– Пойдемте, Иван Павлович, – коротко бросил Максим Иванович.
Оказавшись в крохотном кабинетике, я поинтересовался:
– Я могу идти или посадите за решетку?
Воронов поморщился:
– Ну зачем вы так? Давайте пропуск.
Он подписал бумажку, потом постучал ручкой по столу и осведомился:
– Торопитесь?
– Не очень.
– Может, тогда еще кофейку?
– Спасибо.
Максим Иванович вновь произвел магические действия над кружками, насыпая туда сначала коричневые, а потом белые гранулы. Когда дымящаяся жидкость слегка остыла, майор наконец произнес:
– Иван Павлович, не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное мнение, будто мы подозреваем вас в убийстве Королевой.
– В убийстве? – изумился я. – Но говорили, будто она захлебнулась в ванне, пьяная.
– Кто говорил? – быстро отреагировал следователь.
– Моя хозяйка, Элеонора, – отбил я мяч.
Максим Иванович помешал ложечкой кофе и продолжил:
– В свете того, что погибла Маргарита Родионова, смерть ее ближайшей подруги Королевой очень настораживает, а если учесть, что буквально следом отошли в мир иной Наталья Потапова и Анатолий Ремизов, то…
Он замолчал. Я ждал.
– То, – продолжал майор, – история начинает становиться очень и очень нехорошей.
– Вы хотите сделать из меня серийного убийцу?
– Вот что, Иван Павлович, – покраснел Воронов, – я навел о вас тщательные справки. И хочу доложить, что все, абсолютно все, говорили о господине Подушкине только хорошо, подчеркивая, что он очень интеллигентный, мягкий, а главное, на удивление честный человек. Еще отмечают вашу незлобивость, несовременность и незаурядный поэтический дар.
– Зачем вы все это мне рассказываете?
Максим Иванович вытащил сигареты и с чувством произнес:
– Никто не думал подозревать вас в убийстве. В тот момент, когда неизвестный звонил в милицию, Королева была мертва уже почти сутки…
– Ну и что?
– Иван Павлович, – вкрадчиво произнес майор, – поймите, такая личность, как вы, не приспособлена для борьбы с преступностью. Понимаю, что вы, решив отомстить за смерть внучки своей хозяйки, кинулись искать убийцу самостоятельно, но абсолютно зря. Каждый хорош на своем профессиональном поле. Я, например, никакой другой рифмы, кроме «кровь – любовь», придумать не могу.
– К чему вы ведете?
На лице Воронова появилась легкая краснота.
– А к тому, что вам лучше слагать вирши. Я же не лезу в Пушкины? Вот и вы оставьте поиск убийцы профессионалам. И, пожалуйста, расскажите мне все, что вам удалось раскопать. Ей-богу, окажете неоценимую помощь следствию.
Я начал медленно вытаскивать сигареты. Ага, понятно. Сначала думал вытрясти из меня нужные сведения, припугнув: мол, опознали тебя, теперь рассказывай, а когда номер не вышел, запел соловьем. Ну уж нет, голубчик, я, между прочим, вплотную подобрался к разгадке абсолютно сам. Мне не потребовались никакие советчики. Я точно знаю теперь, что Раиса Яковлева решила выдать себя за Риту, вот только не понимаю, почему она придумала эту штуку, какую выгоду получила. И еще неясно, кто же погиб в тот день на шоссе: Рита или Рая? До сегодняшнего дня я, не колеблясь, мог ответить на этот вопрос, но теперь меня обуревают сомнения. Шедшая по дороге девушка кричала: «Привет, Вава».
Я, ожидавший Риту, естественно, ничего не заподозрил. Труп в морге никто не опознавал, да и никакой необходимости в неприятной процедуре не было, несчастье-то произошло у меня на глазах, сомнений личность убитой не вызывала. В день похорон нам выдали раскрашенное тело, честно говоря, только приблизительно похожее на Риту, но ведь смерть порой меняет внешность так сильно, что дети не узнают родителей… Так кто лежит на кладбище в ожидании шикарного памятника: Рита или Рая? Зачем был придуман обман, кем?
Внезапно в голову пришла еще одна, совсем уж странная мысль: до чего же это увлекательное занятие, ловля преступника. Тут требуются ум, наблюдательность, сообразительность, актерское мастерство… ей-богу, работа детектива намного веселей, чем нудные обязанности исполнительного секретаря благотворительного фонда «Милосердие»… Я сам найду убийцу.
– Ну так как, Иван Павлович? – тихо спросил Воронов. – Вижу, вы решились.
Я посмотрел на следователя. А он неплохой физиономист. Максим Иванович прав, я решился, только вовсе не на то, на что он рассчитывает.
Вздохнув, я развел руками.
