Но силы все-таки уходили. Да и ученики тоже… Окружающий мир стремительно «перестраивался», и в этом новом странном мире благородные рыцари оставались невостребованными. Юным парням и девчатам все реже хотелось менять уют «на риск и непомерный труд», они предпочитали офисы и банки, шикарные рестораны и ночные клубы… Секцию альпинизма в спортивной школе олимпийского резерва сначала перевели на самоокупаемость, а потом и вовсе прикрыли. Еще некоторое время Некрасова выручала мизерная ставка директора музея, которую он добавлял к такой же мизерной пенсии, но потом спортивное начальство решило, что она нужнее кому-то другому.
Жена, с которой было прожито тридцать трудных и радостных лет, умерла три года назад. Взрослая дочь жила теперь «за границей» – на Украине. Конечно, друзья и ученики не забывали почетного тренера и мастера спорта, но эти встречи были редки, как алмазы чистой воды, и так же ценны.
Единственное, чего нельзя было отнять у Петра Петровича, единственное, что не могло его предать ни при каких обстоятельствах, были его воспоминания. Он остался один в двух больших комнатах, заполненных книгами, обвешанных вымпелами, дипломами и почетными грамотами, уставленных кубками и памятными сувенирами. И всюду – на стенах, на книжных полках, в толстых альбомах – фотографии, фотографии, фотографии…
– Вы, конечно, узнали, Поля? Это Эльбрус! Красавец, правда? Помню, когда я его впервые увидел, мне захотелось петь. Это было в начале пятидесятых, я тогда еще совсем салагой был… А это Памир, пятьдесят седьмой год. Международная экспедиция, посвященная Московскому фестивалю молодежи и студентов. Какие люди рядом со мной, это же просто легенда! Смотрите: Анджей Залусски, знаменитый поляк – вот он, справа… Андерсен, швед. Он погиб два года спустя в Альпах. Вот этот бородатый красавец – Володя Платов: он потом свою школу создал в Сибири, вы, разумеется, об этом слышали. Ваня Чавчанидзе, Сережа Лузик… Какое славное время было, Поленька! Помните начало шестидесятых?… Ах, конечно же, вы не помните, вас тогда еще и на свете не было!
Я делала вид, что слышала, и узнаю, и даже все помню. Мне не хотелось разочаровывать этого славного старика. Довольно уже и того, что я его бессовестно обманываю! «Легенда», которая была у меня заготовлена заранее, не отличалась оригинальностью: я представилась внештатным корреспондентом одной из местных газет. Внештатным корреспондентам обычно верят на слово, а потому меньше риска засыпаться. Но в случае с Петром Петровичем я могла назваться хоть главным редактором толстого журнала, не опасаясь, что он спросит у меня служебное удостоверение. Этому последнему рыцарю «ордена Синей Горы», похоже, не приходило в голову, что кто-то может его обмануть.
Когда краткая обзорная экскурсия по «домашнему музею» была закончена, и выпит ароматный чай на травах собственного сбора с абрикосовым вареньем собственного же производства, наступила очередь альбомов. Разумеется, это я настояла на том, чтобы посмотреть фотографии – надеюсь, не слишком нахально. Честно говоря, ученики Петра Петровича интересовали меня в первую очередь.
Я не уставала поражаться: старик помнил все имена, фамилии, даты, любопытные подробности… А ведь через его жизнь прошли не десятки – сотни людей! Может быть, даже тысячи… Я напрягала глаза до боли, вглядываясь в их потускневшие от времени улыбки, хранящиеся только в этом старом альбоме, в их жесты, остановленные объективом фотографов… Я искала среди этих десятков и сотен людей знакомые лица. И действительно, у нас с Петром Петровичем нашлось несколько общих знакомых. Но увы: не те, кто был мне нужен!
Тогда, улучив удобный момент, я спросила старого спортсмена об Андрее Старостине: мол, не знает ли он такого? И мысленно поздравила себя с первым успехом, увидев, как потеплели глаза Некрасова.
– Вы имеете в виду того молодого человека, который недавно таинственным образом исчез? Я узнал об этом из газет. Большое несчастье для семьи, очень большое! Да, я с ним знаком. И даже довольно близко, хотя и не так давно. А вы его тоже знаете?
Я ответила уклончиво.
– Видите ли, у меня этот парень не занимался, – продолжал старик. – Он хоть и из Тарасова родом, но детство и юность провел где-то на Урале. А сюда вернулся уже зрелым человеком. Как-то, лет шесть назад – еще Мария Павловна была жива, – его привел ко мне один из моих бывших «рыцарей», Боря Зацепин. Андрей тогда сказал, что он сам напросился в гости: хотел познакомиться со «знаменитым Некрасовым» – это были его слова. Ерунда какая… Мне он показался довольно славным мальчиком, порядочным, неглупым. Хотя и – как бы это выразиться? – с несколько упрощенными взглядами на жизнь. Вы меня понимаете, Поля?
