– Воскресенье.
И дверь захлопнулась. В прострации я поплелась в «матрасную». Тая все еще топталась у входа. Мы снова ушли в уборную.
– Что? Не дали?
– Они моются по пятницам!
– А сегодня какой день?
– Воскресенье!
– Ох, ничего себе! Да мы запаршивим тут как бродячие собаки!
– Пойдем хотя бы переоденемся.
«Камера хранения» не запиралась. Тая взяла с полки нашу сумку, расстегнула молнию и с тоской взглянула на бутылку вина.
– Потом, солнце мое, вот закончим и отметим.
Переодевались прямо на месте, не думая, что кто-нибудь может войти. Нам было уже все равно.
– Итак, – из сумки Тая извлекла пакет с таблетками, – для полноценной дизентерии требуется…
– Я в курсе, что для этого требуется, – мрачно перебила я.
– Ты слушай умного человека, – из пакета она извлекла коробочку с таблетками. – Это закрепительное. Выпьешь, потом плотненько пообедаешь и поужинаешь, а завтра с утра шарахнешь слабительного и понесешься со свистом. На всякий случай надо этикетку оторвать.
Она принялась соскребать с пузырька веселую зеленую этикеточку с желтой надписью: «Слабин».
Проглотив закрепительное, я сунула «Слабин» в карман брюк, одернула юбку, и мы вернулись в «матрасную». Наши сектантские подруги усиленно читали, сидя на полу. Мы прихватили книги и пристроились рядом с маленькой девушкой с лицом печальной мартышки. Маясь от скуки, я сначала просто бездумно листала книжку, затем стала украдкой наблюдать за своей соседкой. Она смотрела на одну и туже страницу, не переворачивая ее. Это не могло не заинтересовать. Минут через десять, я не выдержала и решила ее потревожить.
– Святая сестра, – шепнула я ей в прикрытое платком ухо, – почему все время на одну страницу смотришь?
Она подняла не меня туманный взгляд и спокойно ответила:
– Надо постичь глубинный смысл каждой фразы, только так можно подняться на следующую ступень.
– А что на следующей ступени?
Тайка вся подалась к нам, развесив уши.
– Там сестры и братья имеют счастье общаться со святым Актавием и приближаются к познанию Великого Вселенского Духа.
– А дальше?
– Идем по ступеням ввысь.
Весьма туманно, но хоть что-то. Девушка вновь уставилась в книгу, казалось, она мгновенно забыла и обо мне и о нашем разговоре. Насколько я могла судить, проследив ее взгляд, девушка постигала глубинный смысл фразы: «Вселенский Дух присутствует везде». М-да, можно задуматься недели на три. Наблюдая за остальными девушками, я ждала, что хотя бы одна перевернет страницу – ничего подобного. Сидят как фигурки нецкэ, склонив головы в одинаковых беленьких платочках, и смотрят в книги. И какие ни там видят фиги, известно только их замутненному сознанию. То еще зрелище, я вам скажу, гражданин начальник…
Ровно в половине первого, будто у всех имелись потаенные внутренние часы, девушки зашевелились, принялись подниматься, ставить литературу на полки – подошло время обеда.
По дороге в трапезную, я думала о том, что такая однообразная жизнь, помноженная на постоянную промывку мозгов со стороны Актавия и кареглазой барышни, способны из любого нормального человека сделать полного идиота. И очень хотелось постичь смысл всего этого предприятия, а так же не мешало бы посмотреть, зачем в заборе за целительной неприметная калитка? Это надо было выяснить непременно.
За обедом мне пришлось есть. Более того, мне пришлось съесть все, иначе имитировать дизентерию было бы нечем. Давясь и страдая, я глотала непонятную серую кашу, на каждом комке страстно желая вернуть ее обратно в тарелку. И понять из каких конкретно злаковых произвели это кошмарное блюдо не представлялось никакой возможности. Мне было очень нелегко, а народ наворачивал за милую душу, будто подали отбивную с жареной картошкой, а не липкий безвкусный клейстер. Да, этим людям действительно было все равно, где спать, что есть, во что одеваться, у них была Идея, Цель, а все остальное – ерунда. Наверное именно так и жили святые… я имею в виду нормальных святых.
Отобедав, я поплелась на выход, через минуту ко мне присоединилась Тая.
– Все съела? – она с подозрением вглядывалась в мою перекошенную физиономию.
– Угу, – выдавила я. Каша стояла в горле.
– Умница. А сегодня даже вкусно было, да?
– Тай, тебя что, уже зазомбировали?
Она все равно не поняла, а объяснять мне не хотелось.
Ни мне, ни Тае не улыбалось счастье по два раза на дню торчать в духоте и тесноте с берушами в ушах. Мы отстали от общей группы и поплелись в самом хвосте.
– Как бы туда не пойти, а использовать время с пользой?
– Боюсь, среди бела дня это сложновато, – вздохнула Тая, – никакой гарантии, что за нами не наблюдают откуда-нибудь из окна. Вот вечером, в темноте можно попытаться, а на что ты хочешь потратить время?
– На калитку за целительной, надо узнать, что там такое. Выйдем через наши три доски и глянем.
– Ой, Сена, я прям заранее волнуюсь.
– Это лишнее. Кстати можно сходить туда и ночью, когда все отключатся.
– Даже не думай! Ночью я никуда не пойду!
– Тише ты, хорошо, попробуем пропустить вечернюю дойку, авось и сходим за забор на разведку.
