Ознакомительная версия.
— Перед законом все равны, будь ты хоть маленький, хоть большой — без разницы. Неужели все это происходит на самом деле? — простонал Иван Иванович. — Послушай, Валера, а может, мы спим?
— Нет, к сожалению, — вздохнул тот.
— Что же нам теперь делать?
— А что тут можно сделать? Я очень подозреваю, что пора сухари сушить, — горько усмехнулся администратор. — Я вам говорил, что нужно полицию вызывать, а вы...
— Что я? Что я? — взвился Бобриков. — Ты поставь себя на мое место, вот тогда я на тебя и посмотрю.
— Нет уж, я лучше на своем месте останусь, нас и здесь неплохо кормят, — проворчал Валерий. — Но, по моему разумению — лучше поздно, чем никогда. Давайте хоть сейчас в полицию позвоним и сообщим о случившемся.
— Нет, это невыносимо! Да ты соображаешь, что говоришь? Убийство, да еще и наркотики, это же... Это конец, — взвыл Бобриков. — «Родник» на грани закрытия, я стопроцентный кандидат в пенсионеры, вернее, в уголовники, а скорей всего в покойники. У меня слабое сердце, — жалобно всхлипнул он. — Да что там слабое, оно, можно сказать, совершенно больное. Ты только послушай, как оно колотится. Если я переживу сегодняшнюю ночь, это будет настоящим чудом, а вот если попаду в тюрьму, то никакое чудо меня уже не спасет, долго я там не протяну.
— Да что же это такое в самом деле? Дамочка, мне уже надо идти, отпустите меня, очень вас прошу, — нервно лепетал молодой человек, с мольбой глядя на Софью Адамовну. — Дамочка, послушайте...
— Нет, это вы меня послушайте, уважаемый, — перебила та, продолжая цепко держать его за руку. — У вас что, чирей на одном месте, неужели трудно посидеть со мной и выслушать?
— Нет у меня никаких чирьев, и мне совсем нетрудно, но лучше в другой раз.
— Другого раза не будет, — не сдалась захмелевшая Бобрикова. — И не нужно трепыхаться, это бесполезно. У меня мертвая хватка, как у бульдога, — хихикнула она.
— Оно и видно, — буркнул себе под нос бедолага, обреченно закатывая глаза.
— Вы вроде сказали, что писатель? — спросила его Софья Адамовна.
— Да, я писатель.
— В каком жанре творите?
— Фэнтези.
— А вот это зря!
— Почему зря?
— Потому что фантазия — это все неправда, все ненастоящее и вообще, лично я совсем не люблю этот жанр. Он мне совершенно неинтересен.
— О вкусах не спорят, кому-то, наоборот, очень даже нравится фантастика, — обиженно возразил писатель. — И лично я с большим удовольствием пишу в этом жанре.
— И напрасно! Лучше послушайте меня, женщину с большим жизненным опытом, и уверяю вас, что не прогадаете. Вам непременно надо писать романы о человеческих судьбах. И вам вдвойне должно быть интересно, а главное, полезно знать эту правду жизни из первых рук — вот из этих рук, молодой человек, — и Софья Адамовна энергично потрясла своими конечностями перед самым носом писателя. — Я согласна быть главной героиней вашего будущего бестселлера. Наша встреча произошла не случайно — это судьба. Вот увидите, мы обязательно прославимся.
— И о чем же будет этот бестселлер? — с сарказмом поинтересовался писатель. — Что за сюжет вы хотите мне предложить?
— Вы напишете роман о трагической судьбе обманутой женщины. Да-да, молодой человек, коварно обманутой женщины, — всхлипнула Софья Адамовна. — А ведь я прожила с этим человеком двадцать семь лет! Вы только вслушайтесь в эту цифру — двадцать семь лет! Конечно, вы еще слишком молоды, чтобы понять, что это такое, но... Давайте за это выпьем водочки, не чокаясь, — пробормотала Бобрикова и выпила рюмку до дна, уже четвертую по счету. — У-ух-х, — передернулась она. — А знаете, почему я с вами не чокаюсь? Потому что на поминках никогда не чокаются, а у меня сегодня именно поминки.
— У вас кто-то скончался?
— Скончалась моя семейная жизнь, — с надрывом вздохнула мадам Бобрикова. — И я справляю поминки по ней, по обманутым иллюзиям, и вообще... за это стоит выпить. Нет-нет, вы никуда не уйдете, а посидите со мной, — и она снова схватила писателя за рукав, когда тот попытался подняться со стула. — Вы лучше внимательно меня слушайте и мотайте на свой молодой и еще такой редкий ус. Представьте себе картину. Я бросаю все! Ловлю такси, лечу сюда как угорелая, а выходит, я здесь вообще никому не нужна?! Как говорите, вас зовут?
— Николай!
— Наливайте, Коля, давайте мы с вами еще водочки выпьем!
— Я не хочу водки, отпустите меня.
