Ознакомительная версия.
— А тебе он на телефон перевел сколько? — уточнила Настя.
— Двадцать. То есть решил остаться в прибытке — хоть три евро, да в плюс, — с горечью объяснила я. — Французы, они расчетливые. И еще воруют все, что плохо лежит.
— Он — русский.
— Тем хуже! — плюнув на логику, припечатала я. — Слушай, у меня двенадцать евро. А у тебя?
— Двадцать девять, — сообщила Настя, нервно пересчитывая купюры. — То есть всего сорок одно. Двух не хватает. Слава богу, хоть на метро купили карточку, а то бы еще и на дорогу деньги потребовались. Кошмар какой!
— Как ты думаешь, нас сдадут в полицию?
— Не знаю. Два евро, конечно, не деньги, но долг есть долг…
Мы, не сговариваясь, стали рыться в сумках, надеясь на затерявшуюся монетку. Вот когда не надо, вечно на них натыкаешься, а тут, конечно, шиш. Паника моя усиливалась. И дело не только в том, что я ни разу не сидела даже в нашей тюрьме, и тем более в иностранной. Переживу — инстинкт подсказывал, что парижские застенки по сравнению с питерскими предпочтительней. Однако я не представляла, как это можно — взять и не заплатить по счету? Это разрушало мою картину мироздания. Судя по Настиному лицу, ее картину мироздания тоже.
Неожиданно меня осенило:
— Слушай, мы купили карточки на метро, а не использовали ни одной поездки, все ездили поверху. Их цена куда больше, чем два евро. Давай попробуем продать!
— А домой как добираться?
— Пешком.
— Я пешком не дойду, — простонала подруга. — И так ноги гудят. Лучше в тюрьму. Там наверняка будет койка.
— Ладно, продадим моюкарточку. Я дойду пешком. Пусть к утру, но дойду. Или ты съездишь в отель, возьмешь там деньги на дорогу и привезешь мне, а я где-нибудь это время потусуюсь. Главное — расплатиться в кафе.
— М-да? — язвительно уточнила Настя. — А вот кто и кому будет предлагать карточку на продажу, скажи, пожалуйста? Ты?
Учитывая мое полное незнание французского и нежелание парижан говорить по-английски, вопрос был риторический — сложная задача купли-продажи падала на подругу. А она, увы, годилась в дилеры не больше, чем я.
Я сочувственно на нее посмотрела.
— Ладно, — махнула рукой Настя. — Сиди здесь и делай вид, что чем-то занята. Я скоро вернусь. Надеюсь…
И она нетвердой походкой побрела на улицу.
Вытащив из сумки зеркальце, я принялась любоваться собственным отражением. Удовольствия оно мне не доставило, да и времени ушло всего две минуты. Подумав, я выудила еще и тушь, которую начала тщательно наносить на ресницы. Слава богу, мы, блондинки, всегда найдем себе занятие! Правда, я обратила внимание, что парижанки почти не красятся, а заниматься макияжем прилюдно и вовсе моветон, однако выхода не было. В конце концов, воспитанность — личное дело каждого, а по счетам платить мы обязаны. Поэтому я с тупым упорством продолжала орудовать щеточкой, превращая любимые ресницы в каких-то мерзких мохнатых гусениц, угнездившихся на веках. Бедные, бедные экранные дивы — как они выносят подобное издевательство?
На проходящего мимо официанта я старалась не смотреть. На подругу, которая, увы, находилась в пределах видимости — тоже. Не настолько у меня крепкие нервы! Впрочем, нервы пригодились. Благодаря им я сильно ткнула себя щеточкой в глаз, из него полились слезы, тушь растеклась, и занятие мое из факультативного стало вынужденным — мучительно моргая, я терла и терла себе веко.
— Не плачь, — раздался над ухом голос Насти, — вот добыча.
И она медленно, словно козырные карты в решающей игре, выложила на стол пять монеток по одному евро.
— Ты герой! — восхитилась я. — Трудно было, да?
— Зато теперь у меня есть опыт работы на панели, — со вздохом ответила подруга. — Это тебе не культурный Амстердам с его витринами — сиди да жди клиента. В Париже гораздо сложнее. Надо высмотреть жертву, психологически готовую поддаться, успеть остановить ее и заморочить так, чтобы она не сумела отказать. Ох!
Настя села.
— Ты — не только герой, но и гений, — искренне добавила я. — Я бы ни за что не справилась! Ну, что? Платим и идем? Я посижу где-нибудь на лавочке, а ты съездишь в отель. Ведь твоя карточка осталась?
— Обе остались, — небрежно заметила Настя. — Он ничего у меня не взял. Если я берусь за дело, то выполняю по максимуму.
Я подпрыгнула от радости. Признаюсь, торчать до ночи невесть где я не жаждала — и без того силы были на исходе.
