Ознакомительная версия.
– Подполковник Хохленко, Кузьма Остапович!
– Очень приятно. – Тетя Каля весьма ловко слезла со стола – к этому времени она уже добралась до люстры, и также представилась, слегка зардевшись, что при ее природном цвете лица, усугубленном перманентным южным загаром, вряд ли можно было заметить: – Калерия Ивановна я, Свириденко…
– А, так это вы… – задумчиво протянул подполковник и тут же решительно добавил: – Ну, дак я зараз же вижу, что вы тут беспременно ни при чем… Вы, так я вижу, в этом конкретном случае невинная жертва трагического стечения обстоятельств…
– Ну вот же пришел настоящий мужчина, – проворковала тетя Каля, – и сразу же все в точности определил! Вы, Кузьма Остапович, с одного разу прямо в самый корень попали!
– Ты что же это, Ананасов, – повернулся подполковник к своему донельзя изумленному подчиненному, – такую исключительно порядочную женщину заставил напрягаться, к нам ехать… Поговорил бы мирно по месту жительства…
– Так я и хотел по месту жительства, а она сама затребовала…
– Ну, если сама – так это просто другое дело… Тем более, что иначе бы я… то есть мы с ней…
Подполковник был и вообще-то не очень речист, а сейчас, под действием особых обстоятельств, решительно не смог выбраться из этого предложения и несколько смутился. Ананасов видел такое впервые, да и вообще, смущенный подполковник милиции – зрелище куда более редкое, чем горилла-альбинос или шаровая молния.
Вообще, на глазах Ананасова происходило что-то необыкновенное, что-то поистине редкостное, что-то отдаленно напоминающее случающееся раз в году цветение кактуса «царица ночи».
Калерия Ивановна стояла посреди кабинета с закатанными рукавами и пыльной тряпкой в руках и не сводила зачарованного взгляда с Кузьмы Остаповича.
При его появлении она почувствовала дыхание родных степей, вольное дуновение южного ветра, колышущего бескрайние ковыли, в ушах у нее зазвучал скрип запряженных волами чумацких телег и звонкие голоса гарных хлопцев, перекликающихся, едучи на высоком возу: «Гей, Грицько, сукин кот, ты куда ж, так тебя и разэтак, горилку заховал?»
Конечно, все эти экзотические звуки ей только померещились и никаких чумацких телег в жизни она не видала, да и вообще чумаки вывелись из отечественного обихода больше ста лет назад, а в последнее время на их месте народилось такое же буйное племя «челноков», – однако от подполковника действительно пахнуло на нее чем-то удивительно родным.
– Кузьма Остапович! – зачарованно повторила непоколебимая тетка, и это имя прозвучало в ее устах настоящей музыкой, отдаленно напоминающей небезызвестный марш Мендельсона.
– Калерия Ивановна! – в лад ей проговорил бравый подполковник, и в его голосе появились немыслимые прежде мечтательные нотки.
Представилась ему вдруг отчего-то тарелка пламенеющего борща – такого густого, что ложка в нем непременно стояла, и такого ароматного, что все соседи начинают задумчиво принюхиваться, и миска замечательных вареников, такая глубокая, что не всякой вилкой можно достать до ее дна, и такая широкая, что не всякая птица долетит… Впрочем, это уже, кажется, перебор.
Почувствовав, что мысли его приобрели слишком уж неслужебное направление, и вспомнив, что на него смотрят милицейские массы в лице славного капитана Ананасова, подполковник прокашлялся, сбрасывая очарование момента, и проговорил, обращаясь к свидетельнице:
– Присядьте, прошу вас, Калерия Ивановна! Зараз мы с вами тут побеседуем, чтобы больше вас не беспокоить…
С этими словами он подставил тете Кале инвентарный стул, несколько маловатый и хлипкий для ее внушительных габаритов. Стул под тетей Калей печально скрипнул, но тем не менее устоял.
– Отчего же не побеседовать… – Тети Калин голос прозвучал как-то особенно певуче, как сопрано певицы Нетребко в арии Виолетты, только не так печально. – Но только мне никакого беспокойства… если с вами еще встретиться – так я всегда согласна…
Опомнившись и подумав, что сказала что-то лишнее и вряд ли приличное для уважающей себя вдовы, тетя Каля потупилась и закончила:
– Спрашивайте, Кузьма Остапович, все, что для вас только может быть интересно!
Собственные слова снова показались ей двусмысленными, и тетя Каля еще больше зарделась.
Подполковник прокашлялся и вместо того, что его действительно интересовало, спросил:
– Я, конечно, извиняюсь, но как же это вышло, Калерия Ивановна, что вы вошли в кабинет нотариуса Штокенвассера через дверь, а вышли оттуда непонятным науке способом?
