Ознакомительная версия.
– Я не могу вам об этом сказать, и мне нужно уйти прямо сейчас.
– Или ты говоришь мне причину, или разговор закончен.
– Понимаете, – замялась я, – мне нужно ухаживать за мамой.
– Что с ней? Она больна?
Не то чтобы я суеверна, но вешать на мамочку мнимую болезнь не хотелось.
– Нет, она не больна, но уход необходим.
– В связи с чем? – терпеливо спросил Воронцов, допивая коньяк.
– Она у меня неадекватная, – подобрала я нужное слово, – и потом, я так мало о ней забочусь, мне просто необходимо побыть с ней несколько дней.
Я не стала добавлять, что если проведу пару дней со своей мамой, то потом мне придется брать полноценный отпуск и приходить в себя.
– Так, – вздохнул Воронцов, – эта причина не пройдет, давай другую.
– Мне надо уйти, и точка! И очень важно сделать это сию же секунду, – я встала, считая вопрос решенным.
– Если уйдешь, ты уволена, – улыбаясь, сказал Виктор Иванович.
Я понимала, что он блефует, но без его разрешения все равно бы не решилась исчезнуть на несколько дней.
– Я жду правды… – улыбаясь, сказал Виктор Иванович.
– Хорошо, – я уже злилась, – я беременна, и мне надо сейчас же на УЗИ!
Тень пролетела по лицу Воронцова. Он смотрел в мои глаза, я смотрела в его.
Как там мой посох… Корни уже пьют воду, но листья еще не переливаются на солнце.
– И от кого же ты беременна, позволь узнать? – повышая голос, спросил Воронцов.
– От вас, от кого же еще! – заорала я.
– Насколько я помню, между нами не было ничего, что приводит к деторождению, так что остается только выяснить, каким способом это произошло!
Передо мной промелькнула Солька, скромная учительница ботаники, которая вот уже столько лет пыхтит в школьной оранжерее над какими-то клубнями и лютиками, которая на своих уроках снимает осторожно пленочку с луковицы, сует ее в микроскоп и пытается объяснить чумазым подросткам, что даже в этой пленочке есть жизнь…
– Опылением, – ответила я, отходя к двери на всякий случай.
Воронцов посмотрел на меня серьезно и сказал:
– Ты будешь моей секретаршей пожизненно: веришь, я без тебя уже жить не могу.
– Верю, только отпустите до понедельника, о, молю вас! Давайте, как в сказке про аленький цветочек: вы меня отпустите, а я потом вернусь и сделаю из вас человека.
В этот момент дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге появилась чета Потугиных. Вера Павловна, подбоченясь, сделала решительный шаг вперед, и, так как меня частично скрывал шкаф, она уставилась на Воронцова.
В такие минуты положено вспоминать всю свою жизнь, и я начала: помню, как порвала портфель, съезжая на нем с горки, помню, как мы с Солькой подожгли стул на уроке музыки, помню, как подралась с физруком, как влюбилась в парня из моего подъезда, как…
– Что вам угодно? – раздался властный голос Виктора Ивановича.
– Я хотела бы видеть Селезнева Валентина Петровича, – потребовала Вера Павловна.
Макар Семенович занял устойчивую позицию слева от жены и в подтверждение ее слов закивал.
Да, я знаю, что предательски побледнела, что закусила губу и зажмурилась, я знаю, что Воронцов метнул взгляд в мою сторону, я знаю, что пропала…
– К сожалению, вы не можете встретиться с ним, – холодно сказал Воронцов.
– Почему же? – зло спросила Вера Павловна.
– Я думаю, вам стоит представиться, прежде чем наш разговор продолжится. Меня зовут Воронцов Виктор Иванович, я – исполняющий обязанности генерального директора в этой фирме, а кто вы?
Потугины явно оказались в замешательстве.
– Но директором здесь был Селезнев… – забормотала Вера Павловна. – Он… уволился?
– Я жду, когда вы представитесь, – терпеливо сказал Воронцов.
Потугины явно не знали, что делать. Вера Павловна сделала шаг назад, готовясь, видно, к отступлению, и тут она увидела меня. Лицо ее видоизменилось не в лучшую сторону: рот приоткрылся, глаза округлились, подбородок куда-то провалился, а кончик носа задергался.
Воронцов спокойно смотрел на происходящее и делал выводы. Я уверена, что он просто непрерывно делал эти самые проклятущие выводы!
– Аня… – тихо пробормотала Вера Павловна.
Ну что оставалось делать, только зажигать!
