«Да. Это не то…»
Но в чем же тогда суть этого дискомфорта?
Никакого хоть сколько-нибудь определенного ответа Каэдэ дать не могла.
3
От станции Гумёдзи еще пятнадцать минут тряски в автобусе.
К возвращению Каэдэ домой, в квартиру с единственной комнатой в многоквартирном доме, доставили и книгу. Это было собрание статей известного поклонника детективов Сэтогавы Такэси. В выходных данных указывалась дата первого издания – 1 апреля 1998 года. Если Каэдэ не подводила память, Сэтогава-сан умер еще молодым, в возрасте чуть за пятьдесят. Так что эта книга была не чем иным, как посмертной публикацией автора.
С малых лет находясь под влиянием деда, Каэдэ буквально помешалась на детективах, и когда романов ей стало мало, взяла у деда с полки сборник статей Сэтогавы Такэси и стала читать.
И не столько удивилась, сколько испытала потрясение.
Автор предлагал для обсуждения всевозможные произведения, рассматривал их притягательность с точки зрения самобытности и естественности, и его статьи порой – нет, почти без исключения – оказывались увлекательнее сюжета книг, о которых рассказывали. Так, для тематического сборника «Паломничество к шедеврам» он выделил у большой тройки мастеров канонического детектива – Эллери Куина, Агаты Кристи и Диксона Карра – наиболее показательные произведения и подверг их всесторонней критике, задаваясь в том числе вопросом: «А такой ли уж это шедевр?». Его рассуждения выглядели более логично и увлекательно, чем сюжеты самих книг, к приведенным доводам придраться было невозможно, но независимо от того, знал об этом сам Сэтогава-сан или нет, переполняющая его любовь к этим книгам проступала между строк, приятно согревая Каэдэ всякий раз во время чтения.
Божеством, которое привило Каэдэ любовь к зарубежному классическому детективу, был он.
«Сэтогава Такэси».
Этого имени, произнесенного мысленно, хватило, чтобы у Каэдэ дрогнуло сердце.
В семидесятых годах молодой Сэтогава Такэси стоял во главе Детективного клуба Васэда – легендарного университетского общества, во множестве порождавшего авторов детективов и литературных критиков. В районе Нисивасэда, в кофейне «Мон шери», между студентами, состоявшими в Детективном клубе Васэда, изо дня в день разворачивались азартные обсуждения детективов, и в самой гуще этих событий неизменно находился Сэтогава Такэси с улыбкой на выразительном лице с густыми бровями.
По-видимому, и дед был одним из видных членов клуба Васэда.
С классическими детективами прекрасно сочетается кофе.
Ориентированная по вертикали вывеска кофейни, белым психоделическим шрифтом по красному гласящая: «Мон шери. Кофе экспертов», словно преграждала доступ всем посетителям, кроме экспертов, сведущих в детективах.
Вскипал шапкой пены кофе – насыщенный, с горчинкой, темный, как загадка, в которой не разглядишь дна. Облицованные желтым кафелем наружные стены наводили на мысли о «Тайне желтой комнаты» Леру. Из маленького театра на втором этаже доносились шаги актеров, как в «Странных шагах» у Честертона или «Наблюдателе на чердаке» у Рампо.
Теперь, когда кофейни «Мон шери» больше не было, не оставалось ничего другого, кроме как дать волю воображению. Заведение, где в роли рассказчиков выступали Сэтогава Такэси и дед, наверняка должно было излучать тепло и свет, подобно общежитию художников «Токивасо» в мире манги или Ляншаньбо в «Речных заводях».
«Послушать, как эти двое рассуждают о классических детективах… я бы не отказалась».
То, что знаменитой кофейни больше не существовало, лишь разжигало желание Каэдэ.
Увы, век «Мон шери» миновал. Зато имелась книга – вот эта.
Желание держать под рукой книгу, которую особенно любишь, возникает само собой. К тому же в доме у деда книги хранились бережно завернутыми в полупрозрачную кальку, в них не было ни единой загнутой страницы, поэтому Каэдэ стеснялась брать их почитать. По всем этим причинам она решила скупить все сборники статей Сэтогавы Такэси.
«Хорошо, что книга как новенькая. Даже бумажный поясок цел».
