– Как же в деревне без заступа?.. – удивился дед. – А зачем она вам?
– Давайте посмотрим, что спрятано под плитой, – предложила я. – Насколько я понимаю, вы ничего не рассказали полицейским? Пока никому о происшествии на погосте не известно?
– В чужие дела мы не вмешиваемся, – гордо заявил Семен Кузьмич.
– Участковым у нас Мишка Болдин, а он идиот, – фыркнула старушка. – Служить пошел, потому что после армии никуда пристроиться не мог. Жена у Болдина учительница, она у Офелии работает. Ну, разбежимся мы с заявлением, и чего? Мишка своей бабе расскажет, та директрисе донесет, и останутся от нас с дедом рожки да ножки. Убьют ведь, точно.
– Надо тебе перестать детективы смотреть, – возмутился муж. – Сама почти маньячихой стала, по каждому поводу талдычишь про убийства. Нормальные люди по-другому вопросы решают. Анатоль всех в городе знает, попросит кого надо, и нам с тобой электричество отрубят, вот и плачь потом по своим сериалам.
– Севка ненормальный! – топнула ногой старуха. – Он и Лену убил. Вот где девочка-то, а? Куда его психованная дочка подевалась?
– Тьфу, прямо! – в сердцах воскликнул супруг. – Тебе надо самой таблетки пить. Эдак договоришься, что я тебя придушить хочу.
– Давайте все же посмотрим, что спрятали Авдеевы, – повторила я.
– Нельзя, – испугался Семен Кузьмич.
– Почему? – возразила я.
– Чужие могилы трогать запрещено, – нашел аргумент дед.
– Аня вам не посторонняя, хоть дальняя, но родственница, – напомнила я. – Вы следите за ее захоронением, моете памятник, сажаете цветы. И мы же не будем безобразничать, аккуратно поднимем камень, а потом восстановим порядок.
– Там Федин трупик, – прошептала Клавдия Петровна, – я твердо знаю.
Я посмотрела на нее в упор.
– Тем более необходимо это проверить. Вы опасаетесь, что Офелия отомстит вам за то, что вы разболтали о том, как она закапывала мешок? Можете не ходить со мной, дайте только лопату. Я-то не боюсь сестры Анатоля, мне она навредить не осмелится.
– Ну уж нет, пойдем все, – решила старушка.
Семен Кузьмич открыл было рот, но жена так зыркнула на него, что он поперхнулся и молча направился на двор.
Мы с Клавдией Петровной последовали за ним. А потом тесной компанией направились к могиле Ани.
Дед аккуратно вырыл ямку, потом испуганно произнес:
– Камень в землю вдавлен, небось надо лопатой под него подсунуться и вверх толкнуть. Вот так!
Старик крякнул, серо-белая плита приподнялась. Отбросив заступ, Семен Кузьмич руками откинул камень и ахнул:
– Мешок… Не погнил совсем…
Я подошла к углублению и увидела темно-зеленую ткань с надписью красными буквами «театр».
– Как новый… – продолжал удивляться Семен Кузьмич. – Даже молния не заржавела…
Я села на корточки.
– Похоже на кофр для костюмов. Он сделан из какой-то синтетики, молния не металлическая, а из пластика, такая пролежит столетия и останется целехонькой. Семен Кузьмич, можете открыть мешок?
Клавдия Петровна принялась быстро-быстро креститься. Ее супруг, кряхтя, нагнулся, дернул за замок, потянул… Края кофра разошлись в разные стороны.
– Матерь Божья! – закричала старушка. – Леночка! Лежит, как живая!
Дед, как испуганный заяц, отпрыгнул в сторону, схватился за березу и выдохнул:
– Ёперный театр… И правда…
А я лишилась дара речи. Из полуоткрытого мешка для костюмов выглядывало детское личико с широко распахнутыми, окруженными густыми ресницами, ярко-голубыми глазами. Белокурые вьющиеся волосы водопадом струились вдоль круглых тугих щек и исчезали под тканью, пухлый рот чуть изгибался в улыбке.
Клавдия Петровна осела на землю.
– Леночка! Они и ее убили!
Я наконец стряхнула с себя ужас, еще раз посмотрела на лицо «покойницы» и громко заявила:
– Это кукла. Пожалуйста, успокойтесь, перед вами игрушка.
– Правда? – прошептала бабка.
– Конечно, – кивнула я, стараясь сдержать рвущийся наружу то ли смех, то ли плач. – Кто-то сделал манекен, очень напоминающий живую девочку. В первую минуту, когда Семен Кузьмич расстегнул молнию, мне и самой показалось, что я вижу человеческое лицо. Но подумайте сами, Офелия и Сева хоронили мешок год назад, а ребенок словно живой. Тело не сохранится так долго в нетленном виде. Пожалуйста, успокойтесь.
