В кутузке произошел обмен. Сииру бросили туда, чтобы он очнулся, дверь предупредительно заперли и затем отправились в избу посоветоваться, что же делать дальше.
Совершенно очевидно, что девицы разболтали по всему Стокгольму... Это дошло до Хеммо Сииры, и вот теперь он явился за своей добычей. В жизни беглеца в который уже раз появились сложности.
Ойва Юнтунен отхлебнул кофе из чашки Сииры и съел печенье. Собственно говоря, майор Ремес – мужик что надо. Коммерц-техник теперь в арестантской, в таком же надежном месте, как и золотые слитки на дне колодца. Ойва Юнтунен мог вздохнуть свободно, по крайней мере на то время, пока Сиира лежал в яслях.
Решили действовать по обстановке. На первый случай пусть Сиира побудет несколько дней под замком и подумает над своими требованиями. У него же богатый опыт отсидки.
– Для такого громилы посидеть никогда не вредно, – решил Ойва Юнтунен.
Коммерц-техник Сиира оказался уж очень упрямым. Он требовал свою долю добычи – несколько десятков килограммов. В первый день переговоры не привели ни к каким результатам. Майор Ремес урезал заключенному пайку, чтобы Сиира умерил свои требования, однако это не помогло. Но наконец, отсидев в холодной кутузке целую неделю, Сиира заявил, что он мог бы согласиться на двадцать килограммов золота. По мнению Ойвы Юнтунена, это было форменной наглостью. Конечно, золота оставалось еще где-то килограмма тридцать три, но всему должен быть предел.
Чтобы поскорее прижать противников к стенке, Сиира объявил голодовку. В Швеции это иногда помогало улучшить условия жизни арестантов. Однако в Куопсуваре это средство не возымело должного действия. В результате начиная с этого времени обитателю кутузки еду более не навязывали и даже осведомиться о ходе голодовки приходили далеко не каждый день.
После неожиданного трехдневного поста Сиира поднял в конюшне страшный шум, запросил поесть и попить, ругая стражников последними словами. Когда перед ним появилась плошка замерзшей овсяной каши, а в кошачей чашке – мутная водичка, он вновь согласился на переговоры.
Ойва Юнтунен предлагал Сиире десять килограммов золота. Коммерц-техник размышлял над предложением еще двое суток. В это время мороз удачно покрепчал до сорока градусов, и поскольку в арестантской не было никакого источника тепла, коммерц-техник Хеммо Сиира решил принять сделанное ему предложение.
В очередной раз перед убийцей-рецидивистом раскрылись тюремные ворота. Заключенного отвели в избу, накормили, напоили и разрешили выспаться в тепле. Майор Ремес вновь отсидел пару часов в кутузке, пока Ойва Юнтунен отпиливал от слитка кусок примерно килограммов на десять для коммерц-техника Сииры. Этого было более чем достаточно, чтобы обеспечить старость убийцы-рецидивиста.
Сиира подписал расписку. Майор предупредил, что Сиире не стоит и думать о мести: мол, станешь рыпаться –будешь иметь дело со мной. Сиира поклялся, что больше и в мыслях такого не держит. Он достаточно хорошо помнил кулак майора Ремеса и "веселые" денечки в конюшне лесопункта. Арестантскую в Куопсуваре и тюрьму Лонгхольмена нельзя было даже сравнивать. Последняя в сравнении с конюшней была пятизвездочным отелем, а шведские охранники – просто "чего изволите" в сравнении с майором Ремесом. А Ремеса можно бы похвалить за крепкую хватку: в Стокгольме не так много профессиональных "горилл", чей кулак так же плотно припечатывается к своей цели.
– У вас есть возможность неплохо заработать в Стокгольме. На хороших бойцов в профессиональных кругах всегда огромный спрос, – пояснил Сиира.
Отойдя от тюремных кошмаров, рецидивист Сиира стал собираться в обратную дорогу. Майор Ремес положил в его рюкзак двухдневный запас еды и десять килограммов золота. Затем они пожали друг другу руки. Когда Сиира рванул в сторону Леса повешенных лисиц, Ойва Юнтунен кисло произнес:
– Вот уж горбатого могила исправит. Взял да и грабанул десять килограммов золота.
И в тот момент, когда мужчины возвращались в избу, со стороны Леса повешенных лисиц донесся ужасный крик. Он был похож на предсмертный вопль убиваемого электротоком енота, но громче и дольше.