— Я тоже не хочу, но надо, — не сдалась Софья Адамовна. — Сегодня ведь праздник?
— Вы только что сказали, что у вас поминки.
— Это дело второе, — отмахнулась Бобрикова. — Сегодня праздник? — настойчиво спросила она.
— Праздник.
— Рождество?
— Рождество!
— Как это символично — объявить мужу о разводе в рождественскую ночь! — снова всхлипнула она. — Вот за это давайте и выпьем.
— Но я не пью водку, — снова возразил писатель.
— И не надо, выпейте шампанское, — не сдалась Софья Адамовна. — Вот, целая бутылка стоит. Вы должны со мной выпить, потому что не можете отказать обманутой женщине в такую ночь. Вы просто обязаны разделить со мной мою печаль, мой развод, мою загубленную жизнь.
— Да я-то здесь при чем? — взвыл писатель. — Почему именно я должен делить с вами вашу загубленную жизнь?
— Потому что вы мне понравились. Потому что у вас добрые глаза. И потому что мы не просто так с вами встретились именно сегодня. Я уже говорила и повторю снова — это судьба, предначертанная свыше! И потом, вы же мужчина, как вы можете бросить меня здесь и сейчас одну?! Я не могу быть в такую минуту одна, вы это понимаете?! — начала бить себя в грудь Софья Адамовна, не забыв при этом проглотить еще одну рюмку водки. — Вот вы мне скажите, только откровенно, я женщина или не женщина?!
— Женщина, — тяжело вздохнул писатель.
— Интересная?
— Господи боже, и что прицепилась как репей? — еле слышно прошептал он и уже громко ответил: — Да, интересная!
— И вот скажите мне на милость, дорогой мой человек, что этому лысому кобелю еще надо? Я ведь на двенадцать лет моложе него. Я всю свою молодость загубила рядом с этим недомерком, а он... Так со мной поступить? Как он мог докатиться до такого безобразия? Ну как он мог, я вас спрашиваю? Вот вы могли бы такое устроить своей жене? — строго спросила Софья Адамовна, бесцеремонно схватив писателя за грудки.
— Во-первых, я не женат, а во-вторых, я понятия не имею, что устроил ваш муж, поэтому извините, но ответить на ваш вопрос я не в состоянии, — раздраженно ответил бедолага, вырываясь из цепких рук.
— Все вы мужики одинаковые, — проворчала Бобрикова. — Ни одну юбку мимо себя не пропустите. Жена чуть поводок ослабила, а вы и рады-радешеньки. Была бы моя воля, я бы всех мужиков... Эх, с каким удовольствием я бы сейчас собрала все, что у вас имеется в штанах, вот в эту самую ладонь, и... — она сжала свои пальцы в кулак так, что хрустнули суставы. — И...
— Не надо продолжать! — поспешно вскричал писатель. — Мне это совсем неинтересно. Можно я уже пойду? — снова взмолился он.
— А вот перебивать женщину — некрасиво. Я только вошла во вкус, а вы... — нахмурилась Софья Адамовна. — Вы плохо воспитаны, молодой человек?
— Я хорошо воспитан, просто у меня совершенно нет времени слушать ваши излияния, меня ждут!
— Ждут? Кто вас ждет?
— Друг!
— Очень хорошо, просто замечательно. Немедленно зовите своего друга сюда, пусть тоже с нами выпьет, — решительно заявила Софья Адамовна.
— Да, действительно, пусть с нами выпьет, я сейчас схожу и позову его, — вскочил со стула писатель, да так поспешно, что стул опрокинулся прямо под ноги проходящему мимо официанту. Тот нес в руках поднос, заполненный разнообразными блюдами, и, естественно, споткнулся. Через две секунды поднос с тарелками и всем, что в них было, летел на соседние столы, а сам официант зарылся носом в весьма объемной и впечатляющей своими размерами груди Софьи Адамовны. Та обхватила его голову двумя руками. — Молодой человек, ну зачем же так при всем честном народе? — пьяно захихикала она. — Прямо даже и не знаю, что вам на это сказать. Здесь же люди, неудобно.
Официант приподнял голову и посмотрел на Бобрикову сумасшедшими глазами. Он сразу же узнал супругу начальника, потому что уже много лет жил с ними на одной улице, и покраснел, как морковка.
— Софья Адамовна, это вы? — испуганно пролепетал он. — Простите меня ради бога, я не нарочно. Это получилось совершенно случайно. Стул упал, а я споткнулся, и вот... А где Иван Иваныч? — глупо улыбнулся он.
— А зачем нам Иван Иваныч? — снова хихикнула Бобрикова. — Садись рядом со мной и выпей за Рождество!
— Софья Адамовна, не могу, я на работе, — смутился официант. — Начальству это не понравится.
— Плевать на начальство, — отмахнулась она. — Садись, кому говорю!
— Но мне нельзя, я не могу, не положено, — лепетал бедняга, затравленно оглядываясь по сторонам.
Ознакомительная версия.