– Вера Павловна! Это вы! Вот так встреча, – начала я, радушно раскидывая руки в стороны и наступая на растерявшуюся женщину.
Стоп-краны вырваны с корнем, я мчусь со скоростью триста километров в час, меня уже не остановить.
– Так рада вас видеть, а то все дела, заботы, никогда не хватает времени для друзей и просто хороших знакомых! Вы здесь какими судьбами? Я вам все сейчас покажу, я же здесь работаю, – возбужденно затараторила я. – У нас и торговый зал есть, и склад, вы когда последний раз были на складе? О! Это очень интересно, школьные экскурсии никогда не дают нужного объема информации, пойдемте, пойдемте…
Бедный Тусик вцепился в свою супругу и вообще не понимал, что происходит.
– Да мы, собственно, по делу… – забормотала растерявшаяся Вера Павловна. – Нам Селезнева повидать…
– Валентина Петровича? Так это невозможно, – прижимая руку к сердцу и всем своим видом сочувствуя своим соседям, сказала я, – он, как бы это сказать… теперь здесь не работает…
Воронцов молча следил за происходящим.
– А где он работает? – подал голос Макар Семенович.
– А он нигде не работает, он умер, не жив, то есть. Вот здесь, – я ткнула в пол, – лежал вот так…
Я раскинула руки, закатила глаза и для пущей наглядности свесила изо рта язык.
– Как – так?! – повышая голос, спросила Вера Павловна.
– Так не по своей же воле, – пожала я плечами. – Идет следствие… Милиция вечно здесь толчется, всем повестки выдают, и…
– Мы, наверное, пойдем, – сказала Вера Павловна, – мы же на минутку только и зашли…
– Подождите, – остановил их Воронцов, – Валентин Петрович был моим родственником, и я хотел бы знать, кем вы ему приходитесь?
– А мы знакомые, просто знакомые, – сказала Вера Павловна, пятясь к двери, – а ты, значит, Анечка, здесь работаешь?
– Ага, – кивнула я, пытаясь вспомнить какую-нибудь молитву.
Потугины выскочили за дверь, а Воронцов взял мобильник и, набрав номер, заговорил:
– Стас, сейчас выйдут двое, она – такая полная, неуклюжая, с ужасным пучком на голове, он – лысый, неприметный. Проследи за ними: куда пойдут и где живут.
Воронцов бросил телефон на стол и, посмотрев на меня, спросил:
– Я так понимаю: отгулы тебе больше не нужны?
Мы отправляемся в мое родовое гнездо, где хранительницей музейных экспонатов по-прежнему является моя мама
– Я бросаю курить, – сказала я, выкидывая недокуренную сигарету в окно Альжбеткиной машины.
– Это отчего так? – поинтересовалась Солька.
– У меня такое чувство последнее время, – ответила я, – что я стою в длинной очереди за раковыми опухолями.
– Тьфу на тебя, дура, – Солька отвернулась к окну.
– А мама твоя знает, что мы приедем? – поинтересовалась Альжбетка.
– Ты что, хочешь, чтобы она забила дверь гвоздями? – удивилась я.
– Неправда, – вступилась за мою мама Солька, – Мария Андреевна всегда рада, когда мы к ней приезжаем.
– Потому что редко приезжаем, поэтому и рада, – отбилась я.
– Твоя мама – очень интересная и внимательная женщина, немного требовательная, но все матери такие…
– Раз ты ее так любишь, вот и будешь с ней общаться, пока мы с Альжбеткой поищем отмычки.
– Да, кстати, – спохватилась Солька, – а ты узнала, где у Селезнева гараж?
– Это было не так уж и трудно: позвонила ему домой, представилась сотрудником милиции и гнусавым голосом спросила все, что хотела.
Солька медленно повернула голову в мою сторону.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Некогда мне было там бумагами трясти: Потугины эти своим появлением довели меня до нервного срыва, Воронцов мне явно не доверяет, вот и приходится идти напролом. Сказала, что нам необходимо хотя бы приблизительно знать размер его благосостояния… Да жене его вообще все равно было, о чем у нее спрашивают, она назвала адрес и трубку положила. Плевала она, по-моему, и на мужа умершего, и на милицию.
– С Потугиными забавно получилось, – сказала Солька, вспоминая мой рассказ.
– Забавно ей! Ты бы видела меня, когда они дверь открыли, я просто с жизнью простилась.
– Они ведь тоже удивились, когда тебя увидели, – сказала Альжбетка. – Интересно, о чем они теперь думают и что намерены делать?
Ознакомительная версия.