С мрачным предчувствием Ойва Юнтунен и майор Ремес бросились по лыжному следу Сииры. Он вел прямиком в лес, где были расставлены капканы, и вскоре перед глазами мужчин предстало ужасное, но, с другой стороны, комическое зрелище: коммерц-техник Сиира попался в капкан. Руки и ноги преступника еще бились в предсмертных судорогах. Когда спасатели добрались до места, для спасения рецидивиста ничего сделать уже было нельзя. В одной руке Сииры была бумажка, в которой людей предупреждали о капкане. Во рту застряла наполовину съеденная сосиска. Тело опустили из капкана вниз, на лыжи. Майор встал над покойником на четвереньки и попытался сделать ему искусственное дыхание методом "рот в рот". Ремес, словно тракторный компрессор, вгонял воздух в легкие рецидивиста, но жизнь так и не вернулась в тело. Да и шея наверняка была свернута.
Молча отнесли мужчины новую жертву лисьего капкана во двор лесопункта. Майор привычно принялся выстругивать гроб. В этот раз он согласился использовать доски, которые оторвал от стойла конюшни. Ойва Юнтунен не счел нужным делать погребальный венок. Сиире достаточно, что его в собственном одеянии положат в грубо сколоченную домовину. Крышку навечно заколотили четырехдюймовыми гвоздями. На ночь гроб занесли в арестантскую под замки.
На рассвете его положили в сани снегохода и отправились в Юха-Вайнан Ма. Ойва Юнтунен уселся, расставив ноги, сверху на фоб, чтобы при быстрой езде не свалиться в снег.
Могилу выкопали по старой схеме. В полдень она была готова: двухметровой глубины яма в двадцати метрах к востоку от могилы Наски Мошникофф, на другом склоне от хребта. Место было выбрано с учетом того, чтобы выходящая из тел покойников жидкость не смешалась, когда наступит лето. Мужчинам почему-то казалось, что это нехорошо по отношению к Наске, чтобы одни и те же могильные черви глодали по очереди добрейшей души старушку и закоренелого убийцу-рецидивиста.
Ойва Юнтунен и майор Ремес молча опустили гроб в глубь могилы, и он с эффектным стуком ударился о дно ямы. Мужчины сняли шапки, но никому из них не захотелось петь псалмы. Могилу забросали землей, а снежный слой разровняли. Следующая пурга скроет все следы. Летом на этом месте вырастет ничего не помнящий кустарник. Вот и окончилась грешная земная жизнь убийцы-рецидивиста Сииры. Может быть, он уже начал свое странствие по геенне огненной?
В избе мужчины так и не смогли придумать для себя никакого интересного занятия. Жизнь стала совсем тусклой. Две безымянные могилы в Юха-Вайнан Ма словно убили всю радость в Куопсуваре. По ночам голодные волки выли где-то в стороне кладбища. Через решетку покойницкой дул ветер, оконное стекло замерзло и лопнуло. Иногда генератор останавливался без видимой на то причины. Когда начинали топить баню, дым лез в глаза. Не поднимал настроения и черный нахальный ворон, который иногда пролетал над избушкой и ронял свои вонючие объедки, пытаясь попасть в колодец.
В конце концов Ойва Юнтунен подумал: а стоит ли вообще оставаться прозябать в этой мрачной тайге? В самом деле, что им двоим мешает отправиться восвояси, вернуться обратно к людям?
Примерно о том же думал и майор Ремес. Чего тут попусту мерзнуть? Хотелось уже в Рованиеми, в "Похьянхови". Можно было бы позвонить Стиккану в Стокгольм, а потом...
Ойва Юнтунен еще раз попросил майора запереться в арестантской. Нужно было сходить к захоронке за золотом для дорожных расходов.
Ойва Юнтунен поднял из колодца один целый слиток золота, а затем забрал из рюкзака убийцы-рецидивиста Сииры его добычу. Затем он выпустил майора Ремеса из заключения и протянул ему золото покойного Сииры.
– Бери, ты же семейный человек. Пользуйся, ты это заслужил, – торжественно проговорил Ойва Юнтунен.
Мужчины обнялись.
Майор Ремес истопил баню. На прощание напарились просто до изнеможения. После бани избушку окончательно заперли и весь багаж погрузили в сани снегохода. До наступления темноты решили добраться до Пулью, а оттуда — в большой мир.
Пятисотка, успевший вырасти из небольшого щенка почти до взрослой лисицы, сидел перед дровяником, глядя, как мужчины готовятся к отъезду. Он махал хвостом и хитро скалился.
– Вот бы забрать его в Стокгольм вместо собаки, –– усмехнулся Ойва Юнтунен.
– А что, это идея. Только помнится мне, по распоряжению Банка Финляндии пятисотки нельзя вывозить за пределы страны, – заметил майор Ремес.
Снегоход взревел, мужчины уселись и вскоре исчезли в вечерней темноте, передней фарой светя прямо в направлении Пулью. Проехали через Лес повешенных лисиц, мимо Юха-Вайнан Ма, а затем звук снегохода уже не доносился до лесопункта Куопсувара.
