гонку.
На середине дороги Эзра очнулся: а как же кофе? Совсем остынет, да и мята станет обычной мятой / а не любимой горячей мятой.
Эзра стремительно, не сбавляя шаг, подносит стакан к губам.
Вот обычный вторник, когда Яков Ландау снова опаздывает на работу. Только на этот раз, возможно в последний раз / конкретно на эту работу.
У Якова полторы минуты. Полторы минуты до выговора, ещё и стакан безумно горячий. Что там такое вообще, в этом стакане / вулкан? горящие сроки по всем его проектам? /
Яков смотрит на часы, на стакан, снова на часы. Придётся пить кофе в офисе. Надо бы ускориться.
Яков ускоряется, все также уставившись в часы. Как будто стрелка от этого перестанет опережать его.
Вот обычный вторник, когда Эстер Розенталь забыла выключить звук на телефоне и испугалась внепланового звонка собственной дочери.
Эстер вытерла липкие от орехового сиропа руки о фартук и побежала к телефону. Надо же, дочери просто показалось, что она забыла закрыть входную дверь. Ох уже эти дети / эти дети вам не космос и не химический элемент, а целый ряд переживаний.
Эзра не успевает глотнуть кофе, потому что стакан в один миг вылетает из его руки и падает на землю, а вслед за ним и сам Эзра. Он лежит в черной луже. В черной луже, отвратительно пахнущей орехом / целой кучей орехов, ореховой рощей с ореховыми деревьями.
Толкнувший и не заметивший этого Яков резко разворачивается, от неожиданности обливается черным кипятком. Черным кипятком, резко отдающим мятой / как будто целый куст мяты вырвали и посадили в кофейном стакане.
Яков подбегает к Эзре и пытается его поднять. Эзра смотрит на толкнувшего и вместе с тем спасшего его от ореховой смерти Якова. Он хватает протянутую руку и поднимается.
Вот так в один обычный вторник Эзра Яффе мог умереть, и даже его невероятный нюх оказался бессилен.