Погода портилась. Поднялся сильный ветер, и к пяти часам совсем стемнело. Народ стал собираться в молельную, я же все размышляла, каким же образом взять из сумки фонарь и ходить с ним, чтобы никто не заметил. Проблему решила Тая.
– Значит так, сейчас куртку надену, там внутренний карман есть, туда суну фонарь…
– Тая, – восхитилась я, – я о том же самом думала!
– Пора бы уже перестать изумляться, что наши передатчики, – она постучала себя пальцем по лбу, – настроены на одну волну.
Дождавшись, покуда все уйдут, мы прошли по пустынному коридору в «камеру хранения». Из нашей сумки Тая извлекла черную куртку-ветровку, во внутренний карман пристроила фонарь, надела, застегнула молнию и стала похожа на сектантку-террористку особенно со съехавшим на лоб платком.
– Сейчас спустимся и прямо пойдем к забору, как ни в чем не бывало, – Тая поправила платок, – сейчас народ как раз наталкивается в молельную, нашего отсутствия никто и не заметит.
– Ты уверена? – я извлекла из кармана сумки пачку сигарет, желая отвести душу под сенью лесной.
– Они вообще не обращают внимания друг на друга.
– Ты тоже это заметила?
– Конечно.
– Они-то может и не обращают внимания, а вот начальство наверняка за всеми наблюдает и ничего не упускает.
– Сен, в этих юбках и платках мы все на одно лицо, быстренько сбегаем, посмотрим и присоединимся к обществу, когда они из молельной пойдут, никто и не заметит.
Выйдя из коттеджа, мы быстренько свернули за угол в самую темень, к забору. Территория общины практически не освещалась, только свет из окон, да лампа при входе в молельную. Платки мы сняли, юбки подоткнули и поспешили к заветной рогатине. Сердце колотилось от страха и волнения, я все время ожидала чьего-нибудь окрика, но ничего, тихо, только ветки гремели от ветра, теряя последние листья. Наконец Тая затормозила и принялась отодвигать доски. Наш потаенный ход открылся, как по маслу. Эх, я бы съела бутербродик с маслом! Без колбасы, без сыра, просто масло и белый хлеб…
– Сена на тебя что, столбняк напал?
– Иду, иду.
Аккуратно пристроив доски на место, чтобы не было заметно дефекта, мы поспешили в обратную сторону – к целительной. Тая включила фонарь, и яркий белый круг запрыгал по корягам и ямам. Выбирая наименее опасные тропы, мы понеслись вдоль забора.
– Так, стой, – притормозила я, – здесь должна быть целительная.
– Да, а вон и калитка.
Свет фонаря скользнул по действительно неприметной калиточке. Встав к ней спиной, мы немного прошли вперед. Тайка болтала фонарем в разные стороны, совершенно не освещая дорогу, отчего я споткнулась несчетное количество раз и едва не вывихнула ногу. Внезапно она резко остановилась без предупреждения, и я с размаху врезалась ей в спину.
– Ты чего?
– Смотри.
Перед нами была довольно большая, где-то пять на пять свежевскопанная поляна, аккуратно снятый верхний слой дерна со всей травой и листочками лежал в стороне.
– Что бы это значило?
– Не знаю, но сфотографировать надо.
Что Тая и сделала. Нормальные люди после этого сразу же удалились бы, но мы к данной категории не относились ни с какого боку. Мы подобрали палки и давай ковыряться в свежевскопанной земле.
– Сен, у меня тут что-то есть.
– У меня тоже.
Не могу сказать, какой именно клад мы обирались найти, но я наткнулась на плотный черный целлофан.
– Тай, что у тебя?
– Целлофан.
– И у меня.
Потыкав палкой в землю, я поняла, что в него завернуто нечто очень большое.
– Тай, как ты думаешь, что это?
– Трупы, что же еще.
– Да ну тебя!
– Я серьезно, иди сюда, сама посмотри.
Она умудрилась распотрошить целлофан и отогнуть пару слоев. Сначала я не поняла, что это такое, но дошло быстро – глаз. Широко открытый синий человеческий глаз. Осыпалось немного рыхлой земли, немного попало на неподвижный глаз. В ушах у меня зашумело, ноги сделались ватными – я собралась отъехать в обморок. А бесчувственная Тайка вовсю фотографировала. Вдруг со стороны калитки донесся какой-то шум, затем калитка хлопнула. Мы мгновенно мобилизовали все свои скрытые резервы, закопали все что разрыли, выключили фонарь и метнулись в чащобу. Сегодня не было огромной яркой луны – небо затягивали тучи… в темноте было страшновато… Некто шел с фонарем. Остановившись у страшной поляны, он (а это был именно «он», ноги в брюках мы видели отчетливо) долго тыкал лучиком по сторонам. Мы слились с окружающей средой, жалея, что не успели отойти подальше, сделай он еще шагов пять вперед, сразу на нас и наткнется. От холода и страха меня так начало трясти, что мозги заболтались по всей черепной коробке. Вот наткнись он на нас здесь и сейчас, и полянка расшириться на две зацелофаненные персоны… Еще очень беспокоило то, что дяденька с фонариком мог заняться укладкой дерна, и на сколько такая работка могла затянуться – не известно, а нам очень надо было поскорее попасть в общину, ну прямо до зарезу. Но небеса были к нам благосклонны, гражданин удостоверился, что все спокойно и ушел, вскоре хлопнула и калитка.