– Ума не приложу, о чем вы? Поиск убийцы! Человек, столь далекий от криминального мира, как я, вам, наверное, еще не встречался. Понимаю, что сейчас насмешу, но я перехожу улицу только на красный свет и, как вы верно заметили, живу в своем, иллюзорном мире, который имеет мало общего с окружающей действительностью. Вы ошибаетесь, принимаете меня за другого.
– Улицу следует переходить на зеленый свет, – тихо сказал следователь.
– Естественно, – удивился я.
– А вы только что обронили: иду на красный свет.
– Я оговорился.
– Дедушка Фрейд учил нас, что случайных оговорок не бывает, – медленно протянул Воронов.
– Извините, мне пора, – вежливо, но твердо заявил я.
– Да, конечно, – ответил следователь и протянул мне пропуск.
Я взял бумажку и пошел к двери.
– Иван Павлович, – окликнул Максим Иванович, – знаете, я долгие годы был фанатом вашего отца, просто зачитывался его романами.
– Очень приятно это слышать.
– Прошу вас как сына моего любимого писателя, если почувствуете себя крысой, загнанной в угол, позвоните, тут все телефоны: рабочий, домашний, мобильный. Поверьте, я могу стать хорошим другом.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся я.
– Поэтому, – спокойно продолжил Воронов, – звоните смело, всегда приду на помощь.
– Спасибо, – ответил я и ушел.
К Николетте я опаздывал, часы уже показывали пять, когда я вышел из монументального здания на Петровке, поэтому не поехал домой переодеваться, а явился к матери прямо в джинсах и ярко-синем пуловере.
– Вы к кому? – крикнула Тася.
– Открывай, не бойся.
Домработница загремела замками и потом растерянно произнесла:
– Ванюша?! Чегой-то ты с собой сделал?
– Постригся, – спокойно ответил я. – А что, плохо?
– Не-ет, – протянула Таисия, – просто непривычно, помолодел, похорошел, прямо узнать нельзя.
Это верно, торговка из книжного ларька меня и не узнала.
– Интересно, – продолжала Тася, вешая мою дубленку, – что Николетта скажет…
Не успела она договорить, как в прихожую вылетела мать. В какую-то секунду мне показалось, что в доме начался пожар, и в холл вырвался язык пламени. Сегодня матушка была облачена в пронзительно-красное платье, удивительно подходившее к ее светлой коже и русым волосам. Несмотря на возраст, а вы, зная, что мне исполнилось сорок, легко подсчитаете, сколько лет Николетте, маменька сохранила тонкую, просто осиную талию, прямую спину и сверкающий взгляд. Те, кто видит ее впервые, искренне уверены, что имеют дело с молодой женщиной. Она смело обнажает руки и шею, которые после нескольких подтяжек выглядят превосходно, да и с лицом у нее полный порядок. Впрочем, безалаберная во многих вещах, Николетта, когда дело доходит до внешности, проявляет просто настоящую самоотверженность. Лет двадцать назад маменька вдруг поняла, что начинает раздаваться в боках. Мигом со стола исчезли масло, хлеб, сахар, конфеты. Ни разу больше я не видел, чтобы она разворачивала шоколадку, лакомилась обожаемыми взбитыми сливками или угощалась сладкими булочками.
И еще она носит каблуки, заразительно смеется, водит машину… Никогда, даже в шутку, я не слышал от нее фразы типа: «Ну, я пожилая дама…»
Нет, Николетта произносила совсем иное: «В моем возрасте, когда большая часть жизни еще впереди, можно позволить себе быть слегка неразумной».
– Вы ко мне? – распахнула бездонные глаза Николетта.
– Ты не узнаешь сына? – хмыкнул я.
Маменька разинула рот, потом взвизгнула:
– Вава!!! Что ты с собой сделал!!!
– Постригся, тебе не нравится?
– Отвратительно, – закричала Николетта, – ужасно! Уродство! Ты стал похож на этих мерзких парней из фильмов про мафию!
– А мне кажется, что хорошо, – меланхолично вступила в беседу Тася. – Ваня теперь на тридцать с небольшим глядится, видно, какой молодой, а с длинными волосьями просто стариком казался, дедом, ей-богу!
– Много ты понимаешь, – заорала было Николетта, но, внезапно, прикусив язык, закончила: – Вообще, верно. Как ни странно, но эта абсолютно уродская прическа тебя и впрямь делает юношей.
Ага, значит, Николетта сообразила, что взрослый сын, выглядящий как дедушка, ей совершенно ни к чему, и дала задний ход. Я уже было решил, что отделался малой кровью, но тут маменька переместила свой взор с моего лица на фигуру и прошипела:
– Вава!!! Ты! В джинсах!!! Почему не в смокинге?
– Извини, говорил же, что измазал лацканы.