Каэдэ обрадовалась, увидев, что книга в хорошем состоянии. Если уж начистоту, ей как раз и хотелось, чтобы все книги любимого автора были новыми, никем еще не читанными. Но поскольку это посмертное издание больше не печатали, пришлось приобрести его в букинистическом интернет-магазине. И вот теперь произведения Сэтогавы Такэси были собраны полностью.
«Что же это за женщина двадцати семи лет от роду, если собирает такие коллекции?»
Чувствуя, как на лице сама собой возникает улыбка, Каэдэ принялась было пролистывать страницы, прижимая их большим пальцем.
И тут…
Четыре листочка бумаги выпали из книги и плавно опустились на ковер, словно листья гинкго.
«Хм. Это еще что такое?»
Каэдэ осторожно подняла четыре листочка и разложила их на столе. И задумалась, уставившись на эти прямоугольники разного размера.
«Для закладок великоваты. Но все же… Вряд ли они для заметок – слишком… мрачные».
Листочки оказались статьями, вырезанными из газет и журналов. И всеми этими статьями были некрологи, извещавшие о смерти Сэтогавы Такэси.
4
По случаю праздников Каэдэ впервые за три дня прошлась до Химонъя в районе Мэгуро пешком.
В тихом уголке жилого района близ святилища местного покровителя, бога войны Хатимана, приютился дедов дом – двухэтажный, деревянный и почти опустевший. Из-за ограды садика чисто символических размеров тянулись ветки сакуры и японской фатсии. Деревянная табличка на столбе садовой калитки содержала искусно выведенную тушью фамилию деда. Его почерк был знаком Каэдэ с детства.
Говорят, табличка с именем на дверях – лицо дома. Снаружи дом все еще имел солидный вид, и, возможно, по-прежнему исходившим от него ощущением значимости был обязан написанному хорошим почерком имени на табличке.
Но стоило войти в калитку, как возникало отчетливое чувство, что вспыхнувший было интерес к этому месту ослабевает. Раньше путь к входной двери указывали круглые камни, разбросанные там и сям, но с тех пор, как у деда обнаружили деменцию, их заменила бетонная дорожка с присущей ей безликостью.
Каэдэ повернула ручку двери в прихожей, с переделкой которой было решено повременить, и ей в нос сразу же ударил мыльный запах антибактериального спрея. «Это вы, госпожа помощница?» – чуть было не позвала Каэдэ, но тут же спохватилась. Потому что не заметила в прихожей чужой обуви. Видимо, приходящая помощница, ухаживающая за дедом, уже закончила уборку и стирку и ушла только что, буквально несколько минут назад.
По всему коридору вдоль стен были установлены новые поручни. Для передвижения по дому деду с его неуверенной походкой многочисленные поручни стали необходимыми.
Оформление субсидии на вспомогательные средства такого рода зачастую оказывается сложной и запутанной процедурой, отнимающей уйму времени. Так что фактически расходы, связанные с дедом, Каэдэ пришлось взять на себя.
Она прошла в гостиную, расположенную по коридору слева.
Случайно взглянув на почти утративший полировку центральный столб, подпиравший потолок, она увидела на нем несколько горизонтальных карандашных линий. Ими дед отмечал сначала рост матери Каэдэ, когда та была маленькой, а потом – своей единственной внучки. Цифры роста и дат рядом с линиями уже почти стерлись, но и они свидетельствовали о красоте дедова почерка. Однако при виде крепежной стойки поручней, словно вонзившейся в надписи и застрявшей в них, у Каэдэ защемило сердце.
Бросив взгляд в сторону окна, она увидела развешанные для просушки в комнате белые футболки.
«Ох, ну и рассеянная эта помощница».
В доме, где есть больной с ДТЛ, одежду в комнатах лучше не сушить: когда она висит для просушки, ее можно принять за человека. Особенно часто пациентам с ДТЛ «чистым холстом», на который накладываются яркие галлюцинации, служат белые футболки. Услышав, что по той же причине на глаза таким пациентам не стоит попадаться изображениям людей и семейным фотографиям, Каэдэ сразу же убрала поглубже в ящик комода снимки в рамках, стоявшие раньше на письменном столе.