Я наклонилась и потрогала лоб куклы – пальцы ощутили пластиковую поверхность. И когда я склонилась совсем близко над игрушкой, стало ясно: локоны искусственные, голубые глаза – стекляшки, кое-где со щек сползла краска.
Стараясь унять дрожь в руках, я расстегнула молнию до конца. Показалось ярко-розовое платье из материала, напоминающего парчу. На шее куклы висел медальон – большой, смахивающий на золотой, но на самом деле тоже пластиковый, на нем я прочла слово «Суок». Наряд был покрыт плесенью, он испортился от сырости.
– Суок! – сказала я. – Это кукла наследника Тутти.
– Чего? – не понял Семен Кузьмич.
Я осторожно застегнула кофр и выпрямилась.
– Писатель Юрий Олеша придумал сказку про трех толстяков и их наследника, маленького мальчика, жившего во дворце и не имевшего никаких друзей, кроме куклы по имени Суок, которую сделали по образу и подобию живой девочки. Повесть Олеши до сих пор любят дети, по ней был снят фильм, и на многих сценах страны идут спектакли про трех толстяков.
– Что я тебе толковал? – налетел Семен Кузьмич на жену. – А ты – «убили Федю, убили Федю…» Курица! Выкину твой доведикинотеатр! Совсем от сериалов ошизела!
– А зачем они ночью ее сюда положили? – принялась оправдываться Клавдия Петровна. – Скрытно закопали! Сами в земле ковырялись, Офелия лопатой орудовала, а с непривычки это занятие тяжелое. Могли ведь тебя попросить. Надо же, а правда похожа эта Суок на Леночку…
Семен Кузьмич опять оперся о березу рукой.
– Куклу тут оставим? Может, ее вытащить и где-нибудь в другом месте спрятать?
– Не тобой положено, не тебе и вырывать! – отрезала жена.
Дед взглянул на меня.
– Наверное, лучше послушать Клавдию Петровну, – протянула я.
Старик стал опускать камень, ворча:
– Чего только люди не придумают.
Я, если честно, тоже терялась в догадках. Зачем потребовалось хоронить красивую дорогую игрушку? И Клавдия Петровна права: зачем проделывать это ночью, тайком? Какой секрет таит Суок, и не связан ли он с убийством Севы?
– И что нам теперь делать? – спросила старушка, когда мы вернулись в избу.
– Давайте поступим так. Вы пока никому не рассказывайте о находке, а я узнаю, как себя чувствует на Мальте Федя, и расскажу вам про мальчика, – предложила я. – Заодно попытаюсь таким странным образом выяснить, зачем Офелия избавилась от куклы.
– А вы прямо так у директрисы и спросите: «Какого рожна в могилу к Ане пластмассовую дрянь захоронили? Может, с ума сдвинулись и вам пора в дурку ложиться? В больничку к Карабасу?» – посоветовал Семен Кузьмич.
– Там взрослых не лечат, только детей, – подала голос его супруга.
– И судя по роскошному букету искусственных роз на могиле, доктор Карабас умер, – подхватила я.
– Точно, – кивнул дед. – Хороший человек был, многим помог. Цветы ему один бизнесмен из Москвы поставил – ему Карабас сына вылечил. Мужчина своего мастера привез, мне вазу с букетом вмуровать не доверил. Велел мыть стеклянный колпак, денег заплатил за уход.
– Да, Сеня у меня обязательный, если обещает, непременно сделает, и полученные деньги по полной отработает, не сфилонит, – в кои-то веки похвалила жена Кузьмича.
– Говорите, врач много добра людям сделал? Почему же тогда его Карабасом прозвали? – с запозданием удивилась я.
– Валентин Борисович был огромного роста, живот неохватный, и борода лопатой, – улыбнулась Клавдия Петровна, – вот кто-то из пациентов и приклеил к нему эту кличку Карабас за внешнее сходство. Больница по-прежнему работает, но, говорят, народу там нынче поубавилось, пациентов в основном к Никитину везли.
– Все-то ты знаешь… – покритиковал супругу дед. – Из деревни редко выезжаешь, а в курсе?
Бабулька поджала губы.
– В отличие от тебя двигаться не боюсь, хожу в магазин на станции, а там народ толчется, о разном болтает.
– И последний вопрос, – я вспомнила, ради чего явилась в Малинкино. – Вы жильцов держите?
– Нет, – в один голос ответили старики.
Потом Клавдия Петровна прибавила:
– От них один убыток. Ходят, шумят, курят, баней пользуются, а потом уедут и не заплатят. Мы с дедом распрекрасно вдвоем живем.
– Встречаются среди арендаторов и приличные люди, – кашлянул Семен Кузьмич. – Азаматка, например.
Я безмерно обрадовалась.
– Азамат? Черноволосый юноша восточной внешности? Художник? Он в Малинкине поселился?
– В доме Нины Егоровны, – ответила старушка.
– Вы же говорили, что в деревне никого, кроме вас и совсем выжившей из ума Зинаиды, нет, – укорила я ее.
