раз возле нее сорняки отсутствовали. В чем же дело? Я присела и увидела, что земля вокруг куста густо засыпана сухими сосновыми иголками. У меня в сарайчике стоял их целый мешок, для рододендронов, два куста которых росли по ту сторону лужайки, не пойду смотреть на них, чтобы не расстраиваться.
Но какой дурак решил, что розам это полезно? От иголок розе еще хуже станет.
Я покачала головой и вдруг услышала из-за забора негромкий голос:
– Вася! Василиса!
Я обернулась и увидела над забором аккуратные седые кудряшки, а под ними – сморщенную любопытную мордочку Антонины Кузьминичны.
Антонина Кузьминична – мать нашего соседа Анатолия.
Она была простой деревенской женщиной, поэтому не пользовалась никаким авторитетом у домашних. Невестка, стильная современная дама, постоянная посетительница светских тусовок, регулярно давала Анатолию понять, что с трудом терпит его деревенскую мать, которая компрометирует их своим простонародным обликом.
Действительно, Антонина Кузьминична не отличала Гуччи от Армани и Диора от Кардена, не знала, что такое бальзам-кондиционер для волос, и никогда не пользовалась питательными масками для лица.
Она прожила в деревне долгую и трудную жизнь, всегда работала на земле, держала огород и большой сад. В загородном доме у сына невестке Антонины Кузьминичны при слове «огород» едва не стало худо, яблони и груши сажать тоже настрого запретили, и соседка перестроилась на цветы.
То, чего я достигла упорным учением, штудированием книг по садоводству и журналов по ландшафтному дизайну, Антонина Кузьминична знала и умела на подсознательном уровне. Очевидно, много поколений людей, живущих на земле, сделали свое дело.
Она прекрасно разбиралась в садовых растениях, знала, когда и чем нужно подкармливать розы, как укрывать их на зиму, какое удобрение предпочитают клематисы и как приманить на цветы пчел, чтобы они вовремя их опылили.
На этой почве мы с ней и сблизились.
Мы обменивались семенами однолетников и луковицами тюльпанов, осенью старушка давала команду укрывать зимующие цветы – ее ревматизм всегда заранее предупреждал о наступлении холодов. В ответ на это я сообщала ей о растениях все полезное, что вычитывала в Интернете. Общались мы с ней в основном через забор, поскольку Антонине Кузьминичне не позволяли посещать соседей (невестка убедила Анатолия, что деревенская мать его скомпрометирует). Для общения такого рода у нас существовала небольшая щелка в заборе, укрытая кустами, про которую не знал никто, кроме нас с ней. А еще, когда соседка хотела привлечь мое внимание, она взбиралась на прислоненную к забору стремянку – вот как сейчас.
Правда, Антонина Кузьминична очень любила поговорить, и иногда мне приходилось волевым решением прекращать наши разговоры, чтобы приступить к неотложным работам по саду.
Конечно, соседку можно понять – в своем доме ей не с кем было словом перемолвиться, и я была, по сути дела, ее единственным собеседником.
Что удивительно – она никогда не жаловалась на свою невестку. И никогда о ней не сплетничала. Единственное, за что Антонина Кузьминична невестку все же иногда осуждала, – это за ее равнодушное отношение к собственному саду, за отсутствие интереса к цветам и кустарникам.
– Василиса! – повторила Антонина Кузьминична и еще выше поднялась над забором. – Как хорошо, что ты вернулась! А то я так переживала за твои цветы!..
Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то узнал о моем сегодняшнем визите, поэтому я сделала соседке знак подойти к нашему обычному месту. Там нас, по крайней мере, никто не заметит. Она радостно закивала и тут же исчезла за забором.
Я нырнула в кусты жимолости и нашла знакомую щель в заборе.
Ознакомительная версия.
