– Простите за нескромный вопрос, дорогуша, а где ваш супруг приобрел это? – поинтересовался Шульц.
– Не знаю, – пожала я плечами. – Я и не спрашивала. А что? Плохой камень?
– Что вы! Камень великолепный! Вес его около 1,25 карата, высочайший коэффициент чистоты, безупречная огранка… Из таких камней производят очень дорогие ювелирные украшения. Это же якутский алмаз, а они, как известно, самые качественные в мире. Поистине супруг преподнес вам королевский подарок!
Пока ювелир говорил все это, глазки его цепко и пристально изучали меня.
– Так за сколько его можно продать? – невинно спросила я.
Папаша Шульц усмехнулся и покачал головой:
– Деточка, чтобы продать камень, нужны документы. У вас они есть? Нет, нету у вас документов.
– Почему это вы так решили? – обиделась я. – Может, у мужа и есть.
– Нет, моя милая. У вашего мужа нет никаких документов на алмаз. Я утверждаю это по той простой причине, что якутские алмазы не продают частным лицам. Следовательно, камень ворованный. Я имею полное право позвонить в милицию, и вашему супругу придется долго объяснять дядям в погонах, где, у кого и при каких обстоятельствах он приобрел этот камень.
Сейчас лицо ювелира меньше всего напоминало лицо доброго клоуна. Оно было неприятным, жестким и походило на лицо хищника, готовящегося к прыжку.
– Ну, мужу моему это ничем не грозит, – как можно спокойней ответила я. – Зато вам и вашей дочери… Катерина присутствовала на годовщине нашей свадьбы, значит, видела, как супруг преподнес мне этот подарок. Именно она посоветовала мне обратиться к вам, а не к кому-либо другому. Налицо преступный сговор между вами и вашей дочерью с целью скупки краденого. И я вас уверяю, вам придется гораздо дольше объясняться с дяденьками в погонах!
Шульц еще какое-то время буравил меня взглядом, а потом громко расхохотался.
– Нет, до чего ж я люблю нынешнюю молодежь! – сквозь смех заявил он. – Вам, молодым, палец в рот не клади.
Ювелир еще немного посмеялся и, успокоившись, грустно заметил:
– Да-а, времена! Раньше я бы и говорить не стал с человеком, который принес мне камень без бумаг. А сейчас… надо же как-то на жизнь зарабатывать!
«Например, шантажом», – чуть было не сорвалось у меня с губ. Однако вслух я произнесла:
– Выходит, я не могу никому продать этот камень?
– Государству – нет, разве только барыге какому. Но дело это опасное. Мой вам совет, дорогуша: спрячьте камушек куда подальше и забудьте про него.
Тут я вспомнила, что припасла небольшой подарочек папаше Шульцу.
– Виталий… э-э…
– Яковлевич, – подсказал ювелир.
– Виталий Яковлевич, я вам очень благодарна за консультацию. Позвольте, помимо оплаты, преподнести вам небольшой презент!
Я залезла в пластиковый пакет, который все это время теребила в руках, и извлекла оттуда коробку с коньяком. Сверху на коробку я положила пятьдесят долларов.
– Мы договаривались на тридцать, – напомнил ювелир.
– Я помню. Двадцать долларов за совет, потому что я не люблю бесплатных советов.
Шульц понимающе кивнул, убрал деньги, и, распечатав бутылку, предложил:
– Ну что? По маленькой?
Честно говоря, крепкие напитки я не употребляю. Рюмка коньяка может свалить меня с ног, как капля никотина лошадь. Однако уходить мне не хотелось. Вдруг под влиянием спиртного старик сболтнет чего-нибудь интересное? Поэтому, немного помявшись, я согласилась – в крайнем случае можно вызвать такси или попросить кого-нибудь за мной приехать.
Виталий Яковлевич достал из серванта рюмки, принес лимончик, конфеты и разлил коньяк.
– Ну-с, милая Женечка, – произнес он, поднимая свою рюмку, – за знакомство!
Ювелир залпом опрокинул в себя благородный напиток и закусил лимоном. Я сделала вид, что пью, на самом деле только притронулась губами к краю рюмки. В этот момент зазвонил мой сотовый. Извинившись, я взяла трубку.
– Ну, красавица, ты влипла! – без предисловий заявил Тенгиз Гогочия. – Теперь тебя точно посадят!
– Спасибо на добром слове, дорогой! – кисло отозвалась я. – Почему такие выводы?
– Снял я отпечаточки с твоего пакетика и с его содержимого. Результаты, прямо скажем, впечатляют!
– Что-нибудь интересное?
– У-у-у! – прогудел Гогочия. – Вовка полцарства бы мне отдал за них, мамой клянусь!
Я забеспокоилась:
– Надеюсь, ты не собираешься ему докладывать о результатах, не посоветовавшись со мной?