Кузьма Остапович остался очень доволен своим вопросом – тем, как ловко и умело он его сформулировал, как прилично ввернул науку и особенно тем, как безошибочно ему удалось выговорить трудную фамилию покойного нотариуса. Даже ехидный Ананасов, кажется, посмотрел на своего начальника с большим уважением.
– Да как же вы могли подумать, Кузьма Остапович, – вскричала Калерия Ивановна, – что я могла что-то сделать тому нотариусу?! Да разве ж у меня сил хватит?
Капитан Ананасов был непоколебимо уверен, что эта тетка могла голыми руками расшвырять взвод омоновцев, если бы возникла у нее такая надобность, но его начальник так не считал. Он благосклонно глядел на свидетельницу и ждал ответа на свой вопрос.
Калерия Ивановна несколько пригорюнилась, вспомнив тот ужасный день, и начала:
– Такое дело, Кузьма Остапович, что была я замужем три раза…
Подполковник очень заинтересовался направлением, которое приняла их беседа, и слушал свидетельницу с чрезвычайным вниманием.
– И все мои мужья были люди основательные и достойные…
– Чего вы вполне заслуживаете! – не удержался от реплики подполковник.
Тетя Каля польщенно опустила взгляд и продолжила:
– А на данный момент я женщина свободная и самостоятельная, а проще говоря – вдова…
Подполковник явно обрадовался и продолжал слушать с удвоенным вниманием.
– И приходит мне вдруг приглашение посетить этого самого нотариуса… ну, который теперь покойник. Я недолго думая собралась, пока синенькие не поспели, и отправилась…
Мудрая тетя Каля не стала упоминать свою петербургскую племянницу и не стала также заострять внимание на истории с льготным железнодорожным билетом, из-за которого погибла несчастная Захаровна. Хохленко, который про эту историю, естественно, помнил, в данный момент больше интересовался смертью нотариуса, которая произошла на вверенной ему территории, и не стал сбивать свидетельницу лишними вопросами.
– Ждала я, ждала, пока подойдет моя очередь, очень даже от этого утомилась. Мне как-то легче, если я при деле – огород, там, прополоть, или, допустим, прибраться, – при этом тетя Каля окинула взглядом преобразившийся кабинет, – тогда как-то время незаметно пролетает, а когда так просто сидишь, так оно тянется, тянется – просто сил нет!
Подполковник кивнул с большим сочувствием, и Калерия Ивановна продолжила:
– В общем, девушка эта, нотариуса секретарша, сказала мне, что можно заходить. Ну я и зашла…
Тетя Каля горестно замолчала, снова вспомнив все, что ей пришлось пережить в тот ужасный день. Хохленко немного подождал и наконец весьма деликатно покашлял, чтобы дать понять свидетельнице, что их разговор вовсе еще не закончен.
Калерия Ивановна подняла на него затуманенный грустью взгляд и доверительно проговорила:
– Я, Кузьма Остапович, не из трусливых.
Подполковник нисколько в этом не сомневался и даже не нашел нужным об этом говорить.
– Но вот покойников, извиняюсь, очень не уважаю, – продолжила тетя Каля и заметно передернулась, – такое уж у меня к ним отношение. Кто пауков не любит, кто мышей, а я, извиняюсь, покойников.
Хохленко кивнул, ожидая продолжения.
– А тут вхожу я в кабинет, а он лежит… этот… Штукен… ну, в общем, вы понимаете. И как-то мне стало, извиняюсь, очень нехорошо…
– И как же вы, Калерия Ивановна, покинули кабинет? – спросил подполковник, когда пауза излишне затянулась.
– Сама даже не понимаю, – смущенно потупилась тетя Каля. – Как увидела этого покойника, так меня будто что подхватило, и я – фр-р – и на улице!
– Но через дверь ведь вы не проходили?
– Не проходила, – честно призналась тетя Каля.
– Значит, получается, что через окно?
– Да я ж прямо не знаю… то ж ведь неприлично… – Тетя Каля окончательно смутилась. – Как же ж… приличная женщина – и через окно… Нет, такого уж никак не может быть!
– Но ведь не через дверь же? – Хохленко вел допрос с непривычным для него терпением. – Ежели бы через дверь, так вас бы секретарша непременно заметила и посетители остальные…
– Не через дверь… – согласилась тетя Каля.
– Выходит, все-таки через окно!
– Выходит, так… – Калерия Ивановна вынуждена была согласиться скорее с убежденным тоном милиционера, чем с его аргументами.
Подполковник представил, как его новая знакомая с ее убедительными габаритами вылезала через окно из кабинета нотариуса, и эта картина невольно показалась ему невероятной. Но он тут же вспомнил, как ловко она только что взбиралась на стол, чтобы протереть видавшую виды люстру, и подумал, что эта женщина способна еще и не на такие подвиги.
Ознакомительная версия.
