— Не могу сказать, не знаю, — ответил Персоннета.
И все же он кое-что знает или, вернее, угадывает.
Сальвадор и его помощница дивятся поведению Глории, находят ее резкой, отпор — ненормальным, странным для их вполне невинного проекта. Персоннета же интуитивно считает такую реакцию вполне естественной. Он вовсе не думает, что желание силой затащить человека на телевидение так уж безобидно. Но предпочитает держать свое мнение при себе.
— Вот что, — предлагает Сальвадор, — если вас что-то беспокоит, попросите Донасьенну сопровождать вас. Вдвоем как-то веселее.
— Да-да, — бормочет Персоннета, — может быть… — Он колеблется — а он этого не любит. Ему не очень-то легко иметь дело с Донасьенной, но в то же время следует признать, что она занимает теперь слишком много места в его мыслях.
А вот и сама Донасьенна — явилась без четверти двенадцать, — и ей тут же обрисовывают ситуацию.
— Значит, едем? — спрашивает она.
— Ну, что ж, — слышит Персоннета собственный голос, — значит, едем.
Итак, они намерены ехать. Коротко обсудив детали, они садятся в машину Донасьенны и отправляются в путь. На часах десять минут первого.
Однако между бешеным движением по автостраде (с остановкой для короткого обеда в придорожном кафе) и поисками особняка, согласно указаниям санитара, прошло не менее трех часов. Наконец они нашли его и припарковались рядом, в укромном местечке, из которого хорошо просматривались ворота. Когда Донасьенна вынула из сумки пачку сигарет, Персоннета опустил на треть стекло со своей стороны.
Им повезло: ждать пришлось недолго. Меньше чем через час из ворот выехала Глория — одна, за рулем «опеля» Лагранжа. Ее узнали и поехали за ней, соблюдая приличную дистанцию; вскоре она свернула на шоссе, ведущее к Онфлёру. Персоннета вел машину крайне осторожно, мягко переключая скорости и бережно поворачивая руль кончиками пальцев, избегая любых щелчков и рывков, точно они могли помешать сложившейся ситуации, — в общем, боялся спугнуть. «Надо же! — думал он. — Ее искали по всему свету, дважды упустили, а теперь вот она — стоит только протянуть руку!»
Погода стояла теплая и ясная, почти такая же, как накануне; в пять минут пятого Глория приехала в порт и, сев на террасе бара, заказала пиво. Похоже было, что она ждет чего-то или кого-то. Расположившись на соседней террасе, Донасьенна пила оранжад, а Персоннета — «Виши»; оба не спускали с нее глаз. Попутно они изображали оживленную беседу, как статисты в кино, вынужденные беззвучно разговаривать на заднем плане: губы шевелятся, а диалогов не разобрать. Оказалось, что Персоннета по-прежнему не удается спокойно и невозмутимо говорить с Донасьенной, он сам страдает от этого и клянет свою робость.
Крайне угнетенный своей неспособностью поладить с Донасьенной, он вдобавок не очень-то понимает, как ему приступиться к Глории. Не может решить, с чего конкретно начать. Заговорить с ней? Увезти силой? Уговорить поехать с ними добровольно? Опыт уже достаточно ясно показал, что любая слежка, любая попытка сблизиться и завязать контакт приводят к бешеному отпору. Ладно, подождем — прикинем, как лучше действовать.
В шестнадцать тридцать пять Глория покинула бар. Пришлось идти за ней пешком: она направилась к старенькому маяку из песчаника, стоявшему близ порта со стороны Трувиля на небольшом скалистом мысе. Нужно сказать, что Глория (которая еще накануне приметила пыхтящую «скорую» без мигалки, катившую за ними с самого Руана), естественно, засекла и неизвестную машину-кабриолет, что преследовала ее сегодня на пути в Онфлёр. Но она сделала вид, будто ничего не видит.
Подойдя к маленькой дверце в нижнем этаже маяка (дверь, впрочем, была ничуть не меньше любой другой — просто казалась крошечной в силу оптического обмана из-за возвышающейся над ней башни), Глория вошла и прикрыла ее за собой. В глазах преследователей маяк представлял собой идеальную ловушку, где их добычу можно было наконец-то загнать в угол. Итак, Персоннета проникает внутрь первым, Донасьенна крадется следом. Персоннета предстоит одолеть сто двадцать ступеней винтовой лестницы. Затем он выйдет на узкую круговую открытую площадку, откуда порт виден как на ладони. Он еще успеет взглянуть на волны, идущие почти параллельными грядами и мягко тормозящие у берега — так рукописные строчки останавливаются в тетрадке у полей. Нервные порывы ветра, чайки, парящие в воздухе, более прохладном, чем внизу, тусклое солнце — слишком холодное, чтобы слепить глаза… Через несколько секунд сюда же поднимется, в свою очередь, и Донасьенна. А затем, ровно в пять часов, Глория выскочит из-за угла, набросится сзади на Персоннета и мощным толчком, как она прекрасно наловчилась это делать, сбросит его через парапет вниз. Мы уже говорили, что маяк этот — небольшой, почти игрушечный, как элемент декораций в малобюджетном фильме. Упасть с такого не означает верную смерть; тем не менее, даже если повезет выжить, можно здорово покалечиться и недосчитаться руки или ноги.
