— А если он откажется? Извините, мол, но я с супругой, а она не любит, когда я общаюсь с агентами КГБ. Даже если это дамы приятной наружности. И даже в кафе «Дольфус».
— Он не откажется, — Витяня ухмыльнулся. — Жена в Боготе, любовница в Сан-Диего, еще штук десять телок разбросано по всей Латинской Америке… Так что — не откажется.
— Ну, хорошо. Пошли мы с ним в «Дольфус». Дальше?
— Все по плану: передаешь рукопись, благодаришь за встречу и скромненько возвращаешься в Зал конгрессов. А дальше — уже наши проблемы.
— И все, Витя?
— Курт.
— И все, Курт, чтоб ты сдох?
— А что еще?
— Я первая спросила!
— Да, Валентина, все. На этом твоя миссия заканчивается и ты можешь спокойно лететь в Москву.
— Господи, Мишин, как бы я хотела верить тебе!
— А ты верь, девушка, не обманешься.
— Я пошла.
Мишин встал и галантно взялся за спинку моего кресла.
— Я провожу тебя.
— Ой, ну не строй из себя Гескина, ладно! Ты фальшив во всем, даже в хороших манерах.
— Только я могу терпеть твое хамство, — вздохнул Витяня. — И знаешь почему?
— Ну почему?
— Потому что в глубине души я тебя очень люблю, Мальцева. Так люблю, что, имей я на это санкции, пристрелил бы тебя в твоей собственной постели!
— Прорвало наконец, — улыбнулась я, хотя в тот момент мне было очень страшно. — Слушай, Курт, где я могу найти тебя в случае чего?
— Я сам найдусь, когда понадобится, — сказал Мишин, выводя меня в вестибюль «Плазы».
— Я серьезно, Витяня. Мало ли что…
Мишин что-то пробурчал, вытащил из кармана изящный блокнотик с золотым обрезом, потом полез в другой карман за ручкой…
— На, возьми мою, — я протянула своему школьному другу «паркер», который взяла в портпледе Гескина как память о несостоявшейся дружбе с британским бароном.
Мишин снял колпачок, написал мелким почерком несколько цифр и протянул мне:
— Только в крайнем случае, ясно?
— Ясно, — я сунула листок в сумку. — Может, ручку вернешь или по школьной привычке забудешь ее в своем кармане?
— Держи, жлобина! — Мишин отдал мне «паркер». — И чтобы все было в порядке, поняла?
— Яволь, камрад Мельцер!
— Ну иди…
…В номере я осторожно вытащила «паркер» из приготовленного специально для этой цели небольшого гигиенического пакетика с изображением пикантной дамы в одном лифчике и, ухватив ручку за нижнюю часть, внимательно оглядела серебряный колпачок, который еще вчера так изящно трансформировался в руках покойного Гескина в глушитель для пистолета. Даже такой дилетантке, как я, не составило особого труда разглядеть на хромированной поверхности колпачка отчетливые отпечатки большого и указательного пальцев свежеиспеченного Курта Мельцера.
— Ну, Витяня, дружок мой школьный, — пробормотала я, вытягиваясь на постели и засыпая, — кажется, теперь мне есть чем махнуться с тобой. Не глядя…
24
Москва. Лубянка. КГБ СССР
Ночь с 3 на 4 декабря 1977 года
— Как поживает наш подопечный, Матвей? — Андропов отправил в рот крупную виноградину и уставился в потолок кабинета, весь отдаваясь ее нежному вкусу.
— Я не уверен, что это наша самая удачная ставка, Юрий Владимирович.
— Вот как? — Андропов скосил глаза на помощника. — Десять дней назад ты был другого мнения… Можешь сесть.
Тополев по-военному кивнул и, аккуратно отодвинув стул от стола, опустился на сиденье.
— Что слышно в Аргентине? — спросил шеф КГБ, меняя тему.
— Барона придется заменить. Он сильно разболелся.
— Надеюсь, без осложнений?
— Увы, Юрий Владимирович…
Андропов вопросительно поднял брови.
— Ваша протеже неожиданно явилась к нему в номер и вызвала полицию. Впрочем, пока все обошлось.
— Пока или обошлось?
— Это будет ясно завтра, вернее — сегодня. Так или иначе, вмешались наши дипломаты, и ее отпустили.
— Бойкая дамочка… — Андропов отщипнул еще одну виноградину. — Смотри, Тополев, скандалы в Клошмерле нам не нужны. По крайней мере, до поры до времени.
— А может быть, это к лучшему, Юрий Владимирович? Она уже на примете у полиции — тем громче будет шум, когда на нее повесят еще и Гескина.
