запроса Эса не просматривает ночные записи, которые автоматически стираются через неделю. Я не задал ему ни одного прямого вопроса, просто позволил ему говорить. Люди готовы отвечать, если ты спрашиваешь их, нужна ли им прибавка к зарплате. Все, что мне пришлось делать, это сидеть там и дышать ртом. В маленьком помещении стоял отчетливый запах серы, и, если бы я дышал через нос, меня бы наверняка вывернуло.
Мы ехали по извилистой асфальтовой дороге. Я не слышал звуков дорожного движения. Меня покачивало на поворотах, но двигались мы практически бесшумно. Я почувствовал, что машина замедлила ход, а под шинами захрустел гравий. Вскоре после этого мы остановились, и водитель заглушил мотор. А. К. выпустил мою руку. Его хватка была такой сильной, что у меня возникло ощущение, что я получил свою руку назад, ненадолго ее кому-то одолжив. Двери машины открылись и закрылись, а затем кто-то распахнул дверцу слева от меня.
— Выходи, — сказал Игуана.
Я выбрался из внедорожника. Мне помогли, схватив меня за плечо. Вначале я шел по гравию, который вскоре сменился чем-то более плотным. Мы сделали несколько резких поворотов, а затем остановились. В нос ударили другие запахи, но я не мог бы сказать, чем конкретно пахло. А. К. сорвал с моих глаз повязку.
Мы находились в старом сарае.
Я поморгал, привыкая к свету. Игуана и А. К. стояли у меня за спиной. Помещение было просторным и высоким; под ногами — цементный пол, стены обиты досками. Под потолком виднелись длинные прочные балки, с которых свисали лампы, освещая множество машин и механизмов, от тракторов до снегоочистителей. Я заметил кучи мусора, но свет был слишком слабым, чтобы разглядеть, что это за мусор. Мое внимание привлекли странные, какие-то полупридушенные звуки: их издавал стоящий слева от меня мужчина.
Его шею обхватывала веревка. Вторым концом она поднималась к одной из балок, откуда, натянутая туго, как струна, по диагонали спускалась вниз, привязанная к квадроциклу, припаркованному метрах в десяти. Мужчина стоял на обрубке полена, балансируя на его вершине. Сохранять равновесие ему явно давалось с трудом, и тому было, как минимум, три причины. У него на шее затягивалась удавка; полено стояло криво и неустойчиво; руки у мужчины были стянуты за спиной. На вид он был старше меня, среднего телосложения, с белокурыми волосами. Он был одет в голубую рубашку «поло» и светло-коричневые брюки; на ногах — коричневые кожаные ботинки. Лицо — ярко-красного цвета, что было вполне ожидаемо. Сказать, что дела у него шли неважно, значит, ничего не сказать.
До меня наконец дошло, что мое собственное положение ненамного надежнее. Я напросился на эту встречу и с самого начала понимал, что она состоится на их условиях, кем бы эти они ни были. Но если у них такие условия…
Я услышал звук шагов. Миг спустя из полутьмы выступили темно-зеленые сапоги; их обладатель направлялся к нам решительной поступью. Над сапогами нарисовалась фигура человека. Я прикинул: сапоги были, как минимум, пятидесятого размера. На человеке был черный рабочий комбинезон и красно-черная фланелевая рубашка. Последним я увидел лицо. Верхняя его часть состояла из прямых углов, нижняя — из острых, а все вместе напоминало старинную лопату, на которую кто-то натянул кожу. На поверхности лопаты имелась пара глаз. Выражение лица не выглядело особенно радостным. Здоровяк прошел мимо балансирующего на полене мужчины, не бросив в его сторону даже беглого взгляда. Он остановился возле меня, и я подумал, что по сравнению с ним даже я кажусь невысоким. Мужчина на полене издал хрип, и здоровяк чуть повернул к нему голову, но тут же вернулся ко мне.
— Мы тут обсуждали кое-что… — бъяснил он спокойным низким голосом.
— Ясно, — сказал я.
— Не отвлекайтесь на него.
— Не буду.
— У вас есть предложение.
— Да, — сказал я. — Я произвел расчеты.
В этот момент я услышал зловещий скрип деревяшки по цементному полу.
— Как много времени в моем распоряжении? — спросил я. — Прежде чем я изложу суть своей идеи, мне придется кое-что объяснить.
Здоровяк внимательно меня слушал — во всяком случае именно так я истолковал отсутствие какой-либо мимики на его лице.
— Итак, — сказал я. — Получается, что вместе с компанией я унаследовал не только ее значительные долги, но и долги моего брата перед вами. Кроме того, вы, насколько я понимаю, привыкли действовать в экономике наличности, но при этом ожидаете процентов со своих вкладов. Эти четыре проблемы — задолженность Парка приключений, неофициальные долги моего брата, сложности с наличностью и ваши ожидания получить с этих денег проценты — могут быть решены, если объединить их в одну.
Вроде бы здоровяк по-прежнему меня слушал. Я посмотрел на него. Слева от его головы мой взгляд уперся в качающегося на полене мужчину, что вызвало во мне горячее желание смотреть куда угодно еще, но только не туда. Я заметил, что снаружи не доносилось ни звука. Тем не менее, дощатые стены сарая отнюдь не были звуконепроницаемыми. Очевидно, это строение располагалось вдали от дорог и от любого человеческого жилья. Кричи сколько хочешь — ни до кого не докричишься.
— Решение возможно только через Парк приключений, — сказал я.
Здоровяк обернулся к Игуане и снова перевел взгляд на меня:
— Отмывание денег?
— Мне не нравится рассуждать в таких терминах, — ответил я. — К тому же, господин… э-э… то, что вы можете счесть отмыванием денег…
— Зови меня просто Юни.
— Я Хенри.
— Знаю.
Разумеется, он знал.
— То, что ты, Юни, подразумеваешь под отмыванием денег, для меня — вопрос продаж. И это только начало. Первая стадия: я продаю тебе билеты.
— Билеты?
— Входные билеты в Парк приключений. Для начала пятьдесят тысяч.
До меня донесся смех. Смеялся Игуана. Отрывисто. Издевательски. У такого смеха всего одна цель: подчеркнуть чью-то глупость. Но Здоровяк не смеялся.
— Этот реально хренов шутник… — одал голос Игуана, но Здоровяк — или Юни, если это было его настоящее имя — окинул его таким взглядом, что тот мгновенно умолк.
— Я продам тебе входные билеты с хорошей скидкой, по десять евро каждый. В стоимость входит «пончик дня» в нашем кафе.
Про пончик я упомянул, чтобы разрядить обстановку, но, похоже, мой прием не сработал.
— В любом случае, — продолжил я, — эти билеты представляют собой вливание в бюджет Парка пятисот тысяч евро. Иначе говоря,
