у них что-то не ладилось. Яна исчезла из жизни Мартина, забрав его сердце. Шло время, Стефания Сергеевна втайне надеялась, что «время лечит», что влюбленные обретут счастье порознь, но понимала, что обманывает сама себя. Ничего не менялось, Мартин так больше никем и не увлёкся, хотя его окружали очень достойные девушки. Но Стефания Сергеевна даже не представляла, насколько глубоко и душераздирающе горе сына. А вот вчера узнала.
Ночью Мартин заявился домой в синяках и в абсолютно непотребном виде, его сопровождал импозантный пожилой мужчина с крашеными волосами. На них была какая-то невообразимая рванина, словно с помойки, и оба были пьяны в стельку.
— Мой друг Ваня, — только и смог членораздельно произнести Мартин и ушёл в небытие, дотянув всё-таки до своей комнаты.
А вот Ваня, Иван Демидович, устроил ей целое представление: читал стихи, пел песни, играл какие-то сценки, громыхая своим бархатных баритоном на весь дом.
Стефания Сергеевна сначала испугалась такого ночного напора от незваного гостя, и даже подумывала о полиции, но потом даже заинтересовалась. Одно было плохо — гость активно вонял помойкой. Стефания Сергеевна предложила ему принять ванну и вручила полотенце. Гость долго и путано благодарил, обслюнявил ей руку и пал с полотенцем к ее ногам замертво. Захрапел прямо на ковре в гостиной, так сказать, по-походному, по-гусарски…
Всю ночь Стефания Сергеевна не могла сомкнуть глаз, ей мешал душный перегар и храп, а в голове до сих пор звучал голос Головко, сотрясающий стены. Утром она сидела на кухне с чашкой кофе, погруженная в свои не очень весёлые мысли, когда в дверях нарисовался Иван Демидович. К положительному фактору можно было отнести то, что он всё же принял душ, а к отрицательному — что не оделся, а всего лишь обмотал чре ела полотенцем и в таком виде предстал перед хозяйкой дома.
— Доброе утро, фея моих снов, — поприветствовал он Стефанию Сергеевну.
— Здравствуйте, — ответила фея сухо.
— Вы так смотрите на меня, строгая леди, словно удивлены, что я жив, — улыбнулся Иван Демидович. Его лицо, старое и отёкшее, сморщилось.
— Такой печальный конец был бы весьма логичен, — ответила Стефания Сергеевна и добавила: — Чего изволите? Сразу предупрежу — минеральной воды, куриного бульона, рассола нет. Могу предложить чай и кофе.
— А вы оригиналка, — задумчиво посмотрел на нее Иван Демидович.
— Интересно, в чём выражается моя оригинальность? Вроде бы за собой не замечала. А вот вы…
— Понимаю вас, — Иван Демидович сел на табурет и положил ногу на ногу, обнажая бедро. — Курить у вас можно?
— Можно. Я и сама этим балуюсь иногда, когда сын не видит. Ругается, боится за мое здоровье, — протянула ему сигареты и зажигалку Стефания Сергеевна.
— Благодарю, даже не ожидал, — затянулся Иван Демидович. — И кофейку бы.
— Сердечко выдержит? — уточнила хозяйка.
— До этого выдерживало. А вот ваша красота сразила меня наповал.
— Неужели? Это где же вы так научились с дамами беседовать? — тонко улыбнулась Стефания Сергеевна, включая кофеварку и тоже закуривая.
— Это врождённое. Этому невозможно научиться, — пояснил Иван Демидович. — Я, так сказать, самородок.
— Вот как? Скромностью, как вижу, вы тоже не страдаете.
— А кому она нужна, эта скромность? Человек должен преподносить себя окружающим, так сказать, во всей красе. Тем более актёр. Можно молока? — несколько смутился он.
— Можно, — Стефания Сергеевна встала и подошла к холодильнику. — А вы актёр?
— Заслуженный.
— Вот как? И где же вы служите?
— В данный момент в детском театре.
— Бедные дети… — прошептала Стефания Сергеевна.
Но Головко ее не слышал, он наливал в кофе молоко. Он пригубил кофе и сказал:
— Жизнь, она штука опасная. Часто приводит к смерти.
— Ну, жизнь разная, — поправила причёску Стефания Сергеевна. — Но здесь я с вами согласна на сто процентов.
— Это точно, — рассмеялся Иван Демидович. — А вы все-таки сварили бы сыночку бульон или разыскали бы рассол. Я — старая гвардия, — выдержу и так. А вот вашему сыну, с непривычки употреблявшему дешёвую водку с дешёвым пивом, будет ой как плохо.
Стефания Сергеевна на секунду задумалась, вытащила из морозильника лёд в пакете и курицу, чтобы потом сварить бульон. Лёд она протянула Ивану Демидовичу.
— Положите на лоб, полегчает.
— Да? Большое спасибо, — Головко приложил лёд ко лбу и застонал. — Лицо с утра отекло. Лёд в этом деле помогает. Как вы догадались?
— Достаточно на вас посмотреть.
— Я вижу, вы курочку выложили. Не забудьте в бульончик перчика и лаврушечку кинуть.
— А я вижу, вы еще и кулинар?
— Приходится, один живу. — Он прикладывал пакет со льдом к лицу и тихонько постанывал.
— Что вас связывает с моим сыном? Где вы могли познакомиться?
— Не поверите! Мы любим одну женщину. Она нас и познакомила.
— Дайте догадаться… Уж не Яна ли это Цветкова? — спросила Стефания Сергеевна.
— Яна! Она! Вы ее тоже знаете? Так вот, она ко мне хорошо относится, в отличие от вас.
— Я к вам никак не отношусь, слава богу.
— Мы с вами еще подружимся, — не согласился Иван Демидович. — Пивко есть?
— Ну, вы и нахал. Есть, в холодильнике, — буркнула Стефания Сергеевна.
— Мартину дайте. А я пойду, загостевался я. Извините, если что не