И все случилось бы именно так, как мы и описали, — однако в самый последний миг, а именно в 17 часов 00 минут 03 секунды, когда Персоннета уже падал в пустоту, в ситуацию решил вмешаться Бельяр. Карлик, никогда не появлявшийся на людях, вдруг пустил в дело свои сверхъестественные способности. Возникнув буквально из ниоткуда, он бросился к Донасьенне, схватил ее за талию и швырнул вниз, следом за Персоннета. Девушка даже не успела испугаться. Как парашютист, парящий в чистом небе в свободном полете, она сблизилась с Персоннета, крепко обхватила его за плечи, и оба они, повинуясь дистанционному управлению карлика, мягко приземлились у подножия маяка. Это произошло мгновенно, всего за несколько секунд, никто ничего не понял — так эпилептик после припадка не может вспомнить, что с ним творилось миг назад. Персоннета с ошалелым видом поправил галстук, слегка пришел в себя и представился:
— Жан-Шарль Персоннета, рад познакомиться.
— Глория Эбгрелл, — сказала Глория.
Они взглянули друг на друга — без любви, но и без ненависти, вид у всех троих был ошалелый. И никто не заметил, как Бельяр с довольным видом похлопал в ладоши, гордо выпятил грудь, пригладил обеими ручками шевелюру и тихонько исчез, бормоча про себя: «Классная работка!»
— Мы не сделаем вам ничего плохого, — сказал Персоннета. — Я, во всяком случае, не собираюсь. Что будете пить?
Они прошли пешком от маяка к порту; день уже клонился к вечеру. Он тихо угасал, переходя от золота к бледно-розовому цвету спасательного круга, клубники со сливками или гладиолусов. Теперь было уже слишком прохладно, чтобы сидеть на открытой террасе, и они устроились в креслах бара отеля «Абсент». В этот час клиенты были редки, бармен драил стойку, ждал заказа и походил на Джорджа Сандерса.
— Мартини с джином, — сказала Глория.
— Хорошая мысль, — подхватила Донасьенна. — Мне то же самое.
— Ладно, тогда три мартини с джином, — объявил Персоннета Джорджу, показав при этом три из имеющихся у него пальцев.
Обычно Персоннета избегает алкогольных напитков, но сейчас, после маяка, ему требуется что-нибудь бодрящее. Все трое чувствуют себя слегка оглушенными, как после матча или театральной премьеры, когда игроки уходят в раздевалки, а актеры в гримуборные.
Они расстаются со своей ролью, со своими майками или кринолинами, натягивают повседневную одежду, возвращаются к реальной жизни. Отдышавшись, они начинают дышать нормально. Можно, конечно, перекинуться парой ничего не значащих слов, но обычно в течение первых нескольких минут предпочитают молчать.
Как правило, в таких случаях забывают и о табаке. Однако Персоннета в виде исключения захотелось выкурить сигаретку, и он ненадолго отлучился. Когда он вернулся с запасом сверхлегких сигарет со сверхнепроницаемым фильтром, Донасьенна уже вовсю обрабатывала Глорию. Она поведала ей о своей деятельности на телевидении, о своем стиле работы, о своих проектах передач, в частности, о той, что они решили посвятить Глории, отчего и гоняются за ней вот уже два месяца. Они очень хотят сделать ее, эту передачу, и Донасьенна хочет, и ее шеф — его зовут Сальвадор — тоже хочет. Так не согласится ли Глория в ней поучаствовать? Глория молча, изумленно смотрела на нее во все глаза.
Донасьенна уверяла, что люди помнят Глорию и хотят узнать, что с нею стало; Глория отнюдь не была уверена, что желает удовлетворить их любопытство.
— Даже и не знаю, — сказала она, — наверное, нет. В общем, я подумаю.
— Вы не беспокойтесь, в любом случае мы ничего не будем делать без вашего согласия, — обещала Донасьенна. — Прошу вас только об одном: поговорите с Сальвадором, а уж тогда и решайте.
И она добавила:
— Имейте в виду, это очень хорошо оплачивается. Мы не стеснены в средствах. Мы уже немало затратили на ваши розыски, когда ездили за вами во все концы света.