Мы оставили все деньги на столе (как раз получились умеренные чаевые) и пулей выскочили из кафе. Конечно, глупо, но находиться там ни одну лишнюю минуту не хотелось.
— Вот, — с пафосом произнесла Настя, тыча пальцем в асфальт, — вот, сфотографируй ее, пожалуйста!
— Кого? — не поняла я.
— Мою панель.
Я выполнила просьбу, заметив:
— А подпись к снимку возьмем из Некрасова. Помнишь? «Ты нарядилась, как будто к венцу, и через час принесла торопливо гробик ребенку и ужин отцу».
— Между прочим, я куда ловчее героини, — прокомментировала подруга. — Принарядиться возможности не было, однако час тебе ждать не пришлось — деньги добыла за десять минут. А вот по поводу гробика… — она смолкла.
— Какого гробика?
— Ну, гроба, — поправила она. — Твоего Максима убить мало, вот что! Ты хоть представляешь, через что мне из-за него пришлось пройти?
— Он не мой Максим! — горячо возразила я. — И убила бы я его тоже с удовольствием. Кстати, перед своим позорным бегством он говорил… — я задумалась, — сейчас вспомню дословно…
Процитировать наш дурацкий диалог о вранье и вере я не успела — подруга меня перебила.
— Ты научилась французскому? — строго спросила она. — Когда?
Я с надеждой вслушалась в разноголосый уличный шум.
— Да? Ты уверена? Я не заметила. Мне кажется, совершенно его не понимаю.
— Тогда как же ты собираешься передать мне, что говорил Максим?
— Э… а по-русски нельзя? — опешила я. — Обязательно переводить на французский?
— Необязательно, — снизошла Настя. — Однако по телефону он говорил по-французски.
— Да, а со мной до этого — по-русски. Он спросил, почему я ему не верю. Я ответила — потому что он врет. Мол, дело только в этом, а ничего личного у меня к нему нет. Он тут же прервал танец и повел меня к столику, а потом, когда с нами прощался, сказал в мой адрес ровно те же слова. Ощущение, что они его сильно обидели.
— Конечно, обидели. Тебе же объяснили — молчать надо, а не ущемлять мужское самолюбие глупыми шуточками. Нет, телефонный разговор, он интереснее.
— Так переведи! — потребовала я.
— А вот сейчас проверим твою интуицию, — коварно предложила подруга. — Как ты думаешь, о чем шла речь?
Я сосредоточилась.
— Похоже, его вызвали на работу. Он разговаривал по телефону коротко и деловито, но слегка подхалимским тоном. Звонил начальник, перед которым Максим стремится выслужиться. Что, не угадала? Только не говори, что у него такая манера ворковать с любовницей, а то я окончательно разочаруюсь в мужчинах.
— Насчет любовницы — сомневаюсь. Впрочем, собеседника я не слышала. А Максим сказал следующее: «Да, конечно. Я очень благодарен. Я могу прийти вместе с ним? Он плохо понимает французский, я буду переводить. Да, у нас много русского контингента, и нужен верный человек. В „Красное колесо“? Хорошо, в десять будем. Я понимаю всю важность, он тоже понимает и оправдает доверие».
Настя смолкла.
— Это все? — уточнила я.
— По крайней мере все, что я запомнила, — не без обиды отрезала подруга. — С тебя мы и того не получили!
— Не спорю. Значит, Максим работает в каком-то «Красном колесе» и собирается пристроить туда знакомого. Надо понимать, русского, который плохо понимает французский. Такого, вроде меня.
— У тебя мания величия. Ты плохо понимаешь английский, а французского не понимаешь вовсе.
Я решила не вступать в перепалку с человеком, только что вызволившим меня из тюрьмы (особенно учитывая, что сей человек совершенно прав), и примирительно кивнула.
— Значит, протеже Максима образованнее меня. Тем больше шансов у него получить работу. Кстати, до десяти времени еще навалом, и спешить Максиму было некуда. Значит, бросил он нас просто из вредности. Так и хочется сделать ему какую-то гадость в ответ, да?
— Руки чешутся, — свирепо ответила Настя. — Швырнул честную девушку на панель, гад! А вот скажи, название «Красное колесо» ничего тебе не напоминает? Где-то мы его слышали.
— Его Солженицын написал, — напомнила я и осеклась. Да ведь мы, заблудившись, видели ночной клуб с таким названием! Нас еще там напугала негры.
Подруга сообразила одновременно со мной.
— Получается, мы знаем, где работает этот мерзавец! — обрадовалась она. — И даже знаем, во сколько он там будет. Ты не думаешь, что это судьба?
— Хочешь подкараулить? — уточнила я. — И что? Потребуешь назад двадцать три евро?
Ознакомительная версия.