Я кивнула: эта оценка совпадала с моими собственными представлениями о Дрюне – царство ему небесное! Жаль только, что они сложились у меня уже после смерти бедняги…
– В общем, Старостин мне понравился. Я даже, помнится, высказал сомнения, что у такого честного парня что-то получится с бизнесом: он тогда только собирался им заняться. Но, как видно, я ошибся… Андрей тогда спросил, можно ли ему будет зайти как-нибудь еще, и я не возражал. Он собирался вернуться к тренировкам, только ничем серьезным это, к сожалению, не кончилось. Он действительно приходил несколько раз, иногда с моими ребятами, иногда один. Обязательно приносил всякие деликатесы, выпивку, закуску… Зря, конечно, он это делал, абсолютно зря! Я это к тому говорю, что жадным Андрей никогда не был, это уж точно. Потом он здорово мне помог… Мария Павловна уже болела, ей требовалось дорогое лечение, и наши скромные сбережения растаяли очень быстро. Так Андрей чуть ли не силой навязал нам помощь: проявил такую изобретательность, что у меня просто не хватило духу отказаться. Я ему очень благодарен, очень…
Старик немного помолчал, поглаживая сухой ладонью шершавые листы альбома со старыми пожелтевшими карточками, вставленными в уголки. Его седая голова слегка покачивалась в такт воспоминаниям, а глаза смотрели сквозь меня – в прошлое.
– Вот как бывает, Поля. Всю жизнь вокруг меня были люди – близкие люди, родные по духу. А когда навалились старость и беды, руку помощи протянул едва знакомый человек. Практически чужой… Потом жена умерла. Андрей опять помог – уже с похоронами. А спустя еще некоторое время перечислил денег на музей – причем довольно крупную сумму, я не мог и рассчитывать! Дела у его фирмы шли очень неплохо. Правда, когда деньги поступили, в музее уже был новый директор. Он обещал реконструкцию, расширение экспозиции, обновление фондов – много чего обещал… О чем это я?… Ах да: Андрей Старостин. Мы с ним абсолютно разные люди, Поля: возраст и прочее – вы меня понимаете. Наши дороги пересеклись совершенно случайно, но я об этом нисколько не жалею. Думаю, Старостин тоже. Он меня не забывает, часто звонит. Вот только последние месяца два не объявлялся: замотался, наверное…
Петр Петрович неожиданно встрепенулся.
– А почему вы спросили об Андрее, Поля? Есть какие-нибудь новости?
– Новости? Н-нет… Нет, Петр Петрович, никаких новостей. Просто я тоже знала Старостина, совсем немного…
У меня не хватило духу сказать старику правду. Пусть он узнает не от меня! Да и потом, мне тоже пока ничего не известно: откуда бы?! Тело нашли только вчера вечером, в газетах об этом еще ничего не было, а к милиции я не имею ну никакого отношения…
– Пожалуйста, не говорите про Андрюшу в прошедшем времени, Поля. Мы не должны терять надежды! Хорошие люди не должны умирать: это несправедливо. Очень несправедливо! А Андрюша Старостин – хороший человек. Хотя это, извините меня, большая редкость, при его-то профессии… Я верю, что мы с ним еще увидимся, и что в этом альбоме, – Петр Петрович похлопал по твердой картонной странице, – в этом альбоме еще появится его фотография, надписанная мне на добрую память.
Я далеко не сентиментальный человек, но, честное слово, в горле у меня застрял комок…
Радушный хозяин – тоже заметно погрустневший, хотя и старавшийся казаться бодрым, – перевернул несколько листов своей фотореликвии, поясняя снимки какими-то малосущественными замечаниями. Внезапно Петр Петрович застыл с протянутой рукой. Весь его вид выражал крайнее недоумение.
– Что такое?! Ничего не понимаю…
Я сразу сообразила, о чем он говорит: на страничке альбома наблюдался явный непорядок. Все фотографии были вроде бы на месте; однако в нижнем правом углу из-под пожелтевшего группового снимка выглядывала яркая полоска темно-синего невыцветшего картона. Было совершенно очевидно, что это место еще недавно закрывала какая-то другая фотография, находившаяся здесь не один год. Причем меняли карточки наспех, не подобрав по размеру: новая была заправлена в прорези страницы только двумя уголками.