— Ну что ж… — Андропов промакнул губы салфеткой и бросил ее в корзину для бумаг. — Рискованно играем, Матвей. Не промахнуться бы.
— Не должны. Все подстраховано.
— И Кошта?
Тополев не ответил.
— Что тебя тревожит, Матвей? Говори прямо.
— Вернувшись в Боготу, он сразу уехал в свое поместье и ни разу не показывался в конгрессе.
— Это естественно. Он смят. Ему надо свыкнуться со своим будущим.
— Он сильнее, чем кажется.
— У него нет козырей.
— У него есть характер.
— Матвей, ты меня беспокоишь, — Андропов снял очки и начал не торопясь протирать их замшевой тряпицей. — Кошта — одна из ключевых фигур в этой игре. Практически ведущая. Если мы проколемся здесь, то вся операция окажется на грани краха. Все просчитано до мелочей, проанализированы всевозможные варианты. Он и вел себя в полном соответствии с нашим сценарием: высокомерие, недоверие, испуг, покорность. Что же еще нужно?
— Юрий Владимирович, это уже из области подсознания. Я испытываю здоровое чувство инстинктивного недоверия. Соприкосновение с личностью… Столкновение интеллектов… Флюиды… Вряд ли я смогу аргументировать убедительнее.
— В его руках не сегодня-завтра будет семьдесят миллионов долларов, Матвей! — в голосе председателя КГБ отчетливо проступили визгливые интонации — первый признак раздражения. — И если они пропадут попусту, мне твои рассуждения о флюидах не помогут. А тебе — тем паче. Давай лучше прикинем еще раз: в чем слабые места плана?
— Их нет, Юрий Владимирович.
— Личность Иларио Кошты?
— Никаких сомнений. Полная благонадежность.
— Информация о положении самого Кошты в конгрессе?
— Исчерпывающая. Источники самые надежные. Малейшие изменения фиксируются.
— Наши люди в Колумбии?
— Готовность номер один.
— В Аргентине?
— Все в порядке.
— Кто вместо барона?
— Есть две кандидатуры, Юрий Владимирович. На ваш выбор.
— Выберешь сам… В соседних странах?
— Все по плану.
— Значит, в пассиве у нас только твои интуитивные ощущения… — Андропов потер переносицу и водрузил очки на нос. — Дескать, сильный человек Кошта, оправившись от шока, кинется с повинной в контрразведку и тем поставит крест на своей политической карьере. Так мыслишь, Матвей?
— В общем да, Юрий Владимирович. Впрочем, если вы считаете эти соображения несерьезными…
— Если бы я считал их несерьезными, я бы с тобой лясы тут не точил, а поехал спать. Два часа ночи, между прочим.
— Юрий Владимирович, мне кажется, его нужно прокрутить в реальной обстановке.
— То есть?
— Ну, назовите это генеральной репетицией. Исключим риск. Попробуем Кошту в деле. На такую операцию понадобится от силы месяца два. Выдержит — значит, все в норме. А если нет, то…
— То?
— Всегда можно найти альтернативу.
— И сколько времени тебе понадобится на поиск такой альтернативы, если только на проверку Кошты ты просишь два месяца?
— Сразу сказать трудно…
— Тогда помолчи и послушай меня, а то как-то совсем уж в облаках витаешь! — Андропов резко повернулся к Матвею. — На эту операцию мы потратили два года. Два года, гений аналитиков! И уйму денег! И когда, наконец, все готово… — Андропов потянул с кисти очередную виноградину, но она лопнула и он брезгливо отряхнул пальцы. — … приходит вдруг подполковник Тополев и предлагает пробить отбой по всей сети, тормознуть уже фактически начавшуюся акцию в Аргентине и заняться экспериментами. Ты понимаешь, что это значит в наших условиях? Или тебе неизвестно, что даже на самом верху существует своя форма отчетности? Рано или поздно с меня спросят. И тогда я должен буду предъявить конкретные результаты. А если из операции по какой-либо причине выпадет Кошта, предъявлять будет нечего. Постарайся вникнуть в масштаб задуманного. Государственный переворот в Латинской Америке — это тебе не Чехословакия и даже не Будапешт. Думаешь, мне легко было выбить у них эти миллионы? Особенно после того как мечтательный кретин Альенде возомнил себя новым Черчиллем и собственноручно развалил все, во что были вбуханы миллиарды!.. Это же кунсткамера, Матвей, они там реагируют только на красные знамена и ордена к дню рождения! И только под это могут что-нибудь дать. Короче: если мы проколемся, если над Колумбией, а потом и над Перу и Эквадором не взовьется на радость политбюрошным дедам красное знамя социализма, эти старперы вытолкают меня на пенсию, и что тогда?..