– Жень, понимаешь, есть такое понятие: служебный долг. Так вот, по этому самому понятию я обязан поделиться с Ульяновым результатами экспертизы…
– Ты прямо как браток заговорил: по понятию, по понятию! А как же долг перед женщиной, доверившей тебе самое дорогое? – закипела я праведным гневом.
– Да ладно, не кипятись! – миролюбиво произнес Тенгиз. – Можешь часам к двум подъехать? Так и быть, исполню долг перед женщиной.
– Хорошо. Значит, в два часа на том месте, где я тебя сегодня высадила, – с облегчением выдохнула я и отключилась.
Виталий Яковлевич за время моего разговора уже несколько раз приложился к бутылке с коньяком. Глазки его теперь весело блестели, а лысина покрылась испариной. Я глянула на часы. Батюшки, времени-то у меня, оказывается, совсем нет на разговоры! Только-только доехать до прокуратуры, чтобы успеть на встречу с Тенгизом. Зря, выходит, я ювелира коньяком баловала!
– Виталий Яковлевич, – досадливо морщась, обратилась я к ювелиру. – Мне пора! Сожалею, что не могу составить вам компанию… Но, увы, дела зовут!
– Да, да. Я все понимаю, дорогая Евгения! – Ювелир с готовностью поднялся. – Дело молодое, знаете ли!
Толстяк хитро подмигнул и проводил меня к выходу. Уже сидя в машине, я снова прокрутила в уме наш разговор с Шульцем. Собственно, ничего нового он мне и не сказал, но что-то не давало мне покоя. Какая-то назойливая мысль сверлила мозг и мешала сосредоточиться на дороге. Я и так, и этак перекидывала слова, сказанные во время встречи, вспоминала выражение лица и глаз ювелира – выходило все не то. Ну что, что я упустила? «Так, Евгения, спокойно! – обратилась я к себе, умной и догадливой. – Давай все сначала. Что могло тебя насторожить? Внешность? Первоначально, в общем-то, да. Но ведь и ювелиры могут быть толстыми и лысыми. Тем более что я убедилась в его, так сказать, профессиональных качествах: вон, с первого взгляда определил, что алмаз родом из Якутии, и вес на глаз, и коэффициент… Нет, старик профи, это ясно. Вел он себя, конечно, не совсем тактично: угрозы какие-то, запугивания. Но меня на эту удочку не поймаешь, тоже не лыком шиты! Стоп! А ведь толстяк назвал меня по имени. Насколько я помню, я ему не представлялась. Откуда же он его знает? Значит, папаша Шульц после моего вчерашнего звонка связался с дочуркой? Интересно, что она ему наговорила?»
На встречу с Тенгизом я, конечно, опоздала. Еще издалека увидела, как он нервно прохаживается по тротуару, то и дело озираясь по сторонам. Стоило мне затормозить, он бабочкой впорхнул в салон и прошипел:
– Полчаса торчу здесь, как три тополя на Плющихе! Даже пообедать не успел! Где тебя черти носят, Зайцева?
– Так и быть, обедом я тебя накормлю, – ответила я, трогаясь с места. – А ты поменьше задавай вопросов. Докладывай о деле!
Гогочия что-то недовольно проворчал на грузинском языке, а на русском ехидно добавил:
– Вляпалась ты, Евгения Андревна!
– Это я уже слышала! – поморщилась я. – Ближе к делу.
– Отпечатки на пакете и камнях принадлежат двум лицам, ну, не считая тебя, разумеется. Во-первых, Анастасии Романовой…
Такой поворот событий не был для меня неожиданным, поэтому я удовлетворенно кивнула.
– А во-вторых, – продолжал Тенгиз, – неустановленному лицу. Мужчине. По нашей картотеке он не проходит – я проверял. У него, надо заметить, характерный шрам на указательном пальце левой руки. След от глубокого пореза острым предметом.
– Ножом, что ли? – попробовала уточнить я.
– Деревня ты, Зайцева, – вздохнул эксперт. – Говорю тебе русским языком: острым предметом. Это может быть что угодно: кончик ножа, шило, заточка, вязальная спица наконец…
– И… стилет? Стилет может быть?
Гогочия уставился на меня так, словно на голове у меня выросли ослиные уши.
– Может… – растерянно пробормотал он.
Мы вошли в небольшое, очень уютное кафе и заказали себе по порции блинчиков с мясом и кофе. В ожидании заказа я закурила и уставилась в окно. Забавная штука получается! Пакетик с камнями я нашла в съемной квартире Родиона. Ежу понятно, что отпечатки на пакете его и Анастасии. Мотя говорил, что она приходила к бывшему мужу. С большой натяжкой можно предположить, что пакет запрятал в кактус кто-то третий, и Родя не имеет к алмазам никакого отношения. Но если бы кто-то пришел к Родиону, Матвей наверняка бы услышал. Однако нам он ничего не говорил о посторонних. А может, просто забыл? Пожалуй, заскочу к нему на обратном пути.